— Да.

— Вот и хорошо! Будь здоров!

Он бросил трубку. Волкодав пролил бальзам на раны, но радостное известие опера не очень-то обрадовало. Роман с Лидой затягивал его все глубже и глубже, а Надя приезжала через несколько дней. Она почему-то решила приехать раньше положенного срока на четыре дня, хотя сказала, что сына невозможно вытащить из детского бассейна, он плещется часа по три. Жена сама сегодня утром позвонила ему на работу — дома Кравец уже не появлялся третьи сутки, — объявив о своем решении и мягко заметив, что вчера не могла после полуночи до него дозвониться.

— Я прихожу и отключаю телефон, трезвонят кому не лень, — раздраженно объяснил он, и она сразу почувствовала его глухое раздражение.

— Ты хоть что-то ешь там?

— Что-то ем.

— А что?

— Что все едят, то и я. Пельмени, сосиски… — Его и вправду раздражали ее расспросы. — Да я ночью прихожу, а утром ухожу, стакан чаю выпью, и мне хватает!

После этих слов Надя вдруг выложила, что, скорее всего, приедет на четыре дня раньше. Она хорошо отдохнула: накупалась, походила на лыжах, поиграла в теннис, посмотрела два новых фильма, разленилась и соскучилась по Москве. Она не сказала «по тебе» или «по дому», супруга еще старалась выглядеть независимой, держала дистанцию.

— От безделья, оказывается, тоже можно устать, — рассмеялась она, но Толя ее не поддержал.

Она мило с ним попрощалась и положила трубку. Жена уже чувствовала свою вину, он слышал отголоски этих интонаций в ее голосе. Вот-вот, и Надя начнет извиняться, скажет, что любит его, им надо бы помириться и она в своих категоричных требованиях была не права. Эта неожиданная перемена в настроении супруги настолько огорчила старлея, что он несколько минут после разговора с ней сидел окаменевший.

Женщины, благодаря своему невероятному чутью, мгновенно ощущали опасность и, повинуясь ей же, начинали мощно и активно действовать, причем со всяким бесстыдством стремительно захватывать утерянные позиции. Мужикам и не снился столь бешеный натиск. А потому весь день был испорчен, Кравца не обрадовали ни поимка маньяка, ни весть об ордене.

Нет, после этого он немного взбодрился, да и четыре дня еще были в запасе, тем более что сегодня Лида не работала и он сможет вернуться пораньше, часа в четыре, в пять, и они устроят большой праздник, вот что его взбодрило. Если б не сын, он бы не задумываясь бросил жену, а так рука не поднимется. Впрочем, что толку говорить на эту тему. Впереди еще четыре дня, а за это время всякое может случиться.

Тяжко вздохнув, он устало двинулся к машине, когда его вдруг окликнули и какая-то странная женщина, похожая на нелепый колокол, колыхаясь из стороны в сторону, бросилась к нему. Кравец уже сидел в машине и готов был отпустить сцепление, но пришлось заглушить мотор.

— Товарищ старший лейтенант, он здесь, он здесь! — вскинув руки, громко возопила она, и оперативник через несколько секунд узнал в колокольном наряде воспитательницу детсада номер четыреста пятьдесят семь Артюхову. — Он здесь! Я его видела!

— Кто здесь? — не понял старлей.

— Убийца наших мальчиков! — Она вытаращила глаза, словно потрошитель стоял у нее за спиной. — Я его видела перед началом представления, он разыскивал одного из моих воспитанников.

— Мы его уже арестовали.

— Слава богу, а то я так испугалась, когда он подошел ко мне! Это ужасно! Такой симпатичный с виду человек, фотограф, и вдруг на тебе, страшный злодей! Уму непостижимо!

— Есть много чего непостижимого в этой жизни, — пробурчал сыщик и, пожав Полине Антоновне руку, сел в машину. — Но и человеческие ресурсы еще не все исчерпаны. Только фотограф наш человек! Будьте здоровы!

— Как это — наш человек? — удивленно пропищала воспитательница, но уточнить ей не удалось, потому что сыщик резко захлопнул дверцу «Жигулей» и озорно подмигнул ей напоследок. — Как это наш?

— Все ошибаются: и сыщики, и педагоги, — философски изрек Кравец и уехал.

