— Сценическую карту? — переспросил Джейк.

У того вытянулось лицо:

— Они что, тебе ее не дали?

Нет, не дали.

Он не дал.

Гидеон Козаар.

Джейк бросил взгляд вдаль. За спину актеру. За беспечно болтающих и покуривающих актеров, за воскресших мертвецов.

За ними высилась лачуга, чуть покосившаяся, обшитая досками.

Дверь в ней на миг приоткрылась, и Джейк разглядел в глубине в темно-красном свете силуэт человека с наушниками на голове.

Джейк не спеша поднялся. Лодыжку прострелила острая боль.

Кое-как проковыляв пару шагов, он остановился.

— С тобой все в порядке?

Джейк словно не слышал вопроса. Раздвигая локтями толпу актеров, он поплелся дальше к лачуге.

Дверь была на замке.

Он схватил замок и потянул.

Дверь раскрылась.

Внутри было красное освещение, и казалось, все там плавает в крови. Вдоль стены стоял ряд мониторов, на которых светились знакомые картинки: лагерь, лес, гребень горы, сама лачуга снаружи.

— Я все ждал, когда же ты разыщешь меня. — Гидеон Козаар стоял к Джейку спиной и смотрел на экраны.

— Это… это так… — чуть не плача, выкрикнул Джейк.

— Нечестно? — повернулся к нему Козаар, пряча в бороде беглую улыбку.

— Но меня же могли убить!

— Ни в коем случае. Труппа настолько отлично подготовлена, что об опасности не может быть и речи. Они знали, где и когда что должно взорваться и охраняли тебя от всяких случайностей. У них были спрятаны наушники, по которым им сообщали о времени и прочем. Некоторых, правда, понесло. Джеймс Никкерсон — тот парень, что играл Радемахера, — будет оштрафован за то, что порезал тебе щеку. А если тебе понадобится пластическая операция, я все оплачу. Но такова цена искусства, Джейк. Не каждая четырнадцатилетняя звезда играет в фильме, построенном полностью на нем.

— Построенном на мне? Но вы же меня не знаете!

— А зачем мне тебя знать? Ты сам создал рассказ, как я видел, сказку о бредящем войной мальчике по имени Джейк, который силой воображения перемещается в прошлое и узнает на личном опыте, что такое настоящая война.

— Но как… как вам все это удалось сделать? Старое селение Гобсонс-Корнер?..

— Копия. Выстроенная моей командой декораторов. Они расчистили участок в лесу, даже почву в точности восстановили. В тот день, когда мы встретились, ты видел троих из них. Они занимались топографией окрестностей Гобсонс-Корнера, доводили все до совершенства. Правда ведь — впечатляюще?

— А если бы я не нашел площадку? Ведь я и так чуть было…

— Я верил в тебя.

— А где вы были, когда я добрался туда? Почему вы не сказали мне, что это кино?

— Но это лишило бы тебя всякой искренности. Знай ты, что это съемки, ты б никогда не сыграл так, как сыграл. Это было потрясающе.

Потрясающе?

Я сдался.

Сбежал.

Проявил слабость.

И весь мир это увидит.

— Еще чего не хватало… — пробормотал Джейк.

— Конфликт храбрости и благоразумия, — парировал Козаар. — Взлеты и падения человеческого «я». Самонадеянность и уничижение. Тактика, которая ни к черту не годится. Жизнь и Смерть. И все это в модной обертке «экшн». Быть тебе номером первым в списке голливудских звезд.

— Да плевать мне на это! Вы не имеете права это показывать!

— Как? Тебе не нравится, как мы сняли? Будем переснимать?

Нет!

Никогда!

Ни за что и никогда!

Не слушай его!

— Я… мне надо идти, — пробормотал Джейк. — Мой брат там, наверное, уже с ума сошел.

— Он знает, — бросил Гидеон Козаар, пожимая плечами. — Я сказал ему. Он дал мне телефон ваших родителей в Чикаго. Они очень гордятся тобой. Насколько помню, твоя мама сказала: «Он в своей стихии». И могу только согласиться с ней. Хотя я и был несколько удивлен той концовкой, которую ты придумал…

— Ничего я не придумывал! Я просто…

— Но это и есть суть истинной импровизации. Ты и думать не думаешь о том, что случится через секунду, так ведь? Хотя тебе кажется все наоборот. Даже если ты тысячи раз проиграл все в голове. Дома. В полном уединении.

Гидеон Козаар улыбнулся, а у Джейка было такое чувство, будто его погладили ножом для колки льда.

Глаза Козаара беспрерывно меняли цвет. Темная бездна превращалась в небесную синь, пламя обращалось в хлад.

Он знал.

Все.

Он видел меня на чердаке. Он читал дневник. Он читал мои мысли.

Но как?

— Кто… вы… такой? — спросил Джейк.

— Ты сам, Джейк. Только ты этого еще не знаешь.

— Как это следует понимать?

— Сам узнаешь, когда будешь готов. Тогда вспомни обо мне. Меня, может, тогда уже не будет. Я и так говорю тебе больше, чем имею право, и могу за это поплатиться. — Козаар вздохнул. — Но я всегда был не в ладах с правилами. Только когда их нарушают, происходит что-то новое, ты не думал так? Иногда мятежники действительно побеждают. Ну а теперь, извини меня…

Резко повернувшись, Козаар направился к двери в противоположной стене.

— Подождите! — закричал Джейк.

Над головой он заметил движение на экране одного из мониторов. Вид снаружи от внешней видеокамеры. Той камеры, что следила за лачугой.

Когда Козаар открыл дверь, на картинке тоже открылась дверь.

Когда Козаар вышел наружу и захлопнул за собой дверь, на экране дверь тоже захлопнулась.

Но никто из нее не выходил.

— Это что за?..

Джейк ринулся к задней двери и резким движением распахнул ее.

Перед ним стоял стол, накрытый для актеров и всех участников съемок.

Джейк осмотрел местность и заметил то, чего не видел раньше — микрофоны, громкоговорители, камеры, — крошечные черные предметы, спрятанные на деревьях и кустах. Одни были беспроволочными, от других тянулись провода.

Разве они были здесь раньше?

Как я мог их не заметить?

В голове у Джейка теснились тысячи вопросов.

Но Гидеон Козаар исчез.

— И как это меня угораздило так войти в роль. Что я за идиот. Ты хоть когда-нибудь простишь меня?

Джеймс Никкерсон сидел на краешке дивана в гостиной Бранфордов. Рыжие волосы у него были гладко зачесаны назад и блестели от бриолина. Подбородок был тщательно выбрит, и грязи на лице не было. Лицо все такое же красное, но на сей раз не от гнева, а смущения.

Джейк осторожно провел пальцем по щеке. Рана еще побаливала, хотя уже образовался довольно плотный шов.

— Ничего, до свадьбы заживет.

— Я бы увернулся, — хмуро вставил Байрон, — если б он взял меня.

— Знаешь, что Козаар сказал нам? — Никкерсон чуть ссутулил плечи и понизил голос для полноты эффекта: — «Можете не играть. Будьте сами собой, пока я не скажу: «Стоп, камеры!», но не секундой раньше, будет ли это продолжаться несколько часов, день, неделю». Мы знали только, что должен появиться мальчишка, и нам полагалось делать две вещи: реагировать на его поведение и охранять его от взрывов. Плюс, когда он запросится домой, мы должны были отвести его в декорации Гобсонс-Корнера. За ушами у нас были такие крохотные чипсы на случай, если Козаару понадобится дать нам какие-то указания, чего практически ни разу не было.

— Не пойму, как он умудрился выстроить целое селение так, что ни одна живая душа ничего не заметила, — буркнул Байрон.

— Полиция была в курсе, — пояснил Никкерсон. — Торговая палата Гобсонс-Корнера тоже. Еще местные власти. Они заверили, что в это время над нашими головами не пролетит ни один самолет и все такое прочее, и обещали держать все в секрете. Так мы и очутились в этом военном лагере — огромной студии на открытом воздухе. Камеры и микрофоны запрятали так, что ничего не видно, да и все беспроволочное — это просто магия какая-то. Будто мы на самой что ни на есть настоящей войне. И проходит не день, не неделя — целых две недели, когда наконец объявляется Джейк.