Минут через пятнадцать машина останавливается у дома, прежде чем один из моих людей открывает дверь.

Тата переводит взгляд на меня.

— Где мой сын?

— Отведите девушку в ее комнату, — не обращаю внимание на нетерпеливый тон ведьмы, отдавая приказ своему человеку, — и проследите, чтобы до моего приезда она не покидала границы территории.

Охранник кивает и протягивает Тате руке, но та, вздернув подбородок, демонстративно не замечает этот жест и выходит из машины самостоятельно, вульгарно дефилируя задницей в сторону моего дома. Она дома. Наконец-то. Ненадолго могу позволить себе расслабиться и решить проблему в виде ублюдка Шабазова и только потом смогу спокойно обдумать вопрос и понять, что будет дальше. Пока слишком много раздражителей и очень мало ответов. Но я обещаю себе, что разберусь со всем и вытащу все дерьмо на поверхность.

Тата

На нетвердых ногах несусь по выложенной мозаичной плиткой дорожке, едва сдерживая нервные слезы и проклиная себя за то, что я снова рядом с ним стала слабой. Поддалась похоти. Ну сколько можно? Что я за дура такая? Как излечиться от чувств к этому мужчине?

Столько лет прошло, а я снова с разбегу на те же грабли! Вот почему я за все это время не могла натрахаться вдоволь, чтобы тошнило меня от каждого прикосновения этого ублюдка. Но нет же, меня не то, что не тошнило, мне было мало, хотелось чтобы его руки бесконтрольно сжимали каждый сантиметр моего тела. До дрожи в собственных конечностях.

Тяжелый вздох рвётся наружу, прежде чем я уверено переступаю порог величественного дома в стиле ренессанс, совершенно наплевав на обстановку вокруг. Это все не важно. Да и ругать себя уже смысла нет, ведь с каждым новым шагом все мои мысли занимает только один вопрос. Где мой сын?

Однако я даже не успеваю поднять шум, как слышу детский смех. Смех! Слава богу!

Не теряя ни секунды времени, я срываюсь с места, оставляя позади себя так же ускорившийся шаг охраны, что преследуют меня от самой машины Хаджиева. Пошли они все к чертовой матери! Все!

Часто дыша, я вбегаю в просторный зал со светлыми бежевыми стенами и нежным голубым интерьером в позолоте, среди которого я замечаю женщину. Молодую и привлекательную между прочим. И какого-то черта мой сын заливается смехом на руках у этой самозванки.

Хаджиев совсем охренел?

Глупая ревность захватывает меня с головой, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не закатить истерику. Ревность из-за сына. Но от мысли, что это очередная пассия Марата мне все же становится дурно. И вот только после этого предположения на меня обрушивается неприятная и пугающая догадка: а что если Хаджиев все знает? Что если он все спланировал и теперь специально мучает меня, а когда насытится моей кровью, просто возьмёт и заберёт от меня ребёнка? Нет, нет, нет…

— Настало время полета на самолетике, малыш, — нараспев протягивает незнакомка, возвращая меня в реальность, и, схватив Ваньку на руки, поднимает его в воздух. А я по какой-то причине замираю, а потом делаю пару шагов назад, пока не ударяюсь затылком о стену, позволяя себе насладиться звонким смехом ребенка, позволяя напряжению покинуть мое тело в соленых каплях, что уже без спроса катятся по моим щекам. Я так долго выстраивала свой мир по крупицам заново, и вот теперь снова оказываюсь в западне удушающих страхов. Потому что наверняка знаю, просто не будет. — Внимание, скоро будет посадка, ты ведь помнишь, что это значит? — игривый женский голос снова врезается в мой мозг, а следом детский визг, такой же как Ванька издает, когда его щекочут.

Но я по-прежнему стою с прикрытыми глазами и прислонённая изнуренным телом к стене, разрешая себе довольствоваться лишь на расстоянии тем, что происходит вокруг меня. Главное, что сынок в порядке. С остальным разберусь.

