В день своего сорокапятилетия Василий Иванович сел за стол и начал составлять список того, что он ненавидит. Первым пунктом шло его имя. «Вааасенькаааа», звала его мама с балкона и вместе с ним к подъезду неслись несколько котов ободранной внешности, вызывая радостный смех у Васиных друзей, которые оттачивали на его имени свое сомнительное остроумие. «Васька, а ты на коврике спишь? А молоко из блюдца пьешь? Воду экономишь, морду себе вылизываешь?» Все эти реплики постоянно вызывали дикое ржание и восторг подрастающего поколения и презрительные взгляды девчонок, обзывающих Василия то Мурзиком, то Барсиком. Именно поэтому Василий Иванович крепко задумался над вторым пунктом. Кого он больше ненавидит: котов или баб? Не отдавая себе отчета, он тихонько зашипел и, царапая бумагу ручкой, как когтем, вывел: 2. Кошки. Эти блохастые твари преследовали его повсюду. Мать их обожала и подкармливала, а также любила повторять историю, как некий подобранный на помойке кот поймал огромную крысу, пугавшую маму. А она как раз была беременна. Вот и назвала сыночка Васенькой. Василий Иванович зашипел громче и даже слегка выгнул спину дугой. Назвать единственного сына в честь кота! Да еще и не стесняться рассказывать об этом всем и каждому, включая зловредных мальчиков и девочек во дворе. Что приводило к третьему пункту: бабы. С женским полом Василию Ивановичу не везло с тех пор, когда, едва дыша от восторга и обожания, он подарил голубоглазой и светловолосой богине — девочке Лиде импортную конфету. Богиня, некрасиво чавкая, конфету быстро съела, аккуратно разгладила яркий фантик, положила его в карман и уже потом ехидно сказала, что дружить она с ним не будет, потому что у него блохи. «Блохастый, блохастый, блохастый», дразнилась Лида и скакала вокруг него на одной ножке. В душу пятилетнего Василия тогда закралась мысль, что все девчонки — дуры и предательницы. Прошло сорок лет и в этой мысли изменилось только одно: вместо «девчонок» он сейчас употреблял грубое слово «бабы». С женским полом ему не везло, повторимся. То они не обращали на застенчивого очкарика Васю внимания, выбирая громких, шумных и веселых парней. Потом, разведясь с этими «душами общества», которые не желали скучной и рутинной жизни в тесной клетке брака, они вспоминали про Васю, тем более, что и карьеру он успел сделать и зарабатывал хорошо и жильем был обеспечен. Вася же абсолютно не хотел роли «второго номера» или «запасного варианта», поэтому на ночь оставался, но чужих детишек по головам не гладил, к себе не приглашал и все намеки на долгую и счастливую жизнь отметал сразу же, предпочитая легкие и необременительные связи со студентками, которые не воспринимали его, как вариант «выгодно выйти замуж».

Четвертый пункт был неожиданен. Сны. Донимали Василь Иваныча сны. Вот уже несколько недель, строго в ночь с четверга на пятницу, когда снятся вещие сны (по версии его подчиненных дамочек, которые, кстати, поставили на нем клеймо женоненавистника, сухаря и импотента и с тех пор, не стесняясь, говорили при нем абсолютно обо всех своих бабских делах) «показывали» ему одну и ту же женщину. Никогда полностью. Частями. То увидит он стройные ноги, то пышную и соблазнительную грудь, то изящные маленькие кисти рук с тонкой и нежной кожей. Вот если бы не руки, он бы и не запомнил эти сны. На правой руке, на безымянном пальце незнакомки было кольцо. И вот это кольцо Василий успел рассмотреть досконально. «Эльфийское» — так он его назвал, сам толком не понимая почему, оно притягивало взгляд и слегка завораживало. Как ни старался Василий Иванович увидеть лицо, не получалось, поэтому и надоела ему эта мозаика из разных частей тела и вписал он эти сны в ненавистный список.

Зачем он его составлял? Он и сам не понимал. Хотел упорядочить и проанализировать свои сорок пять прожитых лет, а получилась ерунда какая–то. Он перечитал написанное, расстроился еще больше, скомкал листок и сжег его.

