– Вам нравится опера, мистер Грэм?

– Раз уж вы тоже американка, мисс Макалистер, признаюсь, что предпочту песню Стивена Фостера[22] любой арии. У меня никогда не было времени выучиться культуре в нужной степени. Я бизнесмен. И все же, вопреки старой пословице, полагаю, что хоть я и старый пес, но еще могу научиться новым штучкам.

Карлос заменил пустой бокал Грэма полным, а другой дал Мэри.

– Я не сомневался, что ты обрадуешься случаю поговорить с соотечественником, Мэри, – произнес он по-английски с сильным французским акцентом. – Я уже говорил вам, Уилл, Мэри учит мою Жанну говорить по-американски.

– Она потрясно говорит, – сказал Уилл и улыбнулся Мэри: – Вы, наверное, хороший учитель. Когда я приехал в Новый Орлеан, то хотел выучиться французскому, да только дальше «мерси» и «бонжур» дело не пошло. По-моему, во всем виноват учитель. В таком случае мне не нужно признаваться, что у самого башка слишком тупая.

– Но, мистер Грэм, вам следует попытаться еще раз. Надо только представить себе, что французский – это очередная новая штучка.

Смех обоих американцев привел Карлоса в полное недоумение.

Уилл Грэм поклонился Мэри:

– Рад был познакомиться, мэм. Пожалуй, попробую еще раз одолеть, так сказать, парле ву. – Он протянул руку: – Карлос, спасибо, что пригласили меня.

Месье Куртенэ пожал руку американца, второй ладонью накрыв рукопожатие.

– Ваше посещение – честь для меня и моей семьи, – сказал он.

Мэри улыбнулась уходящему мистеру Грэму. Затем улыбка ее сделалась еще шире.

– Филипп! – воскликнула она.

Он вошел в ложу, когда дверь еще не успела закрыться за Уиллом Грэмом.

– Мэри, дружочек мой, – сказал Филипп, – как поживаешь? Я тебя с переднего ряда не заметил. Пряталась, наверное… Ты что-то очень бледная. Куда ж девались розовые щечки? Тебе надо бы позагорать. Или, по крайности, выпить еще шампанского. Дай-ка я налью тебе полный бокал.

– Спасибо, Филипп. Только не лучше ли тебе поздороваться с Бертой и Жанной? Как-никак у нее сегодня дебют.

– Милая Мэри, моя очаровательная сестрица вонзит в меня свои прекрасные зубки, если я отодвину кого-то из ее кавалеров и займу его место. Только взгляни на нее.

Мэри обернулась. Что-то больно кольнуло ее, когда она увидела Вальмона Сен-Бревэна, улыбающегося приподнятому личику Жанны. Такая же сцена в Монфлери отозвалась у нее болью в сердце, но на этот раз боль была сильнее. Она убедила себя, что переболела этим нелепым увлечением, что Вальмон Сен-Бревэн – просто символ героя любовно-приключенческих романов и ничего общего с ее чувствами не имеет. Ее больше не задевало, когда Жанна заговаривала о нем, вновь и вновь произнося его имя.

Во всяком случае Мэри так себе внушила.

Но вот он оказался рядом. Высокий, стройный, мускулистый, красивый, сильный и нежный. Последнее она поняла по тому, как он смотрел на Жанну.

Это было невыносимо.

Мэри снова повернулась к Филиппу.

– Мне показалось, ты собирался принести мне шампанского, – сказала она. – У меня праздничное настроение. Это же моя первая опера, и я от нее в полном восторге.

«Плакать запрещается, Мэри Макалистер», – сказала она про себя.

– Не будьте таким жестоким, Вальмон, не заставляйте меня плакать, – сказала Жанна и посмотрела вправо, на Макса. – Согласитесь, Макс, что Вальмон жесток. Он напоминает мне о том, что я делала в детстве, а ведь знает, что теперь, когда я повзрослела, мне хотелось бы все забыть. – Она чуть надулась, и стала заметна очаровательная ямочка на ее мягком подбородке и соблазнительно пухлый ротик.

«Ну и ну! – подумал Вэл. – Малютка сестра Филиппа ввергла Макса в полное смущение. Его, закоренелого старого холостяка. Через минуту, если я не проявлю осторожность, тоже начну заикаться. Она красивая дикая кошечка и знает это. Прелестнейшее существо, ворвавшееся в высший свет Нового Орлеана с тех пор, как я вернулся. Стало почти законом, чтобы молодые женщины были очень бледны и очень непорочны. Но малышка Куртенэ вся покраснела от своего сегодняшнего триумфа, а что до непорочности, не сомневаюсь, она с восторгом избавится от нее». Он оценивающе посмотрел на обтянутые шелком холмики полных грудей Жанны, на ее гладкие плечи и безупречно белую шею.

