Фотограф отправился домой. От метро «Чистые пруды», не дождавшись трамвая, двинулся пешком. По дороге заглянул в обмен валюты, разменял на рубли сто долларов, потом заглянул в соседний бар, намереваясь не столько выпить пива, сколько снова позвонить Нине. Но по телефону трепался хлыщ в пуховике, и, соблюдая политес, Смирнов взял для передышки третий номер «Балтики», сел за столик. Будь Серпухов не так далеко от Москвы, он бы кинулся туда прямо сейчас.

Занятый своими мыслями, Сан Саныч не обратил внимания на других посетителей бара, но, сделав несколько глотков, огляделся. И сразу же заметил своего двойника, из-за которого чуть не угодил в тюрьму. Это было так неожиданно — увидеть маньяка за соседним столиком, что Смирнов растерялся. Убийца сидел в углу, жадно ел яичницу с мясом, запивая пивом, налитым в высокую кружку, и, — казалось, ни на кого не смотрел, но перемена, происшедшая с Сан Санычем, не укрылась от него. Движения потрошителя замедлились, лицо мгновенно заострилось, будто легкая тень накрыла его.

Телефон стоял на стойке бара, работал телевизор, одновременно играла громкая музыка, в такт которой покачивался бармен. Впорхнула стайка молодых ребят, купили по бутылке «Клинского». Заняв ближний столик, парни зашумели, обсуждая чью-то хоккейную игру. Фотограф не вслушивался, глотая холодную «Балтику» и пытаясь сообразить, как с честью выйти из этой ситуации. Свой телефон Климов ему не дал, но связаться с капитаном можно было и через 02. Однако как свяжешься, когда бар занимает небольшую комнатку и каждое его слово будет всеми услышано, да и маньяк уже доедал яичницу, доскребая шкварки и нервно допивая пиво. Напряжение в преступнике росло с каждой секундой, и становилось заметным, как подрагивает узкая рука, держащая кружку с пивом.

Можно было броситься, повалить маньяка на пол и связать, потом отвезти к капитану и сдать с рук на руки, сделать ему подарок к Новому году и себя освободить от его назойливого внимания. Но бармен с молодыми парнями, скорее всего, придет поверженному клиенту на помощь, и ему крепко накостыляют. Вот чем все кончится. А что еще можно сделать?

Маньяк отодвинул в сторону сковородку, допил пиво, вытер салфеткой тонкие губы, презрительно усмехнулся, точно адресуя эту насмешку фотографу, не сумевшему воспользоваться столь выгодными обстоятельствами и задержать его. Он поднялся, преодолев скованность, не спеша двинулся к выходу, у дверей оглянулся, бросив на Сан Саныча снисходительный взгляд, и вышел. Смирнов тотчас встал и двинулся за ним следом.

На улице уже стемнело и шел снег. Неожиданная встреча с убийцей совсем отшибла у него память, он забыл позвонить Нине и теперь как завороженный шел следом, не выпуская из поля зрения длинное и развевающееся от ветра в стороны темно-синее пальто. Возможно, он и не был убийцей, фотограф мог обознаться, как обознался с ним Климов, но что-то подсказывало: этого человека надо опасаться, он болен страшным недугом и вылечить его уже нельзя.

Маньяк шел к метро «Чистые пруды» и за все время ни разу не оглянулся, словно его не волновало, идет ли кто-то за ним следом или нет. Миновав станцию, перейдя к «Тургеневской», он двинулся по бульвару дальше, к Сретенке, а достигнув ее, свернул направо, двинулся по улице вниз, к Садовому кольцу. Он шел, держа один и тот же темп, который постепенно стал Смирнова выматывать. Испарина выступила на лбу, хоть Сан Саныч и не считал себя слабаком, а тот несся, не чувствуя усталости.

Снег пошел гуще, падая большими мокрыми хлопьями и проблескивая в пузатых каплях фонарей. Густой поток машин из-за пробки черепашьим шагом двигался к Садовому, маньяк легко обгонял «мерседесы» и «БМВ», по-прежнему не оглядываясь. Смирнов намеревался проследить преступника до дверей подъезда, а потом анонимно сообщить об этом Климову, чтобы в какой-то мере обезопасить и себя. Ему надоело прятаться и оправдываться, а его сходство слишком важный козырь в руках ревнивца капитана, который не преминет этим воспользоваться. А так, если маньяка арестуют, то хотя бы один груз спадет с плеч.

