— Твою ж …, — Валерка осекся, посмотрев на сына и начал читать письмо.

Ирина застыла соляным столбом, испуганно осматривая подарки, Ленька, все также крепко прижимая к себе кота, одной рукой пытался немного приоткрыть торт, чтобы хотя бы понюхать такую красоту.

— Так, — Валерий тяжело вздохнул. — Кот остается у нас. Тихо! — сразу сказал он Ирине, которая уже широко открыла рот. — Тихо. Пока ничего не могу рассказать. Потом. Деньги и эти бумаги надо надежно спрятать. Давай подумаем куда. Ленька, не ковыряй торт, мама чай заварит, будем все вместе его пробовать.

Мальчик поднял голову.

— Пап, Барсику корм специальный надо купить и витамины.

— Какой специальный? — Валерий спросил механически, думая о своем.

— Чтобы шерсть выводить, он же длинношерстный.

— Что? — оба родителя посмотрели на него, как на незнакомца. — Откуда ты знаешь?

Ленька засопел.

— Знаю.

— Ну, хорошо. Ириш, организуй ужин и чай с тортом, а мы за кошачьей едой сбегаем.

Он поцеловал ошарашенную жену в губы. — Пошли, Ленька.

Когда они вышли из подъезда им и в голову не пришло посмотреть на крышу дома напротив. И зря. Потому что там, наверху, лежал тот самый курьер с подзорной трубой. Посмотрев вслед Валерию и Леньке, он достал телефон, набрал номер и оставил краткое сообщение: «Все получилось именно так, как вы и говорили. Все хорошо. Удачного полета.»

«Дражайший Валерий Олегович!

Я искренне сожалею и даже немного раскаиваюсь, что ввел Вас в заблуждение. Сначала случайно, потом абсолютно целенаправленно.» Афанасий Георгиевич сидел за стареньким письменным столом и, сам того не замечая, грыз ручку, как школьник, с трудом подбирая нужные слова. Черновик был исчеркан вдоль и поперек. Письмо надо было написать убедительно, правдиво и искренне, а как на одном листе уместить все то, что творится у тебя в душе? Старичок тяжело вздохнул и продолжил.

" Я совсем не беден и не одинок. Когда Вы будете читать это письмо, я буду в самолете, направляющимся в Австралию, где меня ждет семья: жена, дети и внуки.»

— Черт знает что! — сказал он пустой комнате. — Шпионский роман какой–то! Никто бы и не поверил, что это жизнь!

«Я оставался в России, чтобы решить вопросы с недвижимостью и жил на съемной квартире. Человек я неприхотливый, поэтому и квартиру выбрал первую попавшуюся, ту самую, нищую и убогую, в которой Вы побывали. Не иначе Судьба заставила меня вызвать сантехника, чтобы починить кран, хотя капал он сразу и у меня в мыслях не было что–то предпринимать. Но потом меня подтолкнул Рок. Пришли Вы и меня сразу же покорила Ваша отзывчивость и порядочность, а потом, когда Вас выбрал Барсик… Я понял, что нашел человека, которому можно доверить главное сокровище и дело моей жизни — карту, по которой можно найти Эликсир Жизни.»

Афанасий Георгиевич посмотрел в окно и как наяву вспомнил то злосчастное лето, когда он поехал на Урал к знаменитой травнице за лекарством для Аннушки.

— Аннушка, — произнес он вслух. Он уже с трудом припоминал ее лицо. Так бывает. Он действительно ее очень сильно любил и был готов отдать за нее жизнь, но прошло столько лет… После ее смерти он долго страдал, мучился, пытался даже с собой покончить, а потом время подлечило рану и он встретил Оленьку. Это уже была другая любовь. Более зрелая, не такая буйная и безумная, но на всю жизнь. Он представил, как жена сейчас плещется в бассейне или возится в саду с необычными растениями или готовит что–нибудь и затосковал. Скорее бы увидеться. С грустью взглянул на новенькую кошачью переноску, на стопку Барсиковых документов в аккуратной папке и подумал, как тяжело ему придется. Как они расстроятся, узнав, что любимец семьи остался здесь и они его больше никогда не увидят.

— Самое страшное и самое прекрасное слово на свете — это «никогда», — вслух произнес Афанасий Георгиевич и понял, что надо дописать письмо поскорее, чтобы уже закончить с этой тягостной обязанностью. — Ведь в сущности, я поступаю, как трус, переваливая на постороннего человека очень большие проблемы. И абсолютно не уверен, правильно ли я делаю.