Когда они ехали в метро, Сашка, прижавшись к отцу, заснул, дала себя знать нервная встряска, которую он перенес. Но на конечной станции, в «Медведкове», его пришлось расталкивать, а потом даже вытаскивать на руках, чтобы не задерживать состав. Лишь на холоде он понемногу стал приходить в себя.

— А где мы?

— Почти дома.

— А мама ждет нас? — спросил сын.

— Не только мама.

— А кто еще?

— Твой брат.

— Мой брат?! — удивился он. — Но у меня нет братьев.

— Теперь есть, — Сан Саныч остановился, присел на корточки перед сыном, помолчал, взял его за руку. — Он мой сын, я тоже долго искал его и теперь нашел. Как и тебя. И теперь вы будете жить вместе. Это здорово, когда у тебя есть брат! Он чуть постарше, и никому не даст тебя в обиду. У меня никогда не было ни брата, ни сестры. И я рад, что он появился у тебя!

— А как его зовут?

— Саша.

— Как меня?! — воскликнул он.

— Как и тебя. И фамилия, и отчество у него такие же. Он Александр Александрович Смирнов. И твой брат! — Сан Саныч выпрямился, взял его за руку. — Слушай, Сань, давай не будем рассказывать маме об этом мерзавце! У нас мама впечатлительная, она расстроится, будет переживать, как считаешь? Мы же мужики с тобой, люди крепкие, сами разберемся, верно я говорю?

— Конечно, сами разберемся, — согласился Сашка.

Когда они вернулись, Эдик Юрочкин и Морозов, уговорив бутылку водки, уже дымили на кухне и горячо спорили о том, как надо наказать Ковальчука. Лейтенант предлагал возбудить уголовное дело, а Денис, наоборот, жаждал проучить мерзавца и торговца детьми самим, да так, чтобы навсегда отбить у него охоту к этому грязному ремеслу. На всю оставшуюся жизнь.

— Ему же ничего по суду не дадут! Отмажется! — шумно доказывал Денис. — Ноль целых пять десятых тюремного срока он получит! И снова станет заниматься переправкой детей в Америку и в другие страны, но только официально! Обложится бумажками, и его голыми руками не возьмешь!

— Возьмешь! В связи с судебным процессом можно раздуть шумиху в прессе, а это мощное оружие! — сжимая кулак, уверял Юрочкин. — Потому что прощать такого нельзя! Нельзя!

Нина, встретив сына с Сан Санычем, с ужасом пересказала, сколько всего пережил его Сашка: от жутких побоев в доме пожарного до страшных угроз у Юрия Васильевича, который хоть и кормил его, но всякий раз грозил снова увезти в Анино и отдать пьянице пожарнику и его деткам-садистам.

— А где он? — спросил Смирнов.

— Спит, заснул прямо за столом…

Они заглянули в спальню, где, свернувшись калачиком, лежал под пледом на кровати найденный и спасенный. Второй Сашка на цыпочках подошел поближе и пристально всмотрелся в лицо неожиданно появившегося в его доме брата.

— Ну как? — усмехнулся Сан Саныч, когда сын, закончив осмотр, вернулся к отцу.

— Похож, — весомо сказал Сашка. — Но он только носом, а я всем остальным.

— Так, Сан Санычи, давайте руки мыть и за стол! — заторопила их хозяйка.

Сашка, умывшись, ускакал в гостиную, а Нина, держа в руках полотенце, ждала, когда умоется муж.

— Сашка посмотрел спектакль? — поинтересовалась она.

— Нет, я успел его перехватить на входе, перехватить в том смысле, что… — смутившись, пробормотал Смирнов, едва не проговорившись, — словом, он сам не захотел идти на спектакль.

Нина насмешливо взглянула на Смирнова.

— А ты, оказывается, домашний деспот! Стоило мне поступить не по-твоему, отпустить ребенка на спектакль, и ты помчался как угорелый, чтобы снова все перевернуть по-своему! Неужели для тебя это так важно? — посерьезнела она.

— Да нет, конечно, просто сегодня особенный день, сама понимаешь. Мне не терпелось их побыстрее познакомить, только и всего. — Он улыбнулся: — Не сердись!

— Я понимаю.

Она прижалась к нему, он обнял за плечи, нежно коснулся своими губами ее губ, потом страстно поцеловал, да так, что Нина задрожала от сильного возбуждения, внезапно охватившего ее.