Маньяк неожиданно свернул вправо, то ли в переулок, то в арку, и Сан Саныч ускорил шаг, завернул за угол, заметил лишь, как тот нырнул в арку, и все понял: он нарочно тащил его сюда, ибо хорошо знал эти места. Но зачем? Чтоб ускользнуть? Так он мог сделать это раньше, схватить любую машину и умчаться. Тогда зачем, зачем?! И как он понял, что за ним тянется хвост? Интуиция? Но если детоубийца знает о слежке за собой, то тогда намеренно ведет сюда. Намеренно. Чтобы убить.

Смирнов ворвался в темную арку, увидел, как от стены отделилась тень, в сумраке блеснуло лезвие бритвы, но у Сан Саныча с детства была отличная реакция, он нырнул вниз, чуть не пробуровив носом асфальт, и бритва просвистела над головой. Однако в ту же секунду он свалил своего двойника с ног, они схватились, и маньяку удалось прорезать ему плечо, однако фотограф с такой силой врубил ему коленкой в пах, что тот завизжал от боли, как-то по-крысиному резко, пронзительно, так, что у Сан Саныча заложило уши. Потрошитель детей и воспользовался этой заминкой преследователя, откатился назад и, поднявшись на ноги, убежал. Но преследовать его фотограф уже не мог. Не было сил.

Полежав немного, он подошел к свету, осмотрел руку. Рана хоть и оказалась неглубокой, но сильно кровоточила, и пришлось перетянуть руку. Смирнов остановил такси.

— Куда?

— В Медведково поедем?

— Поехали, — подумав, согласился водитель.

Сан Саныч завалился на заднее сиденье, а шофер, заметив кровь на рукаве куртки, недовольно пробурчал:

— Сиденье не испачкай!

Он сам не понял, почему поехал в Медведково. Перевязать руку он смог бы без посторонней помощи. Однако ему вдруг захотелось с кем-то поделиться своими переживаниями. Денис находился на дежурстве, а кроме него, фотограф в Москве больше никого не знал. Через двадцать минут он подъехал к дому Нины, взглянул на ее окна: в них горел свет. Смирнов оглядел двор, но ничего подозрительного не заметил. Расплатился, подошел к подъезду и вспомнил, что дверь открывается только с помощью кода. Пришлось дожидаться припозднившегося жильца, и Сан Саныч чуть не потерял сознание. Лишь поднимаясь на лифте, он вдруг вспомнил, что легче было найти автомат и позвонить, но сообразительность, видимо, покинула его надолго.

Нина, увидев его, смутилась.

— Я с одной просьбой…

— Проходите! У Саши в садике отключили воду: и холодную, и горячую, какая-то авария на трассе, и воспитательница попросила его забрать, я даже с работы отпросилась…

Она увидела запекшуюся кровь на рукаве, прорезанную куртку и замерла.

— Я хотел попросить забинтовать руку.

— Что случилось? — Асеева растерянно взглянула на него. — Вы бледны как мел, а это происходит от большой потери крови. Кто вас так?

— Ерунда, маленькая стычка.

— Стычка, с кем? Вы видели сына?

В прихожую, на ходу надевая штаны, выскочил Саша, бросился на шею Сан Санычу.

— Ты опять долго не приходил! — упрекнул он. — Но я знал, что сегодня ты придешь! Мама нарочно меня пугала, что тебя не будет, но я-то знал, знал! — смеясь, радовался он.

— Осторожно, дядя Саша ранен! — попыталась остановить сына Асеева.

— Он не дядя Саша, а мой папа!

— Но он все равно ранен, отпусти его! — улыбнулась Нина. — Иди поиграй пока, я сейчас.

Он убежал, а Нина сняла куртку, потом рубашку, осмотрела рану, промыла ее марганцовкой, смазала йодом и забинтовала. Сан Саныч немного постанывал, хотя Нина и старалась обращаться с раной очень осторожно.

— Я прошу прощения, но иначе никак нельзя.

— Я специально постанывал, чтобы обмануть боль. Она думала, что я целиком в ее власти, а было совсем не больно! Такое ощущение, что ты училась на курсах медсестер?!

— Вы угадали.

— А мы разве не перешли на «ты»?

— Может быть, и перешли, но у меня с этим всегда было сложно, поэтому не обращайте внимания! — улыбнулась Асеева.

Она ушла в соседнюю комнату и принесла ему новую рубашку в целлофановой упаковке.