«Вы, наверное, уже догадались, что кот подобранный Вашим замечательным сыном Леонидом — это мой Барсик. Вы, возможно, не поверите мне, когда я скажу, что Барсик старше меня. Да, да, коты столько не живут, но это не простой кот, а старой и очень сильной ведьмы. Она подарила долгую жизнь своим коту, собаке и крысе. Я не знаю, сколько еще кот проживет, потому что уже более полувека он был моим верным спутником и другом, вполне возможно, когда миссия будет выполнена, он уйдет. Барсик сам выбрал Вас и Вашу семью и я доверяю ему, а его Вам. Я очень прошу принять кота и заботиться о нем, он еще Вам пригодится.»

— Опять как в сказке! «Я тебе еще пригожусь». — Афанасий Георгиевич отбросил ручку и пошел на кухоньку заваривать чай. — Травы, надо бы им травок подарить. Немного, но самых сильных. Что тут у меня есть? — Он выложил на стол платяные мешочки, открывал один за другим, нюхал и откладывал некоторые в сторону. Заварив себе чай, сел с чашкой в кресло и погрузился в воспоминания, забыв, что хотел поскорее дописать письмо. Память бережно хранила события того лета и все то, что случилось потом.

Каждое утро соседи приносили бабе Нюре молоко. Самое свежее, парное и Афоне, как городскому и «изможденному» «племяннику» сразу же наливалась большая кружка. Бабка зорким соколом следила, чтобы он выпивал эту кружку до капельки, отгоняя рыжего кота, который клянчил молочка. Афанасий все порывался налить ему самую малость, да бабка сразу же начинала серчать:

— Вот еще! Пусть мышей ловит!

Кот ими и питался, больше ему ничего не давали, разве что супчика прокисшего нальют иногда, вот и хотелось бедолаге молочка. Ходил он вокруг парня, умильно заглядывал в глаза, терся об ноги. Афанасий, у которого никогда не было ни кошки, ни собаки, ни даже аквариумных рыбок, полюбил и Барсика и Собаку и тайком их подкармливал. Улучал момент и таскал из погреба молоко, простоквашу и, когда соседи угощали, мясо. «Неправильно», сказал сам себе Афанасий Георгиевич. Баба Нюра жила практически за счет соседей и это «когда» было, на самом деле, «всегда». Мстительную и сильную знахарку предпочитали не злить. Как вылечить, так и напакостить могла очень уж легко, вот и несли все, что было.

Прожил Афоня в Горках около месяца, когда произошло вот что. Утром, как всегда, принесли молоко. Баба Нюра лично налила кружку и дала Афоне вместе с краюшкой свежего хлеба. Полюбились парню эти завтраки. Молоко слегка теплое, жирное, пахучее, с ароматом трав и чистых родников. А такого хлеба, из русской печки, с хрустящей корочкой он никогда не пробовал и мог целыми днями грызть горбушки, натертые чесноком и солью.

— Баб Нюра, чем сегодня мне заняться?

— Ты травки выучил, которые я тебе показала?

— Конечно.

Он уже вовсю помогал ей с травами, учился быстро и с огромной охотой. Его грызла мысль, что эти травки очень–очень нужны и ему, и … Кому? Он не мог вспомнить, как не пытался.

— Молодец! Чаек сделаешь. Кузьминична животом маяться начала, ей нужно.

Баба Нюра, как всегда, налила кружку молока, отрезала хлеба и статуей застыла около Афанасия, покрикивая на кота и собаку, клянчивших подачку. Парня не оставляла мысль, что крыса Тешка у бабки на плече также внимательно следит, как он завтракает и разве что приятного аппетита ему не желает, до того у нее были умные и внимательные глазки.

— Баб Нюр! — вдруг завопили у калитки.

— Да чтоб вас! — выругалась бабка и пошла смотреть, кто там с утреца так разрывается.

— Баб Нюр, деду плохо, кажись помирает, помоги, а! — маленькая испуганная девочка кричала у калитки.

— Иду! — бабка схватила котомку, «докторский чемоданчик», как про себя называл ее Афоня и помчалась к девочке. Откуда у нее бралась резвость и силы в таких случаях никто не знал, но ведунья бежала к больному наравне с длинноногой и быстрой девчушкой.