— Взаимно. — Не дыша, ответила я.

— Жду вас в пятницу вечером, как и договорились.

Мою руку отпустили.

— В случае, если….

— Планы могут измениться? — он скорее не спрашивал, а констатировал.

— Боюсь, что так.

— Хорошо, я передам, чтобы вам позвонили.

— Спасибо.

— До свидания. — МЧ улыбнулся. Звучит это «до свидания» не то чтобы романтично, но как-то лично. Так что возводить баррикады дружественного союза пришлось мне своим сухим. — До встречи.

Сидя в обеденный перерыв в офисе я не смогла не позволить себе вспомнить об МЧ. Просмотр образцов тканей способствовал высвобождению воспоминаний. Итак…

Первое правило этого человека — держать эмоции в себе, не улыбаться открыто, не смеяться. Усмехаться он может, но только это. Второе правило: первым начинать и заканчивать разговор. Удобно, никто не докучает и не тревожит по пустякам. Он признавался, что любит поговорить. Но темы опять-таки выбирает он, и все они далеки от бизнеса. Не хвастает, однако гордится своими успехами. Чем, кстати, делится, но весьма скупо.

Семья, родные, друзья — об окружении ни слова. Но хотя бы критерии выбора людей известны — уникальность человека, уникальность ситуации знакомства.

Очень интересно.

Что ж, могу с точностью сказать, что мое знакомство с ним можно приписать к необычным. Но вот его критерии отношений с женщинами не вписывались в среду дружеских: симпатия, любовь, страсть. Что не говори, но симпатии в дружбе между полами нередко приводят к связи. И не скажешь, что из этого вырастет: долгоиграющая страсть или вечная любовь. Не тот случай. Его собственный вывод — дружбы нет. Есть приятельские отношения, но до доверительных откровений им далеко.

Я мысленно попыталась просчитать — сколько девушек он назвал, так сказать, знакомыми. Здесь так же присутствует критерий: моя личная знакомая, знакомая друга. Становится ли знакомая друга его личной знакомой в виду особых обстоятельств, например совместной ночи, он не уточнил. Однако количество знакомых (которых он в диалоге не делит на своих и чужих) по моим скромным подсчетам перевалило за 50 и это лишь за одну неделю знакомства и три встречи.

Слишком сдержан, умен, богат, изранен. Изранен уместно. Если я начинаю хватать воздух губами, то он в свою очередь при столкновении с не слишком приятной темой или воспоминаниями действует иначе.

Вопрос был о родителях, и общались мы по телефону, болезненность вопроса вылилась в едва заметное заикание. О семье с тех пор не спрашиваю, для начала раскроем менее близкий круг приближенных к нему людей — друзья.

Коллеги не в счет. Положение хозяин и подчиненные прослеживается строго по вертикали, без панибратства, но с барскими замашками. Сумма, в размере полугодовой зарплаты, выданная личному секретарю при аннулировании невыгодной компании, впечатляла.

— Не считай чужих денег, — одернула я себя и продолжила мысленный просчет господина МЧ.

— Итак, о страстях: редкие книги, скоростные авто, монеты, фильмы… было что-то еще. Может, новинки техники? — Я перебрала в памяти все обрывки. — Новинки вычеркиваем. Азартные игры, компьютерные игры, девушки, сигареты, выпивка, драгоценности?

Драгоценности — да, а именно камни, в фаворитах — бриллианты. Остальное нет. Под вопросом девушки и об этом нужно узнать.

Прекрасная тема для следующей встречи.

Прозвенел звонок.

— Савельев, — сказала Алика.

— Соедини.

Щелчок и приветливый голос Сани обдал меня своим теплом.

— Привет, кроха! Чем маешься?

— Не поверишь, наслаждаюсь!

— И это на работе?! Малыш, немедленно расскажи, что это, ибо перед моими глазами проносятся картины одна лучше другой. — Мгновенно перешел на шепот. — Ты там не одна? Он рядом?

— Можешь не шептать, — промурлыкала я, — из-под стола он тебя вряд ли расслышит.

— Даже так?! — молчание на том конце провода затянулось.

— Шалунья! — выдохнул он. — Как ты его уговорила?

— Он рвался сам. — Заверила я.

