Взять хотя бы того же самого древнего патриарха, который жил в океане. Придумали какие-то глупые слова, и прячут за ними уникальное явление, непонятное незрелому разуму. И совершенно ясное ему, соплеменнику.

И тут он подумал, как, должно быть, пугались аборигены, когда просыпался от созерцания патриарх их рода! Один его физический размер должен был наводить на них ужас. А уж способность нанизывать на одну нить времена и события с тех самых пор, когда океан полностью покрывал всю планету, смешивать их в единой круговерти анализа и поиска единственно правильного решения, вызывала просто шок!

Он сам однажды ощутил что-то вроде шока. Когда случайно совпали периоды их активизации, и он почувствовал мощнейшее ментальное поле патриарха. Словно его сознание, привыкшее играть галактиками, вдруг затопила мощная холодная волна. Что уж говорить об этих местных!

Вообще-то говоря, ни ему, ни тем более патриарху, до аборигенов не было абсолютно никакого дела. Когда кто-нибудь из них активизировался, то он, естественно, вступал во взаимодействие с окружающей природой. Со всеми ее формами жизни: животными и растительными, разумными и неразумными. Он забирал и накапливал информацию, имеющуюся у них. Для того, чтобы забыть. А потом, во время очередного активного периода вспомнить и, возможно, использовать.

Точно так же он пользовался энергетикой природы, получая ее сразу изо всех периодов активизации сразу. Вместе с информацией она шла на восстановление его физической сущности. Он включался на прием энергии, и она начинала поступать к нему из каждого активного периода, как только он находил к нему путь в своей памяти. Слабенькие струйки сливались в ручейки, ручейки в реки, и вот уже мощный поток наполнял своей энергией его физическую сущность. При этом потоки взаимодействовали между собой самым причудливым образом, интерферируя, свиваясь узлами и петлями. Но ему до этого не было никакого дела. Главное, чтобы энергия поступала по назначению.

Но сейчас поток еще не достиг своей максимальной мощности, и поэтому он все дальше уходил в прошлое, попутно вспоминая все новые факты и подробности о себе самом…

Спустя несколько ничем не примечательных дней самочувствие семейства начало приходить в норму. Почти перестал кашлять Санька. Похоже, народные методы лечения принесли, наконец, свой результат. А заключались они в следующем. На грудь укладывалось сложенное в 4 раза махровое полотенце, на которое лепились горчичники, пациент тщательно закутывался и в таком виде спал всю ночь. Конечно, горчичные пакеты для этой цели более эффективны, но в 92-м их еще и в помине не было, так что приходилось пользоваться тем, что есть. Как говорится, за неимением гербовой пишут на простой.

У Сережи температура уже не подскакивала до 39, и он стал время от времени слегка поколачивать Саньку, что служило верным признаком улучшения его самочувствия и несказанно радовало любящего сына. Еще бы! Тому, бедному, из-за этого нашего провала даже подраться не с кем было, даже нос высунуть на улицу невозможно! Да уж, детство имеет свои недостатки!

А что касается подобных «драк», так это любимое времяпрепровождение моих мужчин. Обычно Санька начинает задираться к Сереже. Тот, много лет посвятивший восточным единоборствам, легонько бросает его на тахту. Санька начинает заводиться и еще больше задираться. И так продолжается до тех пор, пока ребенок довольно ощутимо не стукнется обо что-то. Тогда в дело идут слезы и упреки по поводу того, что папа совсем с ума сошел, не смотрит, куда его бросает. А через некоторое время все начинается снова. А еще бывает, что Сережа начинает делать из Саньки кресло-кричалку. То есть садится на него и начинает давить массой и авторитетом, пока тот не начинает визжать.

Однажды произошел вообще довольно забавный случай. Папа наш уехал по работе в Испанию на целый месяц, и бедному ребенку не на ком было выплеснуть избыток энергии. Что ж, за неимением гербовой… И сын стал приставать к матери:

— Ежик, давай с тобой подеремся!

— Отстань!

— Ну давай, а?

— Отвяжись!

— Ну Ежик!

— Ладно, неси перчатки!

