Вальмона эта реплика застигла с набитым ртом, на что Мари и рассчитывала. Он расхохотался так, что едва не подавился.

Придя в себя, он взял Мари за руку и церемонно ее поцеловал.

– Твоя ревность делает мне честь, – произнес он, не отрывая губ от гладкой кожи ее пальцев. Отпустив ее руку, он принялся развязывать шейный платок. – Равно как и любопытство. Я попробую удовлетворить его. Можешь сама поискать монограмму.

Мари прыснула:

– Льстишь себе, как всегда. Можешь хоть до костей оголиться – я все равно с тобой в постель не лягу.

Не говоря ни слова, Вальмон завязал платок и сосредоточился на еде. Мари последовала его примеру.

Молчание их было спокойным. Чувствовалось, что еда доставляет удовольствие обоим. Фасоль с рисом была очень вкусна, а некое сексуальное напряжение между ними служило как бы дополнительной острой приправой.

Было маловероятно, чтобы Вальмон когда-нибудь разделил постель с Мари, и они оба это знали. У Мари были любовники, но только не белые, и лишь такие, которыми она могла повелевать. Вальмон же не подходил ни по одному из пунктов.

Но маловероятно – еще не значит невозможно. Оставалась небольшая вероятность, которая приятно дразнила обоих, давая пищу для игр, тем более приятных от того, что эта возможность оставалась неиспользованной. На этом и строилась их дружба, но не только и не столько на этом. Главным было взаимное уважение и восхищение. Каждый признавал силу личности и независимость другого. Ни одному из них не требовалось утверждаться в глазах другого. Поэтому им было хорошо вместе.

– Еще? – спросила Мари, когда миска Вальмона опустела.

– Кофе, если можно. Было очень вкусно – выше всяких похвал.

– Пойду поставлю кофейник. – Мари проворно убрала миски со стола, а вместо них поставила чашки, потом высыпала из жестянки кофейные зерна и принялась их толочь, повернувшись к Вэлу спиной.

– И какие же драгоценные компоненты ты замешиваешь в приворотное зелье, Мари? – лениво спросил он.

Мари ничего не ответила. Плечи ее сотрясались от смеха.

– Значит, это была ты, черт возьми! – В голосе его уже не было умиротворенности. – И после этого ты можешь называть себя моим другом? Если тебе нужны деньги, я дам тебе их. Вовсе не обязательно продавать мое будущее какой-то истеричной девице. Кончай, черт возьми, молоть и ответь мне!

Мари метнула взгляд через плечо:

– Погоди минуточку. Надо кофе заварить.

– Не хочу я никакого кофе! Мне нужен твой ответ.

– А я хочу кофе, и мне все равно, хочешь ты его или нет. И не забывай, что ты в моем доме, месье Сен-Бревэн. Веди себя как джентльмен или убирайся. – Она занялась кофе, а Вальмон пыхтел от ярости.

Потом она пододвинула свой стул к столу. Глаза ее искрились весельем и немножко злорадством.

– Тебе изменило чувство юмора, Вэл. Я разочарована.

– Мари, в этом нет ничего смешного. Как ты могла направить Жанну Куртенэ в мой дом с каким-то зельем? Она устроила нелепейшую, омерзительную сцену.

Мари наклонилась к нему, упершись ладонью в подбородок:

– Что еще за нелепую сцену? Расскажи, мне страшно интересно.

– Уж поверь мне на слово, чрезвычайно нелепую. Почему ты со мной так поступила, Мари? Я не мог поверить, что это ты послала ее, пока ты не расхохоталась, как ненормальная.

– Ах, Вальмон, не строй из себя обиженного. Я ничего дурного не замышляла. Эта дурочка нарушила мои указания. Я всего-навсего дала ей заклинание для чрезмерно озабоченных светских девственниц. Ей нужно было прошептать заклинание тебе на ухо, когда вы окажетесь вместе в постели. С такими, как она, это всегда ведет к браку. Ведь если бы ты лег с ней в постель, все равно обязан был бы на ней жениться; ведь так в вашем мире полагается?

– Ты велела ей забраться ко мне в постель?

– Ничего подобного. Я велела ей прошептать заклинание, когда она уже окажется в твоей постели. Это очень существенная разница.

Вэл уставился на невинно улыбающееся лицо Мари. Помимо воли он засмеялся.

