Не успеваю опомниться, как мужские пальцы уже проскальзывают под трусики. Этот дьявол точно видит меня насквозь…
— Моя девочка проголодалась, — мрачно усмехается он, собирая пальцем влагу между складок, а потом обводит им тугой комочек. Я едва могу дышать, но Марат это игнорирует, напротив, его движения становятся более остервенелыми. Дикими. Требующими мои стоны. — Я тоже голоден, — в этот момент он проталкивает в меня два пальца и я хватаюсь за его крепкие плечи, готовая бросится в омут экстаза. — Не сдерживай себя, — дразнящий тоном он шепчет у моего уха и прикусывает за мочку.
Слишком остро. Тело жаждет разрядки, оно буквально искрит в его руках. И если он сейчас же не насадит меня на свой член, я взорвусь от напряжения.
— Марат, — хныкаю, двигаясь навстречу его пальцам. Я горю своим же желанием, потребностью ощутить его, и даже мысль о том, что мы не совсем одни в этом ресторане не может задержаться надолго в моей голове. Хаджиев просто напросто не дает мне и секунды, чтобы отвлечься от его настойчивых губ и пальцев, которые заставляют меня задыхаться и дрожать от удовольствия.
— Я весь твой, детка, — хрипит он, ведя языком вверх по шее, оставляя легкий укус на подбородке. — Возьми то, что ты хочешь.
— Ты мерзавец, Хаджиев, — шепчу я дрожащими голосом, сильнее ерзая на его руке, но резким движением он вынимает из меня пальцы, а вместе с ними и громкий стон моего разочарования.
Верни их на место, деспот!
Тяжело дыша, я отстраняюсь, чтобы испепелить его своим взглядом за эту проклятую выходку, но когда вижу, с каким аппетитом он слизывает со своих пальцев мои соки, готова кончить и без них.
— Хочешь попробовать какая ты… — он быстро притягивает меня за шею к себе, чтобы прошептать прямо в губы, — вкусная.
И не предоставляя возможности мне ответить, Хаджиев подносит влажные пальцы к моим приоткрытым губам.
— Оближи их, Тата, — требовательно рычит он и я делаю это, скольжу языком по всей длине его пальца, снизу вверх, и угождаю прямо в голодный рот Хаджиева, с которым мы уже делим мой вкус на двоих. Захватывая друг друга горячими стонами несдержанных поцелуев.
И с каждым новым движением его дикий язык заставляет стонать меня громче, но внезапно Марат соскальзывает с моих губ, утыкаясь носом в ложбинку на шее.
Его дыхание глубокое, частое, пальцы выжигают на моем теле порочные следы, а я готова кричать, скулить, на стены лезть оттого, что он издевается надо мной: доводит до самой грани, но останавливается, превращая в один сплошной нерв неутолимой страсти.
Облизнув распухшие губы, я в густом тумане похоти расстегиваю его чертов ремень и уже в следующее мгновение провожу пальцами по горячей и нежной плоти, в плену выпуклых вен. Марат нетерпеливо отодвигает мои трусики в сторону и стоит мне направить твердый ствол в себя, как с моих губ тут же срывается глубокий стон, а когда я полностью опускаюсь на его член, Хаджиев запрокидывает голову назад и со свистом выпускает сквозь зубы задержанное дыхание.
Я замираю на долгую секунду, привыкая к его размеру, к пьянящим ощущениям наполненности, пока Марат не начинает подталкивать меня навстречу себе, алчно сжав мои ягодицы в руках. Медленно я скольжу по нему вверх-вниз. Замечая, как проворные мужские пальцы уже зарываются мне в волосы, прежде чем требовательным рывком он притягивает мое лицо к себе.
— Ты нужна мне, — хрипло стонет у моих губ и, не дожидаясь ответа, завладевает ими, проскальзывая влажным языком в мой рот. Трахая им в унисон со своим членом. Неутомимо истязая меня сладкими укусами, а потом зализывая следы своего зверства.
Внезапно Хаджиев приподнимает мою попку и на мгновение лишает наслаждения.
— Марат, — ахаю, когда он одним умелым движением разворачивает меня и возвращает на свой член.
