Твою мать… я скоро свихнусь.
Достаю из ящика стола бутылку коньяка и наполняю хрустальный бокал, тут же осушая его до последней капли. Выжигая внутренности огненной жидкостью, в надежде хоть немного выдохнуть после длительного самокопания.
Уже неделю не нахожу себе покоя. С матерью я больше не виделся и не разговаривал. Наказать рука не поднимается. Да и разве могу я?
Вытаскиваю из-за уха сигарету и вставляю ее между губ. На меня все давит. Я хочу вздохнуть, но не могу. И даже сигаретный дым не чувствую, будто и не травлю свои легкие тысячной сигаретой. Нельзя так, Марат. Можно. С появлением в моей жизни голубоглазого проклятья я нарушил уже не один свой устой.
Делаю еще одну затяжку дыма, но так и не выходит перебить призрачный шлейф сладкого запаха ведьмы. Она отравила меня. Прокляла. Вместо воздуха теперь дышу только мыслями о ней.
Внезапно двери моего кабинета распахиваются. И, прищурившись, мне удается разглядеть сквозь дымовую завесу нежданного гостя на пороге.
— До меня дошли слухи, что мой друг спивается? — выдает с широкой улыбкой на лице Салим и стремительно приближается ко мне. — Ас-саляму алейкум, брат!
— Ва алейкум ас салям, брат. — Мы обмениваемся теплым рукопожатием и заключаем друг друга в объятья, прежде чем я приглашаю его присесть.
— Алкоголь не выход, тебе ли не знать?
— Я потерял покой, — произношу на выдохе, лениво постукивая пальцами по столу.
Салим шумно втягивает носом воздух и перекидывает ногу на ногу, устраиваясь в кресле поудобней.
— Так и не нашел? — интересуется он, перекручивая на запястье браслет с медальоном.
Сокрушенно мотаю головой.
— Ни единой зацепки.
Какое-то время мы сидим в тишине, изредка встречаясь нечитаемыми взглядами. Но внезапно Салим подается вперед, кладя руку мне на плечо.
— Марат, я думаю, ты ищешь уже призрака. — От понимания куда он клонит мои челюсти невольно приходят в напряжение. — Татьяна красивая девушка. А теперь представь… голая на холодной трассе. Если не какие-нибудь ублюдки, то мороз забрал ее. Ты ведь понимаешь…
— Замолчи! — скидываю с себя его руку. — Не смей мне этого говорить, Салим! Она жива.
— Успокойся, брат, я не желаю зла Татьяне, но и видеть во что превращается мой друг я тоже не могу.
— За меня не беспокойся, — сухо отвечаю ему и откидываюсь на спинку кресла.
— Не беспокоиться, — недовольно цитирует мои слова. — Я вот одного не понимаю. Если тебя так волнует ее жизнь, почему ты так с ней обращался?
Вмиг бросаю на Салима уничтожающий взгляд. Он нарывается.
— Тебя это не касается. — Вновь беру бутылку и откупориваю крышку. — Ты прилетел вытрахать мне мозг?
— Я прилетел, — Салим выхватывает у меня из рук коньяк, а вместе с ним и гортанный рык из моего горла, — чтобы предотвратить твое стремление стать алкашом. Ты хоть перчатки то надеть сможешь? — с вызовом выдает друг и возвращает бутылку на стол, а я не могу сдержать скупой улыбки.
— Хочешь проверить?
Салим издает короткий смешок, вскидывая руки вверх.
— Ты умеешь убеждать словесно, брат.
Напряжение постепенно уходит и я возвращаю дружеский тон. Достаю второй бокал и, поставив на стол, наполняю оба карамельной жидкостью.
— Так какими судьбами в наших краях? — протягиваю ему пузатый сосуд.
— Я волнуюсь за тебя, — Салим принимает и делает небольшой глоток, прежде чем продолжить. — Ты перестал выходить на связь, на конференциях и собраниях твоего присутствия тоже не занимать. Айюб точет зуб. Он хочет сдвинуть тебя.
— Он может сдвинуть только свой член в сторону. Или он у него внезапно стал лишним?
— Я тоже задался этим вопросом, — Салим прыскает со смеху и потирает переносицу мизинцем, вновь возвращая своему лицу серьезное выражение. — Только не стоит его недооценивать, Марат. Я не знаю, что произошло между вами в ресторане, но Айюб, через пару дней собрал всех у себя и сделал весьма выгодное предложение.
