Двое пассажиров, видя, сколь профессионально работает фотограф, изъявили желание сами сфотографироваться и готовы были заплатить деньги. Смирнов сделал их фотопортреты, записал адреса клиентов, от денег не отказывался, но взять их был готов, когда сделает работу. Так удалось скоротать время до самого Серпухова.

Он приехал в городок в половине пятого, уже стемнело. На небольшой привокзальной площади горели фонари и стояла большая нарядная елка с игрушками и мигающими фонариками. Термометр показывал минус двадцать. Сан Саныч взял частника, на «жигуленке» за десять минут лихо добрался до детского дома, застал на месте директора Василия Ильича Севастьянова, тихого, седого старичка с октябрятским значком Ленина на лацкане потертого пиджачка и юбилейной медалью «Сто лет со дня рождения В. И. Ленина» на груди. Сан Саныч показал ему прежнее удостоверение «Известий», которое весьма впечатлило старичка, и особенно «Никон», который он рассматривал с необыкновенным трепетом, поскольку где-то о нем слышал.

Усевшись в старое мягкое кресло, Смирнов рассказал Василию Ильичу всю свою злополучную историю. Тот слушал, раскрыв рот, изредка вздыхал, сочувственно покачивал головой, а когда Сан Саныч дошел до места, когда к Петру Казимировичу на «вольво» и с греческим коньяком «Метакса» примчался вальяжный мужчина и протянул визитку, где стояло имя Льва Валентиновича Белова, хозяин кабинета Севастьянов неожиданно покраснел, всплеснул руками и подскочил с кресла, точно гвоздь впился ему в одно место.

— Но откуда у моего заместителя «вольво»? — развел руками директор. — «Жигули», купленные четыре года назад, он подарил сыну, а сам ездил на старой «Волге», оставшейся от покойного отца. Потом и она сломалась, стоит в гараже, а Лев Валентинович ездит на работу, как все, на городском транспорте. Откуда же «вольво», позвольте вас спросить?

Смирнов пожал плечами.

— Нет, я не у вас, — заулыбался Севастьянов, — я риторически спрашиваю, потому что все могу понять, но «вольво»? Что это такое?! Знак роскоши, верно? Нет, некоторые причастные к криминальному миру ездят на этих игрушках, но чтобы мы, работники идеологического фронта, раскатывали на подобных лимузинах, этого никогда не будет! Говорю вам это совершенно официально! Кроме того, я никогда не видел у Белова этой машины! И что он делал в Анине? Кто его туда посылал? Я этого не делал! Мы вообще не ездим в командировки! У нас нет на это денег! В Москву ездим, но за свой счет! Вот так! И никаких «вольво» не имеем! Так и запишите! Вот и он мог конечно же приезжать, но на электричке!

Директора детдома так зацепила эта «вольво», что он позабыл о сути рассказа Сан Саныча.

— А мальчика Лев Валентинович привозил? Смирнова Сашу?

Севастьянов нахмурился:

— Какого мальчика?

Сан Саныч напомнил, что человек, выдававший себя за Белова, забрал из Анинского детского дома мальчика, якобы для того, чтобы разместить здесь, поскольку в Серпухове есть места и можно легко обойти все формальности.

— Ну это глупость! Мест у нас нет, и формальности точно такие же, как и в Анине! Никакого мальчика никто не привозил, иначе бы я об этом знал, а с фамилией Смирнова у нас есть две девочки, мальчиков же нет! Так и запишите! — Он помолчал, почесал нос, а потом добавил: — И вообще все это странно: «вольво», коньяк, Лев Валентинович! Зачем ему пить коньяк? Мы, русские люди, зимой нам холодно, иногда надо подлечиться, но для этих случаев есть водка! И опять же «вольво»! Зачем Белову ездить в Анино? Что там такое? Магазины медом вымазаны? Не понимаю!

Директор еще долго бормотал себе под нос, снова вспоминая «вольво», потом позвонил секретарше и попросил для гостя приготовить один стакан чаю с пряником, но Сан Саныч, поблагодарив, отказался, попросил лишь позвонить Белову домой, чтобы тот его принял минут на двадцать, требовалось уточнить некоторые детали, что и было исполнено. Белов, может быть, и не собирался принимать «товарища из Москвы», но директор детского дома Севастьянов сказал, что надо серьезно разобраться в той жалобе, которая поступила на заместителя, и тот согласился. Севастьянов, обрисовав, как лучше к заму добраться, вышел в приемную, чтобы проводить корреспондента «Известий», и попутно отругал и секретаршу за ее невнимание к звонкам трудящихся, запомнив эту деталь в рассказе Смирнова.

