Он лихорадочно углубился во временной тоннель, надеясь там, в прошлом, отыскать информацию о таких вот эмоциях. Но, чем больше он углублялся, тем отчетливее понимал, что это — напрасно, ибо в его жизни подобного никогда еще не было.

И вот он впервые в жизни не знал, что ему делать. Странность его состояния усугублялась тем, что его могучее сознание стало как бы раздваиваться. Не так привычно, как это происходило раньше, когда каждая его часть вполне существовала самостоятельно и успешно решала поставленные перед ней задачи.

Нет, это было совершенно другое ощущение. Как будто каждая частичка сознания, каждый мельчайший элемент памяти дублировались. Один за другим. И эти уже скопированные частички его личности сливались, складывались словно бы в какой-то отдельный сгусток, в который также перетекала большая часть энергии из тоннеля.

Он совершенно растерялся. И только мог молча наблюдать за происходящим. Он даже отключился от восприятия окружающего мира, всех этих временных «бусинок», настолько его поглотил этот странный, непонятный процесс, происходящий с ним самим. И вдруг в его полупарализованном сознании словно бы сама по себе возникла некая информация. Она пришла к нему не из какого-либо прежнего периода его активности. Нет, откуда-то из более ранних времен, когда он еще не осознавал себя отдельным существом. Это было что-то вроде памяти рода. И сейчас она, память рода, сообщила ему, что в его структуре зреет новое существо, которое, прежде, чем стать самостоятельным, скопирует и унаследует весь Опыт Рода, а в его числе память и опыт его, Непосредственного Предка…

Утро выдалось на редкость прекрасным. Словно безумные, заливались в небесах жаворонки. Надо же, лето заканчивается, а они так поют! А особенно вдохновляло то, что по какому-то высочайшему приказу майор Черноиваненко отбыл в распоряжение штаба то ли дивизии, то ли еще чего-то такого. Причем надолго, и душу не хуже яркого солнышка согревала мысль, что, возможно, мы его уже никогда больше не увидим. Позавтракав и препоручив Саню заботам старшины Петренко, мы собрались в «экспедицию».

Бартон был само воплощение предупредительности. Как только мы с ним перекурили после завтрака, нам было предложено занять места в его «Виллисе», который был, надо признать, все-таки значительно комфортабельнее наших велосипедов. Правда, единственный недостаток этого автомобиля я ощутила уже во время посадки, глубоко разодрав левую ладонь о рваные зазубрины дырки, оставшейся после попадания осколка. Вот зараза! Пришлось даже носовым платком пожертвовать.

Оказывается, довольно большая группа бойцов была выслана к Черному озеру заранее, и, когда мы приехали, они уже докладывали о своих наблюдениях. Что самое смешное, руководил ими уже хорошо знакомый нам лейтенант Коновалов, который при первой встрече едва удержался от того, чтобы не расстрелять нас просто по факту появления. Теперь, когда такой опасности уже, тьфу-тьфу, не было, он казался достаточно симпатичным и сообразительным парнем, который неплохо знает свое дело. От внимания его и его людей не ускользало ничего. Малейшие изменения в состоянии клочьев тумана сразу же фиксировались и систематизировались.

Только что с того?

Примерно в районе полуночи в его среде началось какое-то шевеление, и на секунду-другую он словно бы осветился изнутри, а спустя некоторое время появилась вихревая активность, которая наблюдается до сих пор.

Великолепно. Знать бы еще, что делать с этой информацией. Лучше бы вместо вихревой активности появился Кругалевич, тот самый «Портной», разведчик с ценными данными.

Поскольку дальнейшее пассивное наблюдение хоть и обогащало нас невероятно ценными фактами о жизнедеятельности странного артефакта, но ни на полшага не приближало к решению непосредственных задач, было принято решение отправиться вовнутрь. Естественно, храбрых разведчиков должен был сопровождать проводник. Иван Сусанин, одним словом. В качестве которого было предложено использовать Сережу.