— И в чем же заключается его предложение? — жестикулирую с бокалом коньяка в руке.
— Он предложил хорошие условия всем нам, если мы отдадим ему свой процент акций.
Я делаю глоток и погружаюсь в мысли.
Мы выкупили большой участок с лесом у администрации города. Большую часть средств выделила моя семья, поэтому пятьдесят процентов акций мои как собственника. И по десять получили пять моих друзей. Но недавно Айюб потребовал увеличить его процент, ведь он вложился больше, чем другие четверо. И в Москве мы собрались в ресторане Салима, чтобы я переписал от своих пятидесяти десять процентов ему. И теперь если все отдадут Айюбу по своих десять процентов он получает на выходе шестьдесят. Сукин сын. Даже если он завладеет пятьюдесятью, то уже станет наравне со мной. Хитро.
— И сколько его поддержало? — наконец я нарушаю образовавшуюся тишину.
— Трое.
— То есть, все кроме тебя?
— Да. Признайся, ты приворожил меня? — иронично поддевает он.
Тяжело сглатываю и провожу по волосам рукой, цокая языком.
— Не могу разделить твоего веселья, Салим.
— Что думаешь? Накажешь?
— Может быть… Может быть, друг. А может я просто аннулирую подписанный контракт и все псы останутся с обглоданной костью.
— Ты ведь уже подписал… Погоди… Хочешь сказать?
— Хочу сказать, что оригинал у меня на руках с девственно чистым местом для подписи, а теми бумагами они могут подтереть себе жопу. Ты действительно думал, что я подпишу не проверив каждого на вшивость? — пристально, с прищуром смотрю в его ошалелые глаза. — Ты всегда был слишком доверчивым, Салим.
— Но почему мне ничего не сказал?
— Ты мог все испортить.
Салим дергается вперед.
— Ты гребанный дьявол, Хаджиев! — укоризненно тычет в меня пальцем.
— Я рад, что ты не разочаровал меня, брат, — одобрительно киваю. — Отправляйся в гостевой дом, он в твоем распоряжении. Я буду позже, мне нужно решить еще кое-какие вопросы.
Глава 22. Паша
Спустя месяц
Ставлю на стол уже порезанный ягодный пирог и принимаюсь наполнять чашки любимым чаем с бергамотом.
— Павел, стол накрыт!
— Я думал, что с ума сойду от бурного слюноотделения, — вздрагиваю, потому что мужчина оказывается прямо за моей спиной. — Аромат впечатляет, Тань, — бережно обхватывает меня за плечи и обходит, занимая свое место за столом. — Продолжишь в том же духе мне придется сменить гардероб, — Мужчина берет кусок пирога, кусает и с его губ срывается стон удовольствия. — М-м-м, Татьяна, ты просто убийца тестостероновых кубиков.
— Перестаньте, — шутливо отмахиваюсь я и тоже присаживаюсь за стол, — вы в прекрасной форме.
— Ты, — резко поправляет меня Павел, вынуждая посмотреть на него. А когда наши взгляды пересекаются, мое сердце начинает биться чаще. — Хватит выкать, Тань, а то мне уже не по себе. Тридцать лет это не приговор, — забавляется он, возвращая расслабленную обстановку.
Моему спасителю сорок пять, Павел Александрович старше меня. Намного. Только вот он усердно игнорирует данный факт, отшучиваясь более меньшим возрастом. Но для своих лет Павел весьма красивый и ухоженный мужчина.
Темные волосы. Острый подбородок. Высокие скулы и волевые брови, под цвет темно-карих глаз. Да и отсутствие щетины на лице снимает лет пять от его возраста. А мускулистое телосложение окончательно сбивает с толку. Но все же он старше меня и весьма благороден в своих поступках, поэтому «тыкать» ему крайне неудобно.
Да и к тому же, несмотря на совместное проживание, он все еще чужой для меня.
— Прости, — заставляю себя наплевать на правила приличия, — я не хотела задеть твое мужское эго, — игриво подмигиваю собеседнику и беру горячую кружку в руки.
— Так то лучше.
Закончив с трапезой, я начинаю убирать со стола, в то время как мужчина отвлекается на телефонный разговор.