* * *

В темной мутной каше, в которой я плавала уже века, где мою душу измучили демоны, где каждый мой поступок был запротоколирован, изучен и оценен, где не было света и надежды, где была полная безысходность, моя рука вдруг коснулась света. Вы зря думаете, что нельзя прикоснуться к свету, почувствовать на вкус звуки, услышать краски — все это можно! Я прикоснулась к свету и поняла, что он еще очень мягкий и пушистый, что его усы щекочут мне лицо. Мой Снежный Барс, мои Снежка и Барсик вцепились в меня когтями, зубами и тащили меня наверх, рыком распугивая нечисть, слезами разгоняя тьму. Я очнулась в машине, летящей с огромной скоростью, Барс вылизывал мне руки, Снежка терлась огромной мордой о мой нос и я сразу в них поверила. Как там говорилось в одной книге? Срабатывает только один шанс на миллион? Если шанс один на 999 999, то он уже не сработает? Вот мой и был. Один на миллион и он сработал. Они были со мной.

— Дайте попить, пожалуйста, — попросила я и чуть не угробила нас всех, потому что водитель — незнакомый парень резко повернул руль от неожиданности.

В придорожном кафе мы просидели часа три. Олеся (так звали эту чудную женщину) сразу же сказала, что Ромик и Жулька, т. е. Снежана и Барс — мои.

— Они принесли мне удачу, — сказала она. Они с Димой переглянулись и подмигнули друг другу.

Я не стала ее расспрашивать, было видно, что она не собирается перед нами исповедоваться. Потом мы с Павлом рассказывали свои истории, потом Дима еще раз слушал мне сердце и легкие, считал пульс и сказал, что жить я буду долго и счастливо.

Когда что–то в твоей жизни заканчивается, хорошее или плохое, внутри остается пустота. Ее нужно чем–то заполнить. Мы и заполняли: легким разговором ни о чем, восхищением местной кухней и, конечно, кошкой и собакой.

— Подождите, а те собаки? Что с ними будет? — у меня кольнуло сердце. — Мы вернемся за ними?

— А вы уверены, что они захотят с вами пойти? Они там выросли и вполне самостоятельны. — Олеся говорила жестко и даже жестоко, но была права. — Кроме того, у них там еще есть дела. Им надо приглядывать за Николаем Семеновичем и Леночкой, — Олеся почему–то помрачнела и замолчала.

* * *

Я добрался до этого долбанного Озера уже ночью. Никогда столько не ходил, да еще так высоко, но мысль о том, что там Леночка — одна, испугана, может быть ей холодно, подбадривала меня так, что я не обращал внимания ни на что и просто лез вперед. Силы оставили меня, когда я услышал лай второй собаки совсем рядом. Эта блохастая скотина все–таки привела меня.

— Лена, Лена, — я звал ее, а сердце колотилось от усталости, волнения и ужаса, вдруг с ней что–то случилось.

— Коля, ты? — она подбежала ко мне и я так обрадовался, как пацан, как мальчишка, как тогда, когда получил свой первый миллион. И виделись с ней вчера, а кажется — вечность прошла!

Пока мы устраивались на ночлег, пока говорили, времени прошло много. А куда нам было торопиться?

Я давно уже не отдыхал вот так, чтобы никого рядом, чтобы ни телефона, ни интернета, ни проблем, ничего. Только мы с ней. Я даже не думал, что так может быть. Еда была, конечно, дерьмовой, давно я не ел тушенку с кашей, не хлебал жиденький супчик из пакетика.

— Это тебе экологический туризм и экстрим, — хохотала моя Ленка, посвежевшая и помолодевшая без всяких косметологов и спа. Да и сам я скинул десяток лет. Давно уже жизнь, еда, любовь не доставляли такого огромного удовольствия. Так, наверное, чувствовали себя Адам и Ева в раю, свободными и счастливыми.

Мы так часто любили друг друга, гуляли, купались и, как результат, ели, что продукты в рюкзаке того парня, Пашка, что ли? Стали заканчиваться.

— Я схожу вниз и пригоню своих балбесов с нормальной едой, поскучаешь денек одна?

— Ууу, — нахмурилась Леночка.

Как же я любил ее, все, что она делала и говорила, все ее капризы и желания и это детское «ууу», когда она расстраивалась.

