— Да, с вами каши не сваришь, — Татьяна допила шампанское, помедлила и поднялась.

— Давай я вызову такси? — предложила Асеева.

— Не беспокойся, меня внизу ждет машина!

Жуковская послала воздушный поцелуй Сан Санычу:

— Еще увидимся!

Нина проводила подругу до дверей.

— Завтра заедете?

— Я не знаю…

— Не дури! Не берешь ты, забираю я! Он мне приглянулся! — страстно прошептала Жуковская, чмокая ее в щеку, а потом стирая помаду. — Помнишь, как раньше! Такие мужики на дороге не валяются! Так что решай побыстрее!

Татьяна ушла. Нина постояла в прихожей, потом вернулась в гостиную. Смирнов взглянул на часы, стрелки показывали половину второго, и поднялся.

— Я купил тебе новогодний подарок, — он протянул небольшой флакон духов «Нина Риччи».

Она смутилась, взяла духи:

— Спасибо.

— И еще я Сашке купил фотоаппарат, — Сан Саныч вытащил коробочку, положил на стол. — Надо положить его к остальным подаркам. Я его научу снимать.

— Спасибо.

— Мне, наверное, пора. Я поеду…

Он двинулся к прихожей. Нина сжалась, не зная, как его остановить.

— Подожди! Ты же сейчас никуда не уедешь!

Он остановился.

— Возьму такси.

— Сегодня и такси не ходят. Новый год. Останься! Я не хочу, чтобы ты уходил! — Последние слова она произнесла с дрожью в голосе.

Ее трясло, и она никак не могла успокоиться. Сан Саныч подошел, обнял ее, и она прижалась к нему.

— Вот как можно любить меня? Как?! — нервно воскликнула Нина.

Он улыбнулся и поцеловал ее. Она впилась в его губы и долго не могла оторваться. Потом шумно задышала.

— Придется тебя лупить, — прошептал ей на ухо Сан Саныч.

— Как лупить? — не поняла она.

— Ремнем, — помедлив, уточнил Смирнов.

Кравец вызвал охранника из магазина «24 часа» на допрос, бросил ему фотографии убитого Власова. Подследственный вгляделся в окровавленное лицо продавца и побледнел, настолько был потрясен этим убийством.

— Когда это случилось? — спросил Вася.

Старший лейтенант не ответил. Утром ему принесли досье на Василия Даниловича Щетинкина, так звали охранника. Тот дважды сидел за разбой и воровство, но в мокрых делах замечен не был.

— Я ведь на тебя его повешу, Василий Данилович! Ты отправлял Пашу в санаторий, выходит, и убийц ты подослал!

— Грубая подтасовка, начальник! — закуривая, усмехнулся Щетинкин. — Зачем же так?

— А как ты хотел? Со мной в молчанку играешь, а я тебя вытаскивать буду?! Улики найдем, не беспокойся! Скажи, кто брал Власову путевки в санаторий?

— А я откуда знаю? — удивился Щетинкин.

— Подследственный отвечает: не знаю, — вытащив из папки лист показаний и записывая ответы охранника, пробормотал оперативник, потом достал из «дипломата» другой лист. — А вот показания Грынина Льва Сергеевича, генерального директора ООО «Пекарь», который рассказал, что гражданин Щетинкин Вэ Дэ попросил его оплатить по безналичному расчету стоимость санаторной путевки для своего сотрудника Власова, что Грынин и сделал, а искомую сумму ему вы, гражданин Щетинкин, передали наличными деньгами. Будем отрицать и этот факт?

Вася помрачнел, опустил голову.

— Могу рассказать и через кого ты путевку эту достал. Очень уж, гражданин Щетинкин, вы старались запихнуть Власова в этот санаторий, все обтяпали за полтора часа. И настрого запретили кому-либо рассказывать об этом, о чем есть свидетельство матери убитого. Вот и выходит, что о местонахождении своего продавца знали вы один, а испугавшись, что рано или поздно он проговорится, отдали приказ о его убийстве. Мотив есть, косвенные улики тоже. Найдем и прямые. Молчание не в твою пользу, Вася!

— В чем же я еще должен признаваться? — помедлив, угрюмо спросил охранник.

— Расскажи, как все случилось на самом деле.

— Ничего я тебе не буду говорить! — помолчав, отрезал Щетинкин. — Не буду, и точка!

— Хорошо, подпиши!