— Заезжайте к нам почаще! — пожимая руку Сан Саныча, заулыбался Севастьянов. — У нас в январе начнутся елки, вот хорошо бы сделать репортаж по телевидению не с главной елки страны, а с обыкновенной, простой детдомовской! А дети у нас хорошие! И стихи читают, и песенки поют, хоть на «вольво» и не ездят! Давайте-ка такой репортаж организуем! Это важно!

Смирнов кивнул, не став разубеждать директора. Но, будучи у него в кабинете и слушая бред отжившего свое чиновника, Сан Саныч уже догадался, что у Могилевского был вовсе не Белов, а кто-то другой, авантюрист, мошенник, проходимец, выдававший себя за Белова. Почему только Петр Казимирович, человек опытный и не впадающий в маразм, как Севастьянов, не сумел этого распознать? Сомнения в нем зародились, но он даже не попытался на следующий день проверить, кто заезжал к нему. Легкомысленность это или игра в нее?

Найдя нужный дом и позвонив в указанную квартиру, Сан Саныч увидел на ее пороге сухопарого, высокого человека с узким лицом и глубоко посаженными глазами, строгого, замкнутого, внимательного, и фотограф окончательно убедился: его провели и настоящий Белов никогда в Анине не появлялся.

Лев Валентинович, поздоровавшись, пригласил гостя на кухню, где ему разрешалось курить, и на первый же вопрос о поездке в Анинский детский дом и тем более о мальчике, которого якобы забрал, сразу же ответил отрицательно. Он готов был привести массу свидетелей в пользу этого довода, ибо ездил в тот день к шефам-строителям, забирал от них новогодние подарки для ребят, потом вернулся, обсуждал с директором, что кому подарить, ибо подарки шефы купили разные и важно было не обидеть ту или иную группу.

— Лев Валентинович, но кто-то ведь воспользовался вашей визиткой, предъявил ее, кто это мог быть? — спросил Сан Саныч.

— Да кто угодно! — усмехнулся Белов. — Я раздаю их всем, кто ко мне заходит, а в день бывает подчас десятка два посетителей, по самым разным вопросам. Кто-то обронил, кто-то передал, любые случайности возможны!

— Но у Могилевского был конкретный человек, Лев Валентинович, Петр Казимирович достаточно хорошо описал мне его внешность, вот послушайте внимательно, — Смирнов пересказал ему те черты и детали самозванца, которые обрисовал директор Анинского детского дома. — Припомните, может быть, кто-то из таких личностей появлялся в вашем кабинете?

Белов задумался. Отодвинув в сторону сигареты, которыми, как оказалось, он не накуривается, замдиректора вытащил трубку, набил ее голландским табаком «Амфора», прикурил. Ароматный запах заполнил кухню.

— Да, похожий тип являлся! — неожиданно вспомнил Лев Валентинович. — Я про себя его обозвал Чичиковым, как писал Гоголь, человек приятный во всех отношениях. Вот таким же был и тот заезжий гость. Он, видимо, по кругу объезжал все подмосковные детские дома. Скользкий персонаж, с приклеенной улыбочкой, с греческим коньяком, точно, и с коробкой конфет. Коньяк до сих пор у меня стоит!

Хозяин поднялся, достал из буфета бутылку «Метаксы», стал открывать.

— Давайте-ка тяпнем! — предложил он.

— Может быть, не стоит?

— Нет уж! Я думал на Новый год оставить, а коли он из таких подлых рук получен, то давайте вместе испробуем, вам для сбора доказательств и вкус пригодится, — усмехнулся Белов, вытащил для закуски колбасу, сыр и котлеты, достал рюмки, наполнил их коньяком. — За то, чтобы ваши поиски увенчались успехом!

Смирнов поблагодарил хозяина, пригубил коньяк. Он оказался душистым и сладким.

— Смотри-ка, ничего! — с удивлением отозвался Лев Валентинович. — Хотя дамская вещица!

— А зачем тот тип к вам приезжал?

— А, вот тут-то и собака зарыта! — обрадовавшись этому вопросу и разжигая трубку, загорелся хозяин. — Я кое-что читал про это, но сам столкнулся впервые! Этот типус, приятный во всех отношениях, подобно Чичикову, и приезжал с необычным предложением! Он просил детей на продажу!