— Зато потом мы здесь будем жить сколько захочешь! Договорились?

— Обещаешь?

Странно, она никогда не спрашивала меня так, считала, что если пообещаю, обязательно что–то случится.

— Обещаю, любимая. А ты пока попробуй приручить этих тварей, я показал на собак, греющихся на солнце. Они упорно не хотели подходить к нам и ели только тогда, когда мы отходили от их мисок. Лену это расстраивало, она видела, как они ластились к Павлу и Маше.

Я захватил пустой рюкзак и пошел вниз. Я обдумывал еще один заказ этой дерзкой стервозине Олесе и ее верному Диме. Заказ, за который они не получат ни копейки, но который им придется выполнить. Он будет очень простым. Передать привет Апостолу Петру. Лично. Потому что это мое Озеро и делиться им я намерен только с женой и детьми, а то, что они у нас будут, я уже не сомневался.

6

То лето было необычно жарким и долгим. Уже конец августа, а дни еще теплые, солнце не жалеет тепла, щедро поливает лучами землю. Две собаки обустраивали маленькую пещеру, готовились к холодам. Они знали, что еще чуть–чуть и наступит дождливая, промозглая осень, а там и снежная, суровая зима. Сука скоро должна была ощениться. В плохое время щенки появятся на свет, к зиме будут не готовы, не подрастут, как надо. Она всегда приносила по два щенка. Выкармливала их, воспитывала, а потом, когда они взрослели, вела вниз. Хозяев они находили сами. Как? Родители не знали. Они жили на Озере и знали, что когда выйдет их время, дети останутся здесь, им на смену.

Ветер хлопал полотнищами палаток, всепроникающий дождь вымочил брошенное имущество, и собаки, решив, что это все для них, утащили один спальник к себе в пещеру. Второй они с упоением разодрали, рыча, мотая головами, сражаясь с новым противником — плодом современных технологий, обеспечивающих тепло и комфорт. Они сожрали оставленное печенье, разорвали пачки чая и перца, потом долго чихали и терлись мордами об траву. Пустой банкой из под сгущенки они долго с удовольствием играли, закатили ее в кусты, не смогли вытащить и вернулись к разграблению палаток. Сука устала от этого лета. Оно было не таким, как предыдущие. Суетное и волнительное. Она знала, что немного погодя к Озеру придет человек, оставит им невкусного, но питательного корма и этого хватит, пока она не сможет вновь выйти на охоту. Охотились они всегда вместе: кобель и сука — идеальная команда, понимающая друг друга, связанная невидимыми узами интуиции, инстинкта и любви.

* * *

Она серьезно заболела, когда ей было лет десять. Внезапно силы оставили ее, она стала уставать, не могла даже дойти до школы, а уж высидеть уроки, ей было не под силу. В дальнем горном селе помочь ей не смогли и отправили вниз, в большой город, в больницу, которая казалась ей целым миром, живущим по своим законам и правилам. Там никто никого не знал и не стремился к этому, когда она вежливо здоровалась с каждым встреченным человеком, на нее странно поглядывали и не отвечали, что еще больше пугало тоненькую черноволосую девочку, привыкшую к уютному селу, где все друг с другом были знакомы. Дряхлый прадед плакал и просил не отдавать девочку врачам, говорил, что есть такое Озеро, которое лечит и пусть родители дождутся лета, а он уж девочку туда сведет. Она вообще была его любимица, он рассказывал ей сказки, угощал конфетами, а один раз даже достал где–то диковинный фрукт — банан. Она сильно тосковала по дому, по родным, по синим горам, по дедовым историям, именно поэтому она и пристрастилась к чтению. Книги открывали перед ней огромный мир, который узнавать и узнавать, интересный и абсолютно необъятный. Она перечитала все в больничной библиотеке и, видя ее всегда с книжкой, ей стали приносить книги родители других детей. Ее жалели, как птенца, выпавшего из гнезда, как сиротку и все потому, что ее родители жили далеко и не могли навещать дочку. Так и получилось, что она стала инопланетянкой — девочкой не от мира сего, живущей в мире грез и историй, где можно было спрятаться от больничного быта, невкусной еды, ужасного молока с пенкой и тоски по дому.