Утром я почувствовала, что успешно заработала насморк. Интересно, стоило ли вообще идти в отпуск? Может быть, лучше было бы еще годик поработать?

Мужчины уже доедали завтрак, когда Сережа обратил внимание на странное явление: за ночь туман нисколько не рассеялся, но как будто наоборот, даже сгустился. Причем был он не везде, а как бы только в одном месте, где завал бурелома подступал прямо к озеру. Как раз через него шла тропинка, которая и привела нас сюда, так что мы даже не могли видеть, куда она ведет дальше. Но идти на разведку было лень, да и отступать особо не куда. Тем более, что этот завал не шел ни в какое сравнение с тем покосом сумасшедшего великана, который мы видели накануне. Куда-нибудь да приведет нас эта тропинка, решили мы.

— Так, девять тридцать, пора бы отправляться, — проявил инициативу Сережа.

— Сейчас докурю, — ответила я, прихлебывая чай. — А вы пока в кастрюлю миски сложите да водой налейте.

А нос тек конкретно. Я то и дело шмыгала и лезла в карман за платком. И вот в очередной раз вместе с платком выскочила из кармана мятая сторублевка и благополучно шлепнулась в лужу.

— Ну, вот, мама! — тут же стал возмущаться Санька. — Прошу ведь тебя, чтобы мелочь мне отдавала, а ты вместо этого выбрасываешь ее в лужу!

Он полез было уже за купюрой, да я на него рявкнула:

— Ты что, с ума сошел?! Она же грязная, мокрая! Подумаешь, ценность.

Санька ничего не ответил, только надулся. Зря я на него наорала. Что бы не происходило, нельзя так с ребенком. Тем более что ему все еще предстоит пережить. Я потрепала его по волосам:

— Ну, будет тебе. Приедем в Минск, так я тебе целую кучу этого барахла наменяю.

— Ладно уж, Ежик! — буркнул он, но было видно, что уже не обижается.

Итак, надеясь только на ее величество госпожу Удачу, мы отправились в путь.

Туман был густым, как молоко. Ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Мы спешились и вели велосипеды в руках. Такое впечатление, что попали в совершенно иной мир, где звуки приглушены, очертания смазаны и который живет вообще по своим, одному ему ведомым сказочным законам. Медленно выплывал навстречу какой-то диковинный силуэт, который при приближении оказывался самым обычным кустом можжевельника. Поперек тропинки разлеглась туша доисторического динозавра. Нет, это просто ствол упавшей сосны. По счастью, это препятствие оказалось единственным на нашем пути. Так что, перетащив велики, мы уже через несколько минут покинули диковинный туман и въехали в самый обычный лес. Сказка закончилась.

Тропинка весело бежала по стройному сосняку, заросшему лишайником настолько, что казалось, наступила зима. Через густые кроны весело проглядывало солнышко, и в его косых лучах играли бесчисленные пылинки. Денек обещал быть погожим. Только откуда-то все время тянуло дымом. Даже какая-то мгла стояла. Совершенно непонятно. Ведь из-за всех этих дождей никакой пожар был невозможен в принципе. Даже любой костер, оставленный без присмотра, затушило бы. Наверное, в какой-нибудь деревне что-то сжигают, решила я.

Велики весело бежали по утоптанной тропинке, выстукивая по кочкам: «Он-у-хо-дит! Он-у-хо-дит!» Предаваться размышлениям, даже самым грустным, не было никакой возможности, поскольку любая маленькая невнимательность могла обернуться полетом в кусты можжевельника, росшего здесь в изобилии, или в какую-нибудь яму. А я и так уже достаточно «интересная женщина».

Солнышко стало припекать довольно основательно. Наконец-то лето вспомнило о своих обязанностях. Даже пришлось сделать небольшой привал и переодеться в забытые до сей поры шорты и майки. Выглядели мы все трое так, словно нас корова пожевала, да оценивать это было некому, так что неважно. Но я все-таки на всякий случай заглянула в зеркальце и с удивлением констатировала отсутствие всех своих ссадин и шишек. Ничего не понимаю! Тем не менее мелочь, а приятно.

