Гатри кашлянул и спросил:

– Как скоро Сепо доберется до этого уровня?

– Не раньше, чем через несколько дней. Станция ведь такая огромная! Я все думаю, как бы мне переправить вас на тот уровень, который уже обыскали…

– Молодец. Но ты забываешь, что рано или поздно прятаться станет негде.

– Я помню. Но пока вы на свободе, можно надеяться на лучшее. – Эйко вдруг утратила сдержанность. – Давайте надеяться, Гатри-сан! Если вы погибнете…

– За себя я не боюсь, – перебил он. – Но для таких, как ты…

– «Файербол», – прошептала Эйко, которую словно осенило. – Вы боитесь за тех, кто верит компании, за ее партнеров?

– Разумеется, – откликнулся Гатри таким тоном, будто речь шла о чем-то несущественном. – Да, жизнь – штука приятная, но без «Файербола» на кой ляд она мне сдалась?

Как он, оказывается, одинок, подумала Эйко. И как его утешить? Она не нашлась, что сказать. Тишину нарушал только шорох ветра.

– Почему? – спросила наконец женщина.

– Ну… Мы основали компанию с Джулианой, моей женой… Она – наш ребенок.

– Разве у вас не было… настоящих детей? – Эйко обрадовало, что Гатри не прикрикнул на нее, не велел не совать нос в чужие дела.

– Конечно, были, но они выросли, стали жить отдельно. Отношения у нас оставались прекрасными, мы охотно нянчились с внуками… «Файербол» – другое. – Похоже, Гатри, несмотря на упреки, испытывал к Эйко признательность, потому и раскрыл перед ней душу. Однако женщина не могла не удивиться, когда он прибавил: – Потом Джулиана умерла, и я остался один.

– Один, – повторила Эйко, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы.

– Не надо меня жалеть! – буркнул он. – Я сам никогда до этого не опускался! Знала бы ты, какое удовольствие мне доставляло руководить компанией, покорять Солнечную систему, прикидывать, как проникнуть дальше!…

– Кажется, я могу представить. Вы бы хотели продолжать?

– Никто из нас не вечен. – Эйко словно воочию увидела, как он пожал плечами. – Кстати сказать, ведь перед тобой не настоящий Энсон Гатри. Всего лишь программа в металлическом ящике.

– Я имела в виду, – пробормотала женщина, – что вы хотели бы и дальше… исследовать космос. Вести человечество к звездам, к новым открытиям и свершениям, пережить солнца и галактики, стремясь достичь некоего идеала.

– Не совсем, – проворчал Гатри. – Я ведь не святой, чтобы пожертвовать всем ради грандиозной цели. И не настолько самовлюблен, чтобы предполагать, что с моей смертью «Файербол» немедленно провалится в тартарары. – Он помолчал, будто прислушиваясь к шелесту ветра. – Мы в кризисе, и не в одном. Кризис технический, кризис политический, и все порождают множество вопросов. К примеру, стоит ли продолжать космические исследования? Что такое изучение космоса – дорога в будущее или черная дыра, в которую вбухано уже столько средств? Некоторые государства настроены весьма решительно: подавай им звезды, и немедленно. Как с ними быть? Щелкнуть по носу или помочь? И как помешать превращению «Файербола» в государство? – Гатри говорил, то понижая голос, то снова воодушевляясь. – Я стал со временем старым болтуном, который мало на что способен, поэтому для «Файербола», для нашего с Джулианой детища, наилучшим выходом была бы моя отставка. Или же надо искать помощника с моим образом мыслей, которому не меньше моего хотелось бы осуществить мечту Джулианы. Я последовал совету друзей, утверждавших, что иначе нельзя, не сразу, но согласился на их просьбы. Возможно, они были правы. Как выяснилось, едва не опоздал, потому что, только-только мы все сделали, я умер.

Дом стоял на западной окраине заповедника Ванкувер-айленд. Кругом возвышались могучие ели. От дома начиналась тропинка, которая сбегала к причалу. Внизу, у подножия скал, шумел океан. День выдался теплый и ясный, лишь на востоке клубились бело-голубые облака. Дул прохладный ветерок, в небе с криками кружили изумительно белые чайки. Золотисто-зеленые волны сверкали на солнце, с грохотом обрушивались на берег; на расстоянии рокот прибоя воспринимался как гул колокола. В море виднелся рыбацкий баркас.

