Что было с утра?

Во-первых, «ночная бригада» отчиталась о проделанной работе. Провели еще 10 экспедиций, 2 из которых попали в один и тот же промежуток времени, но никаких следов ни немцев, ни Кругалевича не обнаружили. Все переходы сквозь «дырку» были тщательнейшим образом прохронометрированы и запротоколированы. Бригада хроноразведчиков поменяла свой состав и снова отбыла «в туман». Совершенно непонятно почему, но Сережа вызвался ехать вместе с ними. К немалому моему удивлению и огорчению и удовольствию Бартона, который тут же решил поручить кандидату физико-математических наук, случайно попавшему в его распоряжение, научное руководство операцией.

Буквально когда они уже отъезжали, мне в голову вдруг пришла светлая мысль: а что будет, если попробовать пройти сквозь «дырку» в тот же самый момент времени, что и вчера? Или спустя десять-пятнадцать минут? Сережа тут же на ходу разработал целую теорию, Бартону наша идея показалась интересной, и бойцы получили уже более конкретное задание, в котором практически все было расписано: сколько экспедиций и в какое время они должны совершить. Сам же Бартон остался в расположении части по двум причинам: из-за нашего Славика и потому, что его снова вызывали в штаб.

Ну, а во-вторых стараниями старшины Петренко наш Славик утром был, как огурчик. То есть не зелененький и в пупырышку, а свежий и бодрый. Как уж там старшина колдовал над ним, какие методы современной опохметологии применял, то мне неведомо, но мы с Бартоном с трудом узнали вчерашнего гостя.

Со мной уже был однажды подобный случай. То есть не со мной, а с Сережей в моем присутствии. Одна моя подруга, которую почему-то практически все звали по отчеству, Юрьевной, вдруг решила зайти ко мне в гости. И причем не одна, а со своей другой подругой, Милой, которую я до этого не знала. Обе были изрядно навеселе, а Мила так вообще «хороша». Настолько, что начала объясняться кому-то в любви в тесном коридорчике нашей «коммуналки». Оказалось, даже не соседу-плейбою, а соседскому псу. В общем, вела себя Мила до такой степени нетривиально, что произвела на Сережу совершенно неизгладимое впечатление.

Спустя некоторое время мы вновь встретились с Милой в офисе Юрьевны и, разумеется, принялись болтать, как старые знакомые. Сережа при этом сидел, словно воды в рот набравши, с твердокаменным выражением на лице, чего я никак не могла понять. И лишь когда Мила откланялась и ушла, он спросил меня:

— Алена, а что это была за дама? Ты даже нас не представила!

— Вот тебе раз! Так это же Мила, помнишь, она к нам в гости заходила вместе с Юрьевной?

— Да?! Ничего себе! Я не узнал ее трезвой!

Сейчас был примерно тот же случай. Только такое чудо, как Славик, имелось у нас, по счастью, в единственном экземпляре, поэтому мы хоть и были удивлены произошедшими в нем переменами, решили, что это — все-таки он. Просто методом исключений. Поскольку перед нами вместо пьяно хихикающего идиота предстал совершенно приличного вида молодой мужчина с осмысленным взглядом темно-серых глаз. Куда-то вместе с насекомыми-заколками пропала попугайская расцветка его волос, которые, хоть и сохранили свою длину, производили впечатление только что вымытых и были перехвачены сзади в виде хвоста. Майка исчезла вместе с танцующей девицей, а вместо нее красовалась светло-кремовая трикотажная тенниска, украшенная над карманом и на левом рукаве бегущей строкой с какой-то надписью. На месте были только джинсы, обувь, которую я условно могу назвать кроссовками, и странный медальончик.

— Привет! — поздоровался он, когда мы с Бартоном зашли в землянку.

— Ух, ты! — не выдержала я, едва ответив на приветствие. — Когда это и как ты успел переодеться и вымыться?

— Вы-мыть-ся? — по слогам, словно пробуя слово на вкус, произнес он. — То есть стать чистым?

— Ну да!

Он мягко улыбнулся и стал говорить, старательно подбирая слова. Прямо как режиссер Якин в бессмертном фильме про Ивана Васильевича, который меняет профессию: «Вельми понеже…Паки, паки… Иже херувимы…»

— Чтобы стать чистым, не нужно прибегать к помощи воды. Это очень расточительно, ресурсы не возобновляются. Для этого существует индивидуальный универсальный гундиратор, — он показал на свой прибор-медальон.

