Однако, как только он сделал первый шаг, я предупреждающе зашипела. А затем свирепо рявкнула:

— Мартин!..

И тут же наткнулась на озабоченный взгляд знакомых голубых глаз.

— Ты звала меня, Хель? — обеспокоенно спросил ангел, крепко держа меня за руку. — Мне показалось, или ты действительно оказалась в беде?

Я моргнула от неожиданности, но это действительно был Марти — встревоженный, взлохмаченный, покрытый сажей, словно недавно чистил печную трубу, но живой. Настоящий. Требовательно заглядывающий мне в глаза в поисках признаков подступающего безумия.

С облегченным вздохом я откинулась навзничь и закрыла глаза.

Хвала всем демонам Преисподней — работает! Что бы ни сделал со мной ангел, но оно работает! Я снова здесь, снова дышу и чувствую себя настоящей! И больше не вижу стремительно меняющееся лицо Темного Князя. Не ощущаю исходящих от него волн нечеловеческой злости. И не слышу эхом отдающийся крик: «Стоять!» — потому что я больше не в его власти.

— Спасибо, Марти, — с чувством сказала я, сжимая в ответ руку ангела. — Ты очень вовремя меня вытащил.

Как оказалось, я очнулась в тот самый момент, когда шум на кладбище уже утих, все более или менее успокоились, а оставшаяся на ногах часть нашей разношерстной команды была отругана, раны ее были залечены, и теперь она стояла навытяжку перед самым странным существом, которое мне когда-либо доводилось видеть.

Госпожа Личиана выглядела как… как умертвие — большое, крылатое и весьма раздраженное своим неожиданным пробуждением. Я бы, пожалуй, сказала, что она походила на стрекозу, однако крылья у нее были, скорее, от летучей мыши. Лицо — как слегка очеловеченная морда самки богомола. Даже жвалы точь-в-точь как у нее. А вот дальше мое воображение пасовало, потому что под развевающимися обрывками савана силуэт угадывался непонятный. Неженский, однозначно. Но от какого насекомого в нем было больше — от гусеницы или от таракана, я откровенно затруднялась ответить.

К счастью, объяснять причины своего поступка мне не пришлось, поскольку недавние события друзья успели описать самостоятельно, включая Улькины издевательства над трупами, их непонятное и внезапное воскрешение, а также наши суматошные попытки сохранить себе жизнь.

Разумеется, поначалу умертвие сомневалось, что мы это не специально. Шипело, свистело и щелкало жвалами, пытаясь подловить нас на лжи. Но затем придирчиво оглядело опаленный склеп, приладило на место выбитую дверь, тронуло молоток, с которого на этот раз не слетело ни звука, с задумчивым видом обошло разоренное кладбище и, вернувшись к ограде, куда меня успели перенести друзья, наконец скрипучим голосом сообщило:

— Я вам верю.

Признаться, эти три простых слова даже во мне вызвали волну неимоверного облегчения. Слухов о живущем на кладбище существе ходило много, а легенд и всевозможных баек — еще больше. Вплотную, конечно, нам раньше сталкиваться не приходилось, поскольку во время Улькиных зачетов, которых и было-то пока две штуки, мы держались от склепа подальше. Поэтому я была так напряжена, когда шел продолжительный процесс дознания.

Измучившаяся ожиданием Улька, которая все это время ни на шаг не отходила от меня и уже успела передумать обо всем на свете, только после этих слов позволила себе обмякнуть. А умертвие, окинув ее пренебрежительным взором, совершенно справедливо заметило:

— Я верю вам хотя бы потому, что одна ты при всем желании не сумела бы сотворить такой кавардак.

И с этим было трудно не согласиться.

— Ты не виновата в пробуждении кладбища, — щелкнула жвалами госпожа Личиана, когда баньши без сил опустилась на траву рядом со мной. — Для этого требуются силы, которых у тебя нет. Как и врожденных способностей вызывать первородный хаос, чуточки удачи и… видимо, заклинания молчания, которое кто-то наложил на склеп, чтобы я не могла вас услышать.

Мы выразительно переглянулись.

Жаль, но общеизвестная магия никому из нас не была доступна, иначе мы бы не попали впросак и начали действовать иначе. С другой стороны, интересно, каким образом все это определило умертвие, которые видело нас вблизи всего-то третий раз. Это что, какая-то особая способность не-мертвых?

Тогда дайте две. Я тоже такую хочу!

Мертвый взгляд госпожи Личианы ненадолго задержался на каждом из нас.

— Вы поступили верно, решив нарушить мои приказы. И правильно не рискнули покинуть кладбище — гуляющих по Городу зомби вам бы никто не простил. Однако Свет…

Ее глаза медленно вернулись ко мне.

— …мог стать для вас опасным. Чудо, что никого не задело. Как ты себя чувствуешь, дитя? — спросила она, когда я под ее взглядом поежилась и испытала сильное желание отодвинуться.

— Благодарю, мадам. Сносно.

— Как тебе удалось его сдержать? Ты ведь темная… по большей части?

Я насторожилась.

— Запал закончился, вот и догорела. Друзей прикрыл Мартин — он у нас очень способный. И — да, я почти всегда темная. Что в этом странного?

Умертвие хрипло рассмеялось.

— То, что с таким даром ты еще живая, глупая. Хотела бы я знать, из какого источника ты черпала силы, когда возвращалась к жизни.

Я независимо пожала плечами.

— Темная ипостась у меня сильнее. А Светом я почти не пользуюсь. Да и восстанавливаюсь очень быстро. Это у меня в крови.

— Вