— Понял.

— И пускай будут настороже. Те, кто это сделал… Стоит расслабиться на одно мгновение, и нам всем конец.

Легкие холодные капли весеннего дождя падали на разгоряченную кожу Джегера. Эта влажная серая ласка великолепно соответствовала его нынешнему состоянию.

Он стоял в сосновом лесу в стороне от игрового поля, и его темные брюки с курткой сливались с промозглым сырым и капающим пейзажем. До него эхом донесся крик:

— Прикрывай его, Алекс! Не отставай! Прикрывай его!

Это был голос кого-то из родителей, но Уиллу он был незнаком. Тот парнишка, должно быть, тут новичок, однако, поскольку Джегер отсутствовал более трех лет, большинство лиц казались ему новыми.

Как и его лицо им.

Странная одинокая, полускрытая за деревьями фигура, наблюдающая за тем, как школьники играют в регби, хотя этот матч не представлял для него никакого интереса, поскольку ему не за кого болеть.

Было что-то такое в том незнакомце, в его угрюмом и замкнутом лице, что встревожило бы любого, кто его увидел бы.

Просто удивительно, что никто так и не вызвал полицию.

Подняв лицо к небу, Джегер посмотрел на тучи. Низкие облака хмурились и неслись по нему так проворно, как будто пытались обогнать неукротимо рвущиеся к воротам крошечные фигурки, которых подбадривали их гордые отцы, предчувствующие близость победы, выстраданной с таким трудом.

«Что я здесь делаю?» — спрашивал себя Джегер.

Ему казалось, он хочет вспомнить — прежде чем откроется новая страница его миссии, перед встречей с людьми Наровой, кем бы они ни были. Он пришел сюда, на это исхлестанное дождем поле, потому что здесь он в последний раз видел своего сына счастливым и свободным, перед тем как его забрала темнота. И мрак поглотил их обоих.

Он пришел сюда, чтобы попытаться снова хоть отчасти ощутить эту чистую сверкающую бесценную магию.

Джегер обвел глазами пейзаж, наконец задержав взгляд на приземистых, но внушительных очертаниях Шерборнского аббатства. Более тринадцати веков саксонский собор, а затем Бенедиктинское аббатство, подобно часовым, возвышались над этим историческим городом и школой, которую с таким удовольствием посещал его сын.

Все это великолепное образование и традиции необычайно мощно выкристаллизовались здесь, на этом поле для регби.

«КА МАТЭ! КА МАТЭ! КА ОРА! КА ОРА! — Я гибну! Я гибну! Я живу! Я живу!»

Джегеру казалось, он слышит, как этот легко узнаваемый речитатив разносится над полем, вибрируя в его воспоминаниях.

Рафф и Джегер представляли собой костяк команды САС по регби и разрывали в клочья защиту соперников. Рафф всегда начинал хаку — воинственный танец маори, традиционно исполняемый перед матчем. Вся остальная команда располагалась по флангам, бесстрашно и неудержимо. В САС служило довольно много маори, так что этот танец был более чем уместен.

У Раффа своих детей не было. Он вообще не относился к людям, пригодным для брака. Таким образом, Рафф практически усыновил Люка, сделав его своим приемным сыном. Постепенно он стал частым гостем в школе и почетным тренером команды по регби. Официально школа не позволяла исполнять танец перед матчами. Но неофициально все тренеры закрывали на это глаза, особенно после того, как мальчишки стали непобедимы.

Вот так древняя воинственная песня маори начала эхом разноситься над священными полями Шерборна.

«КА МАТЭ! КА МАТЭ! КА ОРА! КА ОРА!»

Джегер наблюдал за матчем. Команда соперника снова повалила мальчишек из Шерборна на землю. Игра у них не клеилась. Джегер сомневался, начинают ли здесь свои матчи хакой по-прежнему, ведь они с Раффом отсутствовали долгих три года.

Он уже собирался развернуться и уйти. «Триумф» был припаркован неподалеку, под деревьями, где автомобиль совсем не привлекал внимания. Вдруг Джегер ощутил, что рядом кто-то есть. Он оглянулся.