Ближе к обеду мы, миновав болотце, оказались на какой-то достаточно оживленной автостраде, которая проходила с севера на юг. Нужно было выяснить, где же мы находимся, и Сережа тормознул первую попавшуюся машину. Оказалось, это то самое, хорошо знакомое нам шоссе, которое соединяет Минск и Мядель!

Попив водички и бросив последний взгляд на странную раздвоенную сосну, стоявшую у самой тропинки, мы направились в сторону Молодечно.

А солнце пекло чем дальше, тем больше. Ну что за дела такие! То его ждешь-недождешься, то припекает так, что колеса к асфальту пристают! Ничего не понимаю, что такое происходит с этой погодой! Одна польза — мой насморк пропал. И синяки куда-то подевались, вспомнила я.

Эх, если бы еще также исчезла та жгучая, нестерпимая боль, которая поселилась в моей душе и острой стрелой пронзала при каждой неосторожной мысли, каждом воспоминании!

А вот уже и Вилейка. До Молодечно рукой подать. И совсем не страшно, что солнце вскоре сядет, лагерем нам больше не становиться, а на электричку и в темноте загрузимся. А в Минске в любое время суток улицы хорошо освещаются.

Наверное, это последний поход. А жаль. Так же ведь все здорово было!

На вокзал мы прибыли около половины десятого. На перроне уже стояла электричка и била копытом от желания побыстрее отправиться.

— Я побегу за билетами, — вызвался Сережа.

— Что ты! — возразила я. — Она ведь вот-вот отправится! Не успеешь. А потом придется час или больше ждать, так что дома будем заполночь.

— Ладно, давай загружаться, а билеты можно и у контролеров купить. Они сейчас ходят по вагонам и продают, сам видел, когда Саньку к бабушке возил.

Мы едва успели втащить себя и велосипеды, как дверь захлопнулась, и поезд покатил домой. В неизвестную мне жизнь.

А между тем Сережа стал как-то мягче. Все время мы о чем-то говорили. То о его работе, то о моей. Боже мой, ну почему бы мне не проявить чуточку внимания раньше?

Гнусавый голос объявил, что двери закрываются, а следующая станция — Дубравы.

— Красивые названия станций на этой ветке, — заметила я. — Дубравы, Бояры, Пралески.

— Это уж точно, — согласился Сережа. — Когда я вез Саньку до Орши, так тоже обратил внимание на названия. Сначала идет Тротилово, за ним — Ломачино, а дальше — Новая жизнь.

— Ну, здесь, положим, тоже не все так красиво, как представляет Ежик. Как вам нравится Анусино? — влез не в меру эрудированный Санька.

— Это еще не самое страшное, — продолжила я. — Вот в Минске два мужика, фамилии которых Ананьев и Устименко, открыли свою фирму. И назвали ее по начальным буквам фамилий. Получилось ООО «Анус». К несчастью, оба были слегка слабоваты в латыни. Представляете картинку: директор какой-нибудь солидной фирмы говорит своей секретарше: «Наташенька, я пошел в «Анус», если кто-то будет мне звонить, скажи, что буду через часок!»

— Это еще что! Я сам видел в районе бульвара Шевченко вывески на ларьках «ПКФ “Вагина”», — усмехнулся Сережа.

— А мне раз попалось в каком-то списке ООО «Фалос», — добавила я. — Правда, было написано через одно «л», но суть от этого слабо меняется. Интересно, что бы получилось, если бы та ПКФ и это ООО объединили капитал?

— АО «Оргазм», — не задумываясь, ответил Сережа.

Так мы и ехали, болтая и посмеиваясь. Под конец Сережа с Саней так разошлись, что принялись играть в одну высокоинтеллектуальную игру, которая называется «Укус пожарной лошади» и заключается в том, что один из играющих неожиданно хватает другого за ногу в районе колена. Естественно, хватаемым в большинстве случаев был Санька, который истошно вопил на весь вагон. Он тоже старался донять папу, но при его мелких ручонках получалось слабовато. Так что игра носила несколько односторонний характер. После того, как ребенок взвизгнул особенно пронзительно, папа заметил:

— Санька, ты вопишь не от самого укуса, а от его предвкушения!