Здесь был воссоздан кусочек древней Земли, содержание которого обходилось весьма недешево.

Робот посадил флайер на площадку, выбрался из кабины и направился к дому. Он напоминал рыцаря в доспехах – две руки, две ноги, которые приводились в движение аккумуляторной батареей; разумеется, колеса, гусеницы, или дюзы были бы лучше, но сегодня случай особенный. Пол веранды застонал под его весом. Шейла Квентин услышала, как скрипят доски, и открыла дверь. Робот вошел в отделанную панелями из ореховой древесины переднюю. Внутри царил полумрак, в котором ярко сверкал видеоэкран, изображавший бегство Дедала и Икара из тюрьмы Миноса.

– Добро пожаловать, – сказала Шейла, помолчала и прибавила: – Зачем вы прилетели?

– Он просил, – отозвался робот густым басом. Чувствовалось, что машина еще не успела как следует освоить человеческие интонации.

– Да, но… – Шейла отвернулась. – Я думала, он… Одно дело родственники… Извините, но вы могли бы просто позвонить. Ему нельзя волноваться, – закончила она с вызовом.

– Он так хотел, – возразил робот, глядя на женщину, которая в молодости была, должно быть, весьма привлекательной. – Неужели вы не понимаете?

– Понимаю. – Шейла вздохнула. – В этом он весь. Но, будь моя воля, я бы вас к нему не пустила.

– Да ну?

– Я пыталась убедить его, но он не желал ничего слушать… – Она стиснула пальцы. – Ужасно, когда такой сильный человек становится вдруг совершенно беспомощным. Не надо было разрешать ему звонить…

– Он бы вас отругал и сделал все по-своему. Уж я-то знаю.

– Естественно. – Шейла посмотрела на робота. – Короче, я уступила. Можете презирать меня за слабость.

– С какой стати? – робот покачал головой. – Наоборот, большое вам спасибо.

– Не теряйте времени, – проговорила Шейла, бросив взгляд на лестницу, что вела на второй этаж. – Трудно сказать, как долго будет действовать лекарство. К сожалению, приходится всякий раз увеличивать дозу.

– Потом…

– Если «потом» наступит, – перебила она и судорожно сглотнула. – Так или иначе, он хотел остаться один.

– Меня можно не считать.

– Если бы он позволил мне, пока вы будете говорить, подержать его за руку… Нет! – воскликнула женщина. – Ступайте же! Ступайте!

Робот поднялся по лестнице, подошел к двери спальни, что выходила окнами на закат, и переступил порог. Белые стены, несколько картин, окна распахнуты настежь, ветерок теребит шторы. В углу старинные напольные часы, настоящий музейный экспонат; их тиканье как бы дополняло шорох ветра. Робот приблизился к кровати, на которой лежал Энсон Гатри. Тот моргнул. Вид у него был поистине ужасный – щеки ввалились, глаза запали, нос торчит словно камень из моря. Губы Гатри шевельнулись. Робот отрегулировал свой слух и разобрал слово «Привет», а еще – шелест еловых веток и рокот прибоя.

– Vaya con Dios, – поздоровался он.

– Ну-ну… – слабо усмехнулся Гатри. – Я хотел… встретиться напоследок… – Ему приходилось буквально выдавливать из себя слова. Дышал он прерывисто, с натугой.

– Шейла считает, что это неразумно, – заметил робот. – Может быть, она права.

– Может быть… Какая разница? Надеюсь… ты ее не обидел?

– Не уверен. – Робот выпрямился и неуклюже почесал затылок, будто у него там росли волосы. – Для меня все ново и непривычно. – Внезапно он заговорил суровым тоном, решив, очевидно, что нападение – лучший способ защиты: – А ты ее не обижал?

– Случалось… – Гатри отвел взгляд. – Но… – Он на мгновение умолк. – Ты сказал: «Vaya con Dios». – Человек снова усмехнулся. – Да, Джулиана мне бы устроила… Шейла и те женщины, что были до нее…

– Джулиана бы поняла, – заявил робот.

– Как знать?… По-моему, ты не совсем понимаешь… Просто не можешь… понять…

– Зачем ты так? – спросил робот, помолчав.