Тот самый кот Василий, спасший когда–то маму нашего героя от крысы, жил свою девятую жизнь. Не хотелось ему уходить из этого мира и этого обличья. Хорошо ему котом жилось, поэтому прожив четвертую или пятую жизнь, взял он тайм аут и быстренько прожил несколько жизней в шкуре домашних крыс (вот ведь ирония судьбы!). Ну что ж, тоже было неплохо. Кормили хорошо, играли, позволяли по комнатам бегать. Первая крысиная жизнь закончилась, едва начавшись. Хозяйка дверцей клетки придавила случайно. Убивалась и рыдала так, что Васька, была б его на то воля, не только воскрес бы, но и прожил не два года, как положено, а лет тридцать или сорок. Но «Законы жизни на Земле» давно уже написаны и апелляцию подавать поздно. Поэтому возродился он вскорости еще одним крысенком и всю свою недолгую жизнь радовал хозяйку. Зарекся быть крысой. Век короток, людей жалко. Крысе то что? Умер, переродился уже в кого–нибудь посолиднее, да и забыл все, что было. А человек в этом плане нежнее, чувствительней и память у него хорошая, к сожалению. Все помнит. Так Васька думал по крайней мере. Девятой жизнью он был, в принципе доволен. Кормили сытно, любили, баловали, одна неприятность была — хозяйка на улицу не выпускала. А он в отличие от своих собратьев (ну да, матрица бывает сбоит и память оставляет тем, кому не положено) помнил свои вольные и безбашенные прошлые жизни и тосковал по ним. Тянуло его на волю, к мусорным бакам и распутным кошкам, к свежей весенней траве и дракам, от которых кровь вскипает в венах и остро ощущается прелесть жизни. Не хватало всего этого. А тут еще он мозгами пораскинул, подсчитал, загибая пальцы на лапах и понял, что эта жизнь девятая — последняя, после нее или вперед, может быть даже человеком родиться сможет или опять, вниз, к крысам, мышам и всяким кротам и ежам. Вниз, понятное дело, не хотелось. «Сами улиток, да червяков жрите», думал Василий, стаскивая безнадзорный кусок мяса со стола. «Только вперед, на слона еще согласен или на человека, хотя мерзавцем ведь буду по всем правилам. Лучше слон.» Осталось за малым — вести себя так, чтобы заслужить перерождение. Список Васька составить, понятное дело, не мог, дневники не вел, вот и сел он одним солнечным утречком на террасе, стал припоминать свои жизни и думать, достоин ли большого во всех смыслах повышения. Получалось, что не очень. Особо он не грешил, по своим, кошачьим меркам. Ну, дрался, котят плодил без меры, так это его кошачья сущность, на то он и кот, чтобы оставить после себя потомство и содранные и обоссанные обои и занавески. Такого, чтобы хозяина под монастырь подвести или беду накликать, нет, такого за ним не водилось. наоборот, был даже геройский поступок в одной из его жизней. В какой, он не помнил. Все–таки кошачьи мозги хуже «оборудованы», чем человеческие в плане памяти. Так вот. Дело было в одном большущем городе. И за месяц его не оббежишь, машин, автобусов много, жизнь суетная и быстрая. Жил тогда Васька около мусорки трехэтажного старого дома. Жизнь была так себе. Люди разные попадались, кто пнет, кто подзовет и накормит, а кто подзовет и пнет. В целом, можно было перебиться, но как писал один умный человек (про то Васька не знал, но подписался бы под каждым словом) кот может недоедать, но вот спать ему надо на мягоньком и теплом. А вот с этим была большая проблема. Даже если и находилось нечто подобное, крепко уснуть, чтобы от всей души отдохнуть, вытянувшись на чистом коврике или простыне и подставив теплу нежное пузико, не получалось. Приходилось спать вполглаза, вполуха, прислушиваться к шорохам и звукам и опасаться всего. Вот это его больше всего бесило. Страх! Липкое и противное чувство, не отпускающее ни на минуту. Вот за избавление от страха он и готов был променять свою свободу. Редко кого забирали с улицы. В основном котят. Понятно, что миленькие пушистики, еще наивные и неопытные, трогательные и с шерсткой больше похожей на цыплячий пух легче западали в душу и сердце и будили первобытный инстинкт — защитить и накормить детеныша! Их то в основном и выбирали, а уж Ваське, взрослому коту, с драными ушами и лихим, придурковатым взглядом, мало что «светило». Но, как известно, Судьба иногда улыбается даже тем, кого в упор не замечала всю жизнь. Васька деловито рылся в мусорном баке. Был понедельник, а значит, можно было поживиться рыбьими головами и потрохами, оставшимися после пивных выходных. Пронзительный вопль вышвырнул его из мусорки. Он увидел, как большая крыса, которую он потревожил, бежит прочь, а на ее пути стоит и вопит сильно беременная молодая женщина. Охота! Слово древнее, бодрящее, слово от которого у любого настоящего мачо, будь он хоть котом, хоть псом, хоть человеком, встает шерсть или волосы на загривке или затылке и лапы–ноги сами несут его туда, за добычей! Добыча! Слово еще лучше, обещающее и обед и сытых детей и благодарность верной подруги. Подруги у Васьки не было, дети имелись и в большом количестве, но где они были? А вот наглость жирной крысы, пугающей беременных женщин средь бела дня, следовало пресечь на корню. Что Васька с успехом и сделал. Противник был крупный, ну так и он кот был не маленький, да еще и опытный боец. Пока беременная вопила, он с крысой и справился. Чутье подсказало, что не стоит волочить трофей к ногам дамочки. А вот подойти и потереться об ее ноги определенно можно было попробовать. Что хитрый Васька и сделал. Женщина, придерживая огромный живот, попыталась нагнуться. Не получилось.