И все же мне становится противно от самой себя. Потому что между ног я все еще чувствую присутствие спермы Хаджиева. Чувствую, что грязная. Испачканная им. Не достойная, чтобы предстать перед Ванюшей в таком виде. Ни к чему ему видеть меня в разбитом состоянии. Дети ведь чувствуют настроение матерей? Да я и сама не хочу подходить к своему сыну, ощущая себя перепачканной генофондом его папаши. К самому чистому созданию на всей планете. Поэтому пользуясь тем, что я осталась незамеченной, сломленная духом ухожу в душ.

Под горячим напором воды я пытаюсь выжечь из себя все ядовитые мысли, но бесполезно. Что нас с Ванькой ждёт дальше? Неизвестно. Какое будущее я могу позволить своему ребёнку и какой ценой, так же остается для меня острым вопросом. И кто эта женщина? Она явно не из прислуги, костюмчик от итальянского бренда как минимум за пять тысяч евро сидит на ней как влитой, это я еще молчу об украшениях, которыми она увешана с ног до головы. Да все тут ясно. И думать нечего.

С усилием выбросив из головы образ так заинтересовавшейся меня девушки, я выхожу из душа, вытираю тело на сухо и заворачиваюсь в махровый халат, который видимо лежал и ждал своего часа. По размерам большеват, но какое это имеет значение? Я бы укрылась им от макушки до пяток, лишь бы не попадаться на глаза хозяину этого дома. Но я не в Хогвордсе, а халат — не мантия невидимка. Зато вот из Хаджиева вышел бы дементр со стажем.

Просушив волосы перед зеркалом, напоследок кидаю на себя пустой взгляд и выхожу из ванной комнаты с беззвучным вздохом. Теперь единственное, что мне необходимо, это обнять свой маленький комочек и уткнуться в него носом, надышаться медово-молочным запахом и уснуть также сладко как и мой ангел.

Настроив себя более менее позитивно, я наконец иду на поиски своего сына по нескончаемым коридорам особняка, правда на этот раз нахожу его с той же красоткой уже на кухне. И он не упускает ни единого ее движения, пока та строит ему глазки, попутно готовя молочную смесь. Она явно ему по вкусу. Папашины гены не остаются в стороне. А внутри меня с каждой секундой зарождается отчетливое понимание того, что свекровь из меня выйдет «отменная».

— Ты наверное и есть Таня? — звучный женский голос теперь обращен ко мне, а я только сейчас отдаю себе отчёт в том, что все это время пялилась на нее, опершись плечом о дверной косяк.

— Верно, — прочищаю горло и, затянув пояс халата потуже, ступаю вперед, а там уже щемящее душу «Мааамочка», а после сразу же раздается топот маленьких ножек.

Сладость моя.

За жалкое мгновение я забываю обо всем дерьме и крепко обнимаю Ваньку и, подняв его на руки, расцеловываю в пухлые щечки, направляясь к холодильнику. Скромничать я не собираюсь. Пленницей быть тоже.

— У него аллергия на магазинные смеси, — строго делаю замечание я, с укором глядя на незнакомку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍На что та, сжимает губы, сдерживая ухмылку, и, сложив руки на груди, чинно опирается задом о кухонную тумбу.

— А я смотрю Хаджиев себе не изменяет, только отборных сук трахает, — саркастично выдает эта стерва, но продолжает уже более сдержанным тоном. — Спасибо было достаточно. Я между прочим с твоим ребёнком весь день просидела.

В груди жалит осколок затюканной совести, но я проглатываю слова благодарности и, открыв холодильник, начинаю обзор в поисках чего-нибудь съестного, пока в спину не врезается ее издевательский хохот. С Иваном она была более терпимой личностью.

— Я вот не понимаю, — подначивает она, — Марат только с тобой такой идиот?

Нахмурив брови, я оборачиваюсь.

— Родимое пятно на пяточке твоего ребенка идентично как у его биологического отца.

— Ты о чем? — строить из себя дуру? Это я могу. Вот только контролировать нарастающую в груди панику мне не под силу.

Женщина закатывает глаза.

— Таня, я личный массажист Хаджиева. Знаю каждый сантиметр на его теле, — с ухмылкой добавляет она, явно давая мне пищу для размышлений, с бонусной серией мыслей: трахались ли они? А почему нет? Фигура при ней, да и рот видно рабочий. Но я прекрасно понимаю к чему изначально вела эта дрянь.