Надо сказать, что несколько лет назад наш друг-кубинец, уезжая на Родину, подарил нам две пары настоящих боксерских перчаток к великой радости обоих мужчин. Так вот, напялили мы эти перчатки и стали молотить друг друга. А Саня был еще маленький, ручки коротенькие, так что его удары редко достигали цели. Вижу, совсем уже разошелся, пора останавливать.

— Все, хватит!

— Ну еще чуть-чуть!

— Нет. Я устала.

Нехотя сын снял перчатки, повесил их на гвоздик. Встал посреди комнаты и сосредоточенно засунул себе в рот целый кулак.

— Санька, что ты такое делаешь там? — спросила я.

— Не мешай.

— Да нет, я-то что, пожалуйста. Я только подумала, может, еще два моих кулака туда же затолкаем? Так, на всякий случай, а?

— Мама, я зуб вырываю!

Это был последний молочный зуб, который сын героическими усилиями извлек без всякой посторонней помощи и с чувством исполненного долга водрузил на книжную полку. Он так гордился собственным мужеством, что у меня рука не поднялась выбросить его в мусорку. А вскоре я о нем и забыла, тем более, что буквально через пару дней вернулся папа.

Сережа за чем-то полез на эту самую полку и обнаружил зуб. С засохшей капелькой крови.

— Что это такое? — вопросил он, сурово сдвинув брови.

— Ты представляешь, папа! — вдохновенно начал Саня. — Мы тут с Ежиком решили подраться. Так Ежик совсем озверел. Как размахнется, как врежет мне! Аж искры из глаз посыпались! Ну, зуб и долой! А кровищи было, не передать! Я чуть в обморок не свалился, голова несколько дней болела!

Надо сказать, папа был прекрасно осведомлен о наличии у наследника художественных способностей и фантазии.

Но зуб-то лежит!

Но также он знал и маму, свою непосредственную жену, которая вряд ли способна была на такое зверство в отношении сына.

Но зуб!

На его лице все эти мысли читались, словно в раскрытой книге. Наконец, здравомыслие победило:

— Ладно, рассказывайте, как было на самом деле!

В общем, инцидент был исчерпан.

А сейчас оба, насмотревшись репортажей по боксу с Олимпийских игр, напялили перчатки и с наслаждением молотили друг друга. При этом папа по большей части просто выставлял руку вперед и от души веселился, а сын старался изо всех сил, время от времени чувствительно натыкаясь на выставленный кулак.

Обычная, нормальная семейная атмосфера.

Я тихо радовалась, пока не доколебались и до меня.

— Мама, побей этого папу за меня! — слезно просил ребенок.

— И в самом деле, Алена, мы с тобой уже сто лет не дрались, — добавил Сережа, все еще дыша с присвистом.

Только этого не хватало, подумала я. А с другой стороны, у мужа настроение хорошее, почему бы не доставить ему еще одно маленькое удовольствие? Ведь раньше я тоже не чуралась подобных забав. А сейчас он еще совсем никакой, так что нет риска даже нечаянно нарваться на удар. В общем, надела я перчатки.

Вот дура-то!

— В красном углу ринга — боксер сборной Кубы… — вещал комментатор по телевизору.

Поначалу все шло хорошо. Я несколько раз удачно закрылась, нырнула.

— Кубинский боксер проводит удар прямой правой, продолжает набирать очки!

Ну, почти про меня! Я ведь раз даже достала Сережке почти до физиономии.

А потом вошла в азарт и нарвалась на его встречный. Исключительно по собственной инициативе. Меня отбросило метра на полтора. Усиленно моргая, я пыталась прийти в себя.

— Ну, Ежик, ты прямо как в анекдоте! — радостно сообщил Санька.

— В каком еще? — недовольно пробурчала я.

— Идет ежик по лесу и выпендривается: «Я сильный! Ух, какой я сильный! Ну, я и сильный!» Надоело медведю эту похвальбу слушать, он подошел к ежику и дал ему пинка. Ну, тот кубарем в кусты и улетел. Вылезает, отряхивается и говорит: «Я, конечно сильный! Даже очень сильный. Но, правда, легкий!»