Разумеется, расставаться, да еще и в такой ситуации, меньше всего входило в мои планы. Но на первый раз они собирались только пройти сквозь туман и тут же вернуться обратно. Причем на всякий случай решили все обвязаться веревкой, конец которой привязали к дереву рядышком. А я еще порекомендовала оставить на том месте, где они выйдут, бумажку с надписью «№1» — первая экспедиция. А то ведь тут лес как лес, и попробуй ты разберись, в какое время тебя занесло.

Итак, мы сдержанно попрощались. И вот Сережа, Коновалов и еще парочка вооруженных до зубов бойцов отправилась в туман. Через мгновение их силуэты перестали просматриваться в его густых клубах, и только вспышки какого-то синеватого света говорили о том, что в этой странной структуре находится кто-то посторонний. Веревка, привязанная с дереву, сначала натянулась, а потом резко ослабла. О, Боже! Что же там такое случилось? Я бросилась к ней и потянула. Такое ощущение, что я с помощью древней ручной прялки пыталась прясть этот холерный туман. Веревка просто-напросто переходила в него, становилась его частью, а, вытягивая ее на себя, я тащила ком тумана. Бесполезное занятие. Только и оставалось, что надеяться на лучшее.

Я замерла, вцепившись здоровой рукой в рукав Бартона и даже, кажется, перестала дышать. Сколько прошло времени? Наверное, минут пять, не больше. Потому как я, хоть и не дышала, курить все-таки не забывала и едва успела прикончить сигарету, как светящиеся пятна стали приближаться, и появились наши воины в полном составе и слегка очумелом виде. А злополучная веревка обрела свою нормальную плотность и с видом полнейшей невинности скрутилась кольцами у самых ног.

— Ну, что? — набросились все на вновь прибывших.

— Что? Да ничего! Ровным счетом, — докладывал начальству Коновалов. — Ну, проникли мы сквозь этот туман. Да, согласен, несколько странные ощущения. Так ведь после всего того, что они, — он кивнул в нашу с Сережей сторону, — порассказали, еще и не такое привидится. Ну, зашли в туман, прошли. Оказались на такой же или очень похожей полянке, постояли там с минуту, бросили бумажку с номером, завернулись, да и двинулись обратно. Здается мне, товарищ полковник, что эти — снова кивок в нашу сторону — просто-напросто нам голову морочат. И где это такое видано? «Дырка» во времени! Вот сделать бы им обоим по дырке в голове, так знали бы!

Теперь он уже не казался мне симпатичным. И сообразительным тем более.

А что же он ожидал там увидеть? Асфальтированную дорогу с табличками, указывающими годы? Или девушек в мини-юбочках, улыбающихся на все тридцать два и зазывающих: «Добро пожаловать в год такой-то! Вы наш юбилейный посетитель, и поэтому Вам полагается бесплатная порция кампари!» Хотя вряд ли он знает, что такое кампари. Впрочем, как и мини-юбка.

— Рядовой Василевич! — обратился Бартон к одному из бойцов.

— Я!

— Вы хорошо запомнили место, куда положили бумажку с номером?

— Так точно, товарищ полковник!

— Так вот, обойдите этот туман, ни в коем случае не проникая вовнутрь, и постарайтесь эту бумажку отыскать.

— Есть! — коротко козырнул тот и отправился исполнять приказание, а все застыли в напряженном ожидании.

Спустя минут пятнадцать он вернулся, полностью обескураженный.

— Товарищ полковник! Виноват, не нашел!

— Искать надо было лучше! — чуть не взорвался Коновалов.

— Разрешите, товарищ полковник? — снова подал голос Василевич.

— Да?

— Я так думаю. Мы когда ходили, куда-то в другое место попадали. То есть место оно может быть и то же самое, только раньше это было. Потому как березку я узнал, к которой бумажку прицепливал. И сейчас ее снова видел, только она совсем здесь уже другая, гораздо больше.

Ну, слава Богу! Наши слова были подтверждены, только это ни на миллиметр не приблизило ни нас, ни Бартона к решению задачи. Поскольку никаких следов ни Кругалевича, ни немецких танков не было обнаружено.