— О боже, Уильям. Я так и думал, что это ты. Но что?.. Черт, как давно я тебя не видел. — Мужчина протянул ему руку. — Как ты, черт возьми, поживаешь?

Джегер узнал бы его где угодно. Полноватый, с кривыми зубами, глазами навыкате и завязанными в хвостик седеющими волосами, Жюль Олланд был лучше известен всей округе как Крысолов. Или, если коротко, — Крыса.

Мужчины обменялись рукопожатием.

— Я поживаю… Ну, можно сказать, что я поживаю.

Олланд поморщился.

— Звучит не слишком убедительно. — Он сделал паузу. — Ты просто взял и исчез. Помнишь тот рождественский турнир — регби-7? Ты, Люк и Руфь были такими заметными личностями в школе. А к Новому году вы пропали. Без единого слова.

В его голосе звучала почти обида. Джегер понимал Олланда. Многим их дружба казалась странной, но Уилл постепенно проникся симпатией к странностям и чудачествам Крысы, а также к его полной безыскусственности.

Крыса всегда оставался самим собой, никогда не пытаясь выглядеть лучше, чем он был на самом деле.

В то Рождество Уиллу удалось затащить Руфь на матч. Она не любила регби, потому что не могла смотреть на то, как Люка «избивают».

Джегер ее понимал, однако даже в свои восемь лет Люк был одержим этой игрой. Он казался прирожденным защитником, что в сочетании с преданностью команде позволило занять центральное место в обороне. Он был настоящей скалой. Львом.

В отборе мяча ему не было равных, пройти Люка удавалось лишь немногим. И, несмотря на переживания и волнения его матери, он с гордостью щеголял кровоподтеками и царапинами, считая их знаками отличия. Казалось, мальчик представляет собой естественную иллюстрацию высказывания: «То, что тебя не ломает, делает тебя сильнее».

Рождественский вид спорта — регби-7 (по семь игроков с каждой стороны), как правило, в отличие от обычной игры, проходили быстрее, и участники меньше увязали в жестоких столкновениях. Однажды Джегер заманил Руфь на матч регби-7, и стоило ей увидеть сына несущимся словно ветер и заносящим мяч в ворота, как она тут же влюбилась в эту игру.

С этого момента они с Руфью плечом к плечу стояли на кромке поля, криками поддерживая Люка и его команду. В такие минуты Джегер особенно остро ощущал радость от того, что все вместе они семья.

Он записал на видео один из самых трудных матчей, чтобы показать запись мальчишкам и проанализировать, что они могут сделать для усовершенствования своей игры. Это было ценным уроком. Но, кроме того, кадры видео стали одним из последних напоминаний о его пропавшем сыне.

За три темных года, минувших с тех пор, как он потерял Люка, Джегер вновь и вновь прокручивал эпизоды с его участием.

То Рождество они совершенно спонтанно решили провести на севере, в Уэльсе, выехав туда с палаткой, битком набив машину всевозможным снаряжением и подарками. Руфь обожала все, связанное с живой природой, и была убежденной защитницей окружающей среды. Сын унаследовал ее интересы. Ничто на свете не заставило бы эту троицу отказаться от вылазки куда-нибудь в глушь.

Но именно там, в валлийских горах, у него отняли Руфь и Люка. Измученный и движимый горем, Джегер оборвал все связи с миром, в котором они когда-то жили, включая Жюля Олланда и его сына Дэниела.

Дэниел, страдавший синдромом Аспергера, что по сути являлось разновидностью аутизма, был лучшим другом Люка в школе. Джегер не хотел и думать о том, как на него подействовала внезапная утрата боевого друга.

Олланд неопределенно махнул рукой в сторону поля.

— Ты, наверное, заметил, что у Дэна по-прежнему плоскостопие. Весь в папочку — косорукое чудовище в любом виде спорта. По крайней мере, для успехов в регби достаточно иметь немного жирка и мышц. — Он взглянул на свое брюшко. — Но что касается моего сына, то первого у него явно больше.

— Мне очень жаль, — выдавил из себя Джегер. — Я имею в виду исчезновение. Молчание. У нас кое-что произошло. — Он обвел взглядом исхлестанный дождем пейзаж. — Возможно, до тебя дошли слухи.