— Ух, ты! — снова отреагировала я способом, достойным лучших традиций племени Мумба-Юмба. — А как он действует?

— Очень просто! Гензирующие поля, генерируемые гундиратором, интерферируют с собственным биополем человека, что приводит к эффекту частичной или полной смальгации на молекулярном уровне. А при генерации гензирующих полей, моделируемых частотой альфа-импульсов головного мозга, можно достичь эффекта кригации и, соответственно, декригации.

Как все просто! После его объяснения все становится практически прозрачным! И как же это я сама не догадалась, что дело всего лишь в гензирующих полях и эффекте смальгации!

— Де-кри-га-ции, — тупо повторила я. Может, стоит воткнуть кольцо в нос для более полного сходства с достойным представителем вышеупомянутого племени?

— Ну, да! — обрадовался Славик моей «понятливости». — Ту одежду, которая была на мне вчера, я декригировал и кригировал эту.

— А ты можешь показать, как это происходит? — спросила я, старательно избегая «Ух, ты!»

— Запросто!

Он нажал несколько кнопочек на панели своего, как его, гундиратора, и тут же кремовая тенниска растворилась, словно дым, который облачком окружил Славика, затем цвет дыма изменился на голубой, и, наконец, он рассеялся, уступив место голубой тенниске с воротником-стойкой и настоящим теннисным мячом, который мало того, что непонятно, каким образом держался где-то в сердечной области, так еще и все время крутился. И тем не менее Славик был чем-то недоволен, нахмурился и стал внимательно рассматривать свой чудо-приборчик. Потом несколько раз встряхнул его и постучал указательным пальцем по панели.

Удивительно! Неужели и в конце двадцать первого века, как и сейчас, вся точная аппаратура регулируется все теми же двумя способами: потряхиванием и постукиванием?

— Что-то не так? — спросил доселе скромно молчавший Бартон.

— Да вот, наверное, я что-то в нем испортил вчера. Обычно время кригации-декригации составляет от двух до десяти миллисекунд, то есть для глаза практически незаметно. А сейчас… Ничего не понимаю!

Бартон только молча курил трубку. Представляю, каково было ему, если я, родившаяся более чем на пятьдесят лет позже него и к тому же успешно закончившая физический факультет университета, чувствовала себя полнейшей дикаркой! Выдержка просто железная, нельзя не восхищаться.

— А какой у него источник питания? — спросила я.

— Питания? Нет, питание эта модель не осуществляет. Это могут делать только корабельные альтимигундираторы, которые стоят на звездолетах.

Ух, ты! Если уж я не могу удержаться от этого междометия, то лучше все-таки произносить его мысленно. Но все-таки! Звездолеты! И так буднично он о них говорит! Хотя меня он совершенно не понял.

— Я имею ввиду, какой у него источник энергии?

Славик задумался.

— Вроде бы он непосредственно получает энергию от зета-квадричных полей планеты. Но они настолько слабые и рассеянные, что повсюду стоят усилители. Да, именно с усилителя через синхронизатор самого гундиратора и поступает энергия!

— Видишь ли, Славик, в 1944-м году вряд ли на каждом углу стояли усилители зета-квадричных полей. Даже, боюсь тебя разочаровать, о таких полях еще никто и слыхом не слыхивал.

— Постойте, Лена! Неужели это не рябухин сон — то, что я оказался в прошлом веке, во время войны с немцами?

В этом вопросе, в отличие от гензирующих полей и смальгации на молекулярном уровне, Бартон разбирался неплохо, поэтому сразу же взял инициативу в свои руки.

— Да, именно так. Меня зовут Бартон Сергей Авраамьевич, я — полковник Красной армии, и мы ведем военные действия против гитлеровской Германии. Невдалеке от месторасположения нашей части обнаружен странный объект — некая структура, представляющая собой как бы «дырку» во времени. И события, происходящие у нас, в 44-м, посредством этой «дырки» самым странным образом переплелись с другими годами. Вам еще повезло, что до Вас к нам попала Елена Александровна вместе со своей семьей, и мы уже имели некоторое представление о том, с чем пришлось столкнуться и чего можно еще ожидать. Так что вот такие дела.