— Сам?! — опешил Савельев.

— Да, именно так. Просила же, не дари!

— Постой, МЧ я тебе не дарил!

— А кто говорит об МЧ?

— Но… — На том конце началась бессильная атака с несостыковками.

— Остынь, я о котенке, которого ты мне вручил на 8 марта.

— Но… — завис Саня, и продолжилось его немое сопротивление.

— Об МЧ я думала, интересный образчик человеческой натуры.

— Вот видишь! — отмер Саня. — Я же говорил, что он тебе понравится!

— Да говорил, но не в этом контексте.

— Что! — не понял он. — А да, я о физическом плане говорил.

— А-ха! — не удержалась я от колкости. — Словно опробовал сам.

Там поперхнулись, потом засопели, потом… слава Богу, он не матерится при дамах, так что меня громко и настоятельно послали на Хутор близ Диканьки.

— Обязательно схожу! — согласилась я. — Так по какому поводу тревожишь?

— Зараза, — возмутился Саня моим любимым словечком и, пообещав перезвонить, отключился.

Выражение «Я счаз!» В его устах может означать многое и ничего. Ладно, я никуда не тороплюсь, подождем.

В ожидании не заметила, как погрузилась в прошлое.

Помню, как Саня говорил эту фразу несколько лет назад. Ночь, холодно, я в разбитых чувствах. Между нами тысячи километров, и самый замечательный человек готов слушать меня, не перебивая, в третьем часу ночи. Он знает мне это нужно, и он остается на связи, чтобы мне стало легче.

— Малыш… Я счаз!

Как оказалось потом, он закрыл двери в кабинет, предварительно поцеловав супругу и объяснив, что мне очень плохо и нужна простая поддержка. Он справится сам, ее помощь не нужна, и лучшее, что она может сделать в этой ситуации, не ревновать его к другу, то есть ко мне.

Что было тогда? … А что было.

Я в деталях вспомнила себя в те дни. Хорошо подходили следующие определения: уничтожена, изничтожена, изранена, избита… Очаровательной шутницы в тот день не стало, осталась растерзанная я. Растерзанная — смешно. А ведь почти чувствовала, сердце вырвали, и омывается красной кровью зияющая рана в груди. Больно не было, было невыносимо. Любила ли я тогда? Наверное, все же нет.

Привязалась. Просто привязалась до онемения, а когда связь пропала, я оказалась пустым незащищенным сосудом. Почему?

— Рассказывай… — Предложил Саня, как он всегда это делает в трудную минуту.

Рассказывать было нечего… Я привязалась, а он просто исчез. Гордость не позволила требовать объяснений. Да и к чему они? Я попыталась сказать спасибо и забыть, выкинуть, стереть, заменить… Он свободен, я свободна. Свободной стать удалось лишь через четыре месяца с огромным трудом и безграничной силой воли. Освободилась ли я? Почти.

Но вначале я писала письма и не отправляла их, уходила в стихи и почти полностью перестала петь. Улыбка померкла, но осталась.

Рассказала в двух словах, окончанием служило — Он уехал, он просто уехал и не сказал ни слова…

— Давно?

Да, он знает, что я не подниму бури в стакане, если человек не появляется несколько дней. Или не звонит неделю.

— Месяц.

— Хочешь, чтобы я узнал: жив ли он? — спросил Саня.

— Можешь?

Столько надежды я давно не слышала в своем голосе. Саму покоробила эта бесхребетность.

— Могу. Но у меня к тебе просьба.

— Слушаю.

— Если попытается вернуться… — Угрожающе начал мой друг.

— Сань, тебе не кажется, что это слишком. Ты вот, например, спокойно возвращаешься к одной и той же супруге уже не в первый раз и без потерь на фронте. А другим принимать раскаявшихся разве нельзя?

— Полин, я это я.

— Да, и ты себя знаешь.

— Именно, я себя знаю. К тому же я дальше «бла-бла-бла какая хорошенькая» в свободном полете не шел, ограничения все-таки существуют. И моя об этом знает и верит мне, несмотря на размолвки. Проверенный, так сказать,… а что это за хрыч, который тебя посмел бросить без видимых на то причин, мне неизвестно! Так что пусть катится, если еще не издох!