Вэл почувствовал, что и она смотрит на него. Грудь ее то вздымалась, то опадала от учащенного дыхания. Острым розовым язычком она облизывала губы.

Она даже не понимает, что делает, почувствовал он. Это было для него настоящим открытием. Жанна смотрела на него глазами женщины, у которой вот-вот наступит оргазм. Зрачки ее были сильно расширены, отчего глаза казались совершенно черными и бездонными, – они словно свидетельствовали о тайне, соединяющей мужчину и женщину.

Вэл заставил себя отвести взгляд. Он еще не готов принять подобное предложение. Не говоря уже обо всех сопутствующих обстоятельствах – ухаживании, браке, детях, утрате свободы. Пока еще не готов.

– Нам не следует монополизировать самую очаровательную красавицу сезона, – поспешно сказал он и выругался про себя: какой у него хриплый голос. – Беру назад все, что говорил о твоем детстве, Жанна. Если из-за меня ты будешь плакать, у меня разорвется сердце.

– Я заплачу, если вы уйдете так скоро.

– Но я должен. С тобой жаждет познакомиться целый полк обожателей. Au revoir.

– Вальмон! Вы к нам придете?

– С величайшим удовольствием.

Он поспешно удалился.

Филипп остановил его, прежде чем он успел дойти до двери.

– Вэл, ты совсем не выпил шампанского. По моему просвещенному мнению, оно неподражаемо. – Филипп был чуточку пьян.

Вэл мудро воздержался от спора. Он принял бокал, попробовал и объявил, что вино великолепно.

– Ты знаком с моей подругой Мэри? Конечно же, знаком. По Монфлери.

Вальмон посмотрел на мертвенно-бледную девушку рядом с Филиппом. Она осушала свой бокал.

«Сделай так, чтобы мне стало лучше, – умоляла она вино. – Внутри у меня все пусто. Пот течет по спине, руки липкие, ноги дрожат, вокруг все то исчезает, то появляется снова. Если я потеряю сознание, то лучше мне умереть, чем прийти в себя. Смелей же, Мэри, – приказала она себе. – Этот мужчина – такой же человек, как и все остальные. И ты должна, по крайней мере, поблагодарить его за то, что он спас тебя от большой беды».

– Мы встречались раньше, – сказала она, и в тот же момент Вэл произнес:

– Мы не встречались раньше.

Филипп моргнул:

– Так что же все-таки? Да или нет?

Мэри поспешно заговорила:

– Не в Монфлери, Филипп. Месье Сен-Бревэн вряд ли помнит меня, но я его помню, потому что он пришел мне на помощь, когда я была в большой опасности. Может быть, он даже спас мне жизнь.

– Это уж слишком похоже на театр, Мэри. Что случилось? – Филиппа качнуло. – С лошади упала, что ли? – Он оглушительно расхохотался. Вальмон протянул руку, поддерживая его.

– Я чувствую себя крайне глупо, мадемуазель, – сказал Вэл. – Не помню, чтобы мне приходилось спасать жизнь молодой даме. Но мне приятно, что я смог оказать вам услугу. Извините меня, кажется, теперь я должен оказать услугу моему другу Карлосу Куртенэ и препроводить его сына обратно к нам в ложу.

Мэри в первый раз взглянула в глаза Вальмону. Он никак не прореагировал.

– Да, – сказала она, и в голосе ее была та же свинцовая тяжесть, как и на сердце. – До свидания, Филипп. – Но тут в ней что-то всколыхнулось. Яростное желание, чтобы Вальмон Сен-Бревэн признался, что они не полные незнакомцы, что жизни их соприкасались, что он держал ее в объятиях. – Пока вы не ушли, месье, примите мою благодарность. Я чувствую, что обязана поблагодарить вас. Это было Четвертого июля, на улице меня ударил хулиган. Вы прогнали его. Я у вас в долгу.

Вэл нахмурил, а потом разгладил лоб.

– Так это были вы? Боже мой! Я никак не мог связать ту потасовку с сегодняшним… событием. Как вы познакомились с Куртенэ? Через Филиппа?