– Вот ведьма, – сказал он.

– Спасибо.

– Кофе готов?

– Это могло случиться, – сказал Вэл, прихлебывая кофе, – если бы она объявилась, когда я был навеселе, чувствовал себя одиноко или не в духе. Она аппетитная штучка.

– Тебе, друг мой, нужна женщина… Нет, не я. И не крошка Куртенэ. С ней ты через неделю сойдешь с ума от скуки.

– Знаю. Но когда я рядом с ней, то боюсь, что могу забыть об этом. Она очень красива, Мари, а я неравнодушен к красоте.

– Без мозгов?

– У мужчины между ног нет мозгов. Мари улыбнулась:

– Да, дела у тебя похуже, чем я предполагала. По-моему, я знаю, как решить твою проблему.

– Твоими порошками? Я еще не хочу стать евнухом. – Вэл был раздражен. Сначала баронесса, а теперь вот Мари. Все вокруг вбили себе в голову, что его мучает некая проблема, и всем неймется посоветовать ему, как ее решить.

И тут Мари сказала единственное, что могло снять его раздражение:

– Дорогой Вальмон, меньше всего на свете мне хотелось бы, чтобы ты потерял свои мужские качества. Я слишком большая эгоистка. – В ее взгляде было столько страсти, столько желания, едва ли не обещания, что когда-нибудь она больше не сможет сохранять дистанцию между ними.

На мгновение Вэл даже испугался. Мари-подруга была драгоценной находкой в его жизни, но Мари-любовница… Он не знал, что из этого вышло бы, но по спине его пробежал холодок.

– Я дам тебе знать, Вэл, – сказала она. – Скоро. Поверь мне.

– Но не слишком скоро. С сахаром еще не разобрались. Мне не следовало быть в городе, но я обещал помочь Другу.

– Баронессе Понтальба-и-Альмонестер?

– Да, ей, если тебе непременно надо знать.

– Но, дорогой Вэл, я и так знаю. Я всегда все знаю. Ты забываешь, что я Мари Лаво.

– Если ты знаешь все, Мари Лаво, то знаешь, стоит ли на мне клеймо Понтальба. Зачем было спрашивать?

Мари ответила гортанным смехом:

– Может, я просто, как ты выразился, ревновала.

Вальмон улыбнулся. Знакомая старая игра. Опасный момент миновал. Он протянул ей чашку за очередной порцией кофе.

Не только Вальмон и Мари, но и многие другие говорили о баронессе Понтальба.

Полдесятка женщин обсуждали за кофе, как убедить ее принять приглашения на балы, которые они будут давать в декабре.

Жанна Куртенэ рыдала, как младенец, в объятиях матери, признавшись ей в своем вчерашнем поступке.

– Мама, почему он любит эту сморщенную старуху, а не меня? Как я могла так все испортить? Теперь он никогда меня не полюбит. Я готова выйти хоть за папиного американца. Мне все равно.

Берта покрепче прижала к себе мягкое тело своего единственного ребенка. Она знала, что поверенный Карлоса Куртенэ уже ведет переговоры с поверенным Уилла Грэма о брачном контракте и приданом.

– Только что прибыл посыльный с пристани, – сказала мадам Альфанд мадемуазель Аннет у дверей мастерской. – Пришло судно из Франции. Немедленно пошлите кого-нибудь. Там перчатки для баронессы, она давно уже их требует.

– Мари Четвертая, ты у нас самая быстроногая. – Мадемуазель Аннет тряхнула Мэри за плечо. – Пошевеливайся.

Мэри перевязала коробку с перчатками бледно-лиловой шелковой лентой, которую предусмотрительно взяла в мастерской, и лишь затем передала ее горничной, открывшей ей дверь в доме баронессы. Ленточка была своего рода фирменным знаком мадам Альфанд, ее ланьяппом. Такой ленточкой перевязывали все пакеты из ее магазина.

«Я бегом бежала к пристани и обратно, – подумала Мэри, – и бежать еще и на работу не собираюсь».

Она заглянула в витрину магазина, находившегося рядом с дверью. С тех пор как она впервые увидела этот магазин с месяц назад, там ничего не изменилось. Ни снаружи, ни внутри. Там сидела все та же молодая женщина с прежним выражением озабоченного ожидания на лице.