— Ты даже не представляешь, как я голодал, — напряженно бормочет Марат, с потребностью прижимая меня спиной к своей крепкой груди, а я в полной растерянности откидываю голову ему на плечо. Голодал? То есть все это время он никого не трахал? Тепло устремляется к моим щекам, а после приятно разливается в груди, но радостные мысли разбиваются, когда он грубо прикусывает мое горло, прожигая каждый уголок в теле яркой вспышкой удовольствия. — Больше не смей мне запрещать тебя касаться, — его тяжелый голос проникает в меня невидимой вибрацией, от такого блаженства даже глаза закатываются, а потом Хаджиев разворачивает мое раскрасневшееся лицо к своим жадным губам. — Ты моя, Тата, и ты нужна мне вся, целиком и полностью. Я больше не готов терять тебя, — он обманчиво нежно покусывает меня за нижнюю губу и я не в силах сдерживать сладкие стоны.
— Не потеряешь, — прикрываю глаза, позволяя его рту поедать себя: губы, скулы, шею да все черт подери, в этот момент я готова отдать ему все, что у меня есть.
Вскрикиваю оттого, что его пальцы обхватывают мои соски, начиная истязать их с животной потребностью, то оттягивая, то легонько сжимая, то щелкая по ним подушечками пальцев, в то время как меня остервенело заполняют новые толчки, на которые я уже сама активно отвечаю, двигая бедрами навстречу его члену.
В животе пламя. В груди бешено бьющееся сердце.
И каждое необузданное движение превращает меня в мельчайшее вещество, которое он озверело втягивает в себя. Как бесконечную дорожку кокса. Слизывает. Втирает в десна. С диким кайфом. Наполняя воздух вокруг влажными шлепками нашим тел. И плевать, если мы не одни. Пусть извращенно. Пусть неправильно, но, черт подери, как же хорошо… Слишком хорошо.
Горячее и мускулистое тело подо мной. Сильные руки и ненасытный рот на мне. А внутри — длинный и твердый член, который разрывает меня на сочные куски наслаждения.
Я в раю, в маленьком личном, который скоро разлетится на жалкие осколки. И возможно исчезнет, как и я.
Но сейчас я живу.
Задыхаюсь и дышу.
Взлетаю и падаю.
Умираю и воскресаю.
Марат совершает пару грубых толчков и, щелкнув пальцами по напряженному клитору, отправляет в нокаут. Меня накрывает мощнейшим цунами ощущений, и волна за волной они разбивает мое тело о скалистый берег оргазма. Разрушают меня. Ярко. Остро. Сладко. Бесконечно. И только гортанный рык поднимает меня с самых глубин эйфории, сливая в единый источник удовольствия, прежде чем я чувствую на своем бедре теплые капли спермы…
Никто из нас не шевелится. Мы сокрушены окончательно. Единственное, на что хватает сил, это только на частое прерывистое дыхание. И я не знаю, сколько мы сидим вот так вот, слившись воедино, но изредка я ощущаю его короткие поцелуи на макушке. И это намного интимнее всего, что произошло здесь пару мгновений назад.
Внезапная трель телефона заставляет Марата пошевелиться. Я уже собираюсь слезть с него, как он резко притягивает меня обратно и только после этого отвечает на звонок.
Как всегда говорит на чужом для меня языке, но я прекрасно ощущаю, как его тело напрягается, а хватка на моей талии становится грубой, что зарождает внутри меня повод для беспокойства.
Хаджиев резко швыряет телефон на стол и, шумно вздохнув, зарывается лицом в мои волосы.
Остатки от былого оргазма безжалостно испаряются. Теперь в моей голове крутятся колесики с различными догадками, касающимися его столь резкой перемены настроения.
Какое-то время мы так и сидим, молча, не шевелясь, пока я первая не нарушаю тишину.
— Что-то случилось?
Он мотает головой.
— У тебя нет повода для беспокойства.
— Но я беспокоюсь, — сглатываю и хочу повернуться к нему, вот только Марат не позволяет мне этого сделать.
— Проблемы по работе, — начинает он успокаивать хриплым голосом, поглаживая мой живот большими пальцами. — Сейчас за тобой заедет Салим и отвезет тебя домой.
— А ты?
— Я приеду позже.
Наконец он сам разворачивает мое лицом к себе, вот только легче мне не становится.
— Было бы хорошо, если бы ты не врал мне, — провожу ладонью по его щеке, отчего мужские губы трогает слабая улыбка.