Щетинкин подписал отказ от дачи показаний, и его увели. Кравец задумался. Путевку для Власова достал тот же Грынин. Последний не запирался и рассказал обо всем подробно. Позвонил он директору санатория при Васе, договорился о путевке, охранник сбегал за наличкой, принес, лишь после этого гендиректор «Пекаря» перевел деньги, а копию платежки отдал охраннику. На том они простились. На эту операцию ушел «час с копейками», как сказал Грынин, где-то с двенадцати до половины второго. Но все это не вяжется с историей Климова. Тот очнулся после двух, в два тридцать. Ехать до того места на шоссе, где очухался капитан, больше часа, а нужно было еще его вытащить из машины и сто десять килограммов веса, а с одеждой все сто двадцать, утянуть на пятьдесят метров в лес. Сыщика к тому же успело снежком припорошить, значит, не десять минут после этого пролежал. Эти данные между собой как-то не сходятся. Вот если б был кто-то второй, кто сразу увез Климова, тогда по времени все согласуется. Но его-то, второго, видимо, и выгораживает Щетинкин. Соучастник покушения мог и убрать потом Власова, потому что санаторный привратник Щетинкина не признал в числе посещавших отдыхающих санатория.

— Ах, Лидочка, Лидочка! — недовольно проворчал Кравец.

Она-то наверняка знала, что Вася все это провернул не один, но о втором даже не заикнулась.

Сыщик примчался в магазинчик, заглянул сначала в служебную дверь, но там на ящиках сидел плечистый браток в кепке. На вид лет двадцать семь, но по острому косому прищуру заметно, что парень тертый, огни и воды если не прошел, то знает о них не понаслышке.

— Чего надо? — рыкнул охранник.

— А бутылочки принимаете?

— Пошел, пьянь болотная!

— Прощения просим!

Старший лейтенант увидел сквозь стекло Лидочку, но заходить не стал. При таком свирепом охраннике продавщица говорить ничего не станет, а если это и есть второй, то старлей только его вспугнет и тот ляжет на дно.

Кравец отошел от магазинчика, присел рядом с приемщиком бутылок, мужичком лет сорока, расположившимся неподалеку. Последний видел, как сыщик совался в подсобку.

— Злой че-то! — закуривая, пробормотал оперативник.

— Генка-то? — хрипло рассмеялся приемщик в прокуренные усы. — Генку и Вася побаивался.

— А куда Вася-то делся?

— Сгорел, говорят. Они мужика какого-то поучили малость, а тот ментом оказался, — усмехнулся мужик.

Старлей предложил приемщику закурить. Тот взял золотую «Яву», понюхал.

— От тридцатикопеечной ничем не отличается, — заключил он.

— А Генка отмазался, что ли? — равнодушным тоном спросил оперативник.

— Кто его знает. Пронесло, видимо.

— Лидка-то завтра в девять меняется?

— Вроде в девять.

Кравец еще покалякал немного с мужичком о ценах на бутылки. Приемщик брал пивные из темного стекла по рубль тридцать.

— А я слышал, что темные у Даниловского по рупь пятьдесят уже принимают.

— Я рубль тридцать-то с боем выбил!

На следующий день Кравец поджидал продавщицу у ее дома, не стал светиться у магазина. Увидел голубую курточку, огляделся, убедившись, что никто не идет следом. Поднялся за Лидой по лестнице на второй этаж, догнав ее у дверей квартиры.

— Чайком не угостишь?

Увидев старлея, она скривилась:

— Может, и Новый год со мной проведешь?

— Если пригласишь, почему бы и нет.

— Приглашаю, а то мне все равно не с кем! — с вызовом бросила продавщица.

— Такая красотка и не с кем?

— Подружка домой праздновать уехала, вот и не с кем, а мне второго с утра заступать.

— А дружок где?

— Им пока еще не обзавелась!

Она впустила сыщика в квартиру, даже поставила на газ чайник. Судя по скудной и разломанной мебели, Лида ее снимала у кого-то из местных алкашей и платила немного. Откуда, интересно, прикатила в Первопрестольную? Поначалу продавщица показалась оперативнику глупой и манерной. Но глаза у нее были действительно красивые: темно-голубые, с поволокой. Заглянуть страшно. Крупные черты лица лишь усиливали эту красоту. Увидев красотку в первый раз, Кравец еще подумал: наверное, любовница одного из хачиков, обычно они через подставных лиц владели такими мелкими магазинчиками, разбросанными по всей Москве. А тут, оказывается, ей даже не с кем встретить Новый год, и бойфренда у нее нет. Оперативник молчал, размышляя, как лучше подъехать к Лиде со своим каверзным вопросом. Гена наверняка накачал ее угрозами, и с налету из нее признание не вырвешь.