Гатри осторожно приподнял голову. Если он просто возьмет и высунется, то наверняка получит пулю, что и так едва не случилось, когда они с Кирогой отражали атаку сендеристов* [Очевидно, от испанского слова «senda» – тропа, тропинка.]; к счастью, им тогда удалось отбить нападение, проявив чудеса меткости.

Его заботил джип, стоявший ярдах в пятидесяти от дома, на том самом месте, где они, услышав выстрелы, выпрыгнули из машины. Гатри понятия не имел, что лучше – отстреливаться или выйти с поднятыми руками в надежде на милосердие маоистов. Правда, он особо и не раздумывал – крикнул: «Бежим!», схватил винтовку и кинулся к дому, который оказался пустым, то ли случайно, то ли потому, что хозяева испугались и удрали. Лишь очутившись внутри – Гатри смутно представлял себе, каким образом они добрались до укрытия, не получив ни единой царапины – заметил, что прихватил с собой ключи зажигания.

Сейчас джип стерегли двое guerrillas*. [Guerrillas (исп.) – партизаны.] Гатри их уже видел – низкорослые индейцы в бесформенных балахонах, вооруженные огнестрельным оружием: у одного автоматический пистолет, у другого кольт АР-15, должно быть, краденый. Они сидели в машине, покуривая сигаретки. Пастушок, который пригнал с выпаса лам, исчез из поля зрения Гатри. Деревня словно вымерла. Бандиты, кроме тех, кого оставили охранять джип, наверняка засели в домах. Интересно, давно ли банда тут обосновалась? Вряд ли; вдобавок, местные как будто не в восторге. Хотя – кому какое дело до простых людей? Когда появляется отряд Sendero Luminoso* [Sendero Luminoso (исп.) – букв. «идущий по светлому пути».], ты или славишь освободителей, или умираешь, иногда – долго и мучительно.

– Порядок, – проговорил Гатри, повернувшись к Луису Морено Кироге, который расположился у противоположной стены. – Я боялся, что они попытаются запустить двигатель без ключей и либо заведут, либо сожгут к чертям собачьим. Но теперь ясно, что до утра они не соберутся.

– Если соберутся вообще, – отозвался Кирога, тоже на английском, которым владел сравнительно свободно. Они с Гатри познакомились и подружились в бытность студентами технического колледжа в Сиэттле. Кирога защитил диплом, Гатри бросил колледж, в итоге они оказались на родине Луиса, в Чили. – Главное для них – мы.

– Естественно, однако вдруг им приспичит его завести? – Джип, который партнеры привезли из Америки, несмотря на почтенный возраст, был в отличном состоянии и мог проехать практически где угодно. «Почтенный возраст» означал, что машину изготовила компания «Америкен моторс», а в прежние времена работали на совесть; кроме того, двигатель джипа не требовал неэтилированного топлива, которого в предгорьях Анд зачастую было не достать. – Они могут взять нас измором. Не голод замучит, так жажда, – закончил Гатри, в горле у которого давным-давно пересохло.

– Не думаю, – возразил Кирога. – Такая тактика здесь не в почете. Скорее всего они дождутся ночи, когда мы устанем настолько, что будем спать на ходу, и, пока несколько человек станут отвлекать наше внимание, попробуют выломать дверь.

– Мне тоже так кажется. Что ж, постараемся их опередить. Слушай, а почему мы говорим на yanqui* [Yanqui (исп.) – дословно «янки, американский», здесь: «по-английски».]? Luis, amigo mio, lo siento…* [Luis, amigo mio, lo siento (исп.) – Луис, приятель, извини.]

– Тсс! Английский надежнее. Вдруг нас подслушивают?

– Верно… Мне чертовски жаль, что я втянул тебя в эту историю.

– Энсон, ты втянул меня, а я тебя. Помнишь вечеринку у Вэнса Холбрука, когда ты решил запить пивом принесенный мною ром? – Кирога усмехнулся. – Мы знали, на что идем.

– Да, но предложил-то я. – Гатри хотелось поднакопить деньжат. У него родился план: махнуть на юг, в Чили или Перу, купить там по дешевке старые, но хорошо сохранившиеся, благодаря климату и усилиям владельцев, машины, перегнать их на север и продать втридорога на автомобильном рынке, благо тот постепенно возрождался, заодно с экономикой.

– И молодец, – откликнулся Кирога. – Другое дело, что мы совершили ошибку, когда не стали пересекать границу, поехали посмотреть на озеро Титикака и доверились тому олуху из Ило, который уверял, что в здешних краях не осталось ни одного террориста.

– Возможно, он не соврал, и эта банда заявилась сюда издалека. Черт, и как я не догадался взять охрану?! – Гатри сплюнул. – Луис, мы плачемся друг другу в жилетку, словно пара вшивых либералов. Еще немного, и нам покажется, что местный люд живет в нищете только из-за нас.

– Все может быть, – угрюмо произнес Кирога и прибавил, помолчав: – Не думаю, что, если мы сдадимся, они оставят нас в заложниках и потребуют выкуп. После того, как мы обошлись с ними на глазах деревенских жителей, нас с тобой ожидает одно – пуля в лоб. Надо учесть на будущее.

– Нет, – поправил Гатри, которому гнев и нетерпение помогли справиться со страхом, – сначала надо выбраться отсюда. И мы выберемся!

– Когда?

– Когда стемнеет. – Гатри пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ответить: «Прямо сейчас». – Они тоже дожидаются темноты, но луна не появится раньше одиннадцати, так что торопиться им не с руки. Уходим самое позднее через час. Согласен?

– Разумеется. Знаешь, если ты не против, я какое-то время хотел бы подумать и помолиться.

– Взаимно.

Гатри отнюдь не сосредотачивался на том, что происходило снаружи, целиком и полностью полагаясь на свои инстинкты: тело реагировало самостоятельно, а чувства были обострены настолько, что, к примеру, глаза различали каждую звезду в небе над серым плато. В общем, сиди и размышляй, пока есть время, – но не тут-то было: мысли разбегались и путались. Гатри постарался не обращать внимания на шепот, доносившийся от противоположной стены. Не годится подслушивать, когда человек беседует со своим сердцем. Или с Богом, что, в принципе, одно и то же.

Вспомнить, что ли, беззаботное детство? «Былое в силах вызвать из забвенья…» Да, но вызовется ли оно? Отец, инженер-машиностроитель, высокий, с тихим голосом, никогда не перед кем не лебезивший. Мама, с улыбкой на лице составлявшая самые сложные компьютерные программы. Сьюзи… Господи, он так и не поздравил ее, когда она окончила колледж, даже не позвонил, не говоря уж о том, чтобы приехать!

Теперь перенесемся из родимого дома в приморском городе, малопривлекательном промышленном центре, что называется, на природу. Горы до небес, вековечные леса, океанские валы, что приходят с края света. Голубой рассвет, который наблюдаешь с борта двадцатифутового шлюпа; дюжина касаток бесшумно разрезает воды пролива Хуана де Фука, одна на миг приподнимает голову, словно желая доброго утра. Сосновый бор, дождь, девушка, рука в руке… Нет, об этом вспоминать не стоит. Беременность, ссоры, слезы, кривые ухмылки, насмешки, которым не видно конца – и взгляд матери… Он предал ее, ее и всех своих, как сегодня – самого себя.

Жутко хотелось закурить, но трубка осталась в джипе. Когда же, черт побери, кончится этот час? А чего они, собственно, дожидаются? На дворе уже достаточно темно. Бандиты могут напасть в любую минуту. Так, нажмем на кнопку, загорится лампочка, которая осветит циферблат. Сколько-сколько там натикало? Еще рано. Почему? Потому, что он сам определил срок. Час. Шестьдесят минут. Если он не выдержит, то уронит себя в глазах Луиса. Успокойся, приятель, успокойся. Спой что-нибудь – не вслух, чтобы не отвлекать товарища; вспомни все песни, какие знаешь, приличные и не слишком, особенно последние. «Мы никогда про тетю Клару…»

Пора! Господи Боже, пора!

– Пошли. – Гатри показалось, он услышал чей-то чужой голос.

Они шепотом обсудили, кто куда бежит, и решили: будь что будет, всего не предусмотришь. Кирога в темноте нащупал и стиснул плечо Гатри.

– Энсон, что бы ни случилось, я рад, что у меня такой друг. Спасибо за все.

– И тебе, – отозвался Гатри, не найдя других слов. – Двинулись! По жребию первым выпало идти Кироге. Он выскочил из двери и, пригибаясь, побежал вдоль стены с винтовкой в руках. Гатри устремился следом в направлении джипа, корпус которого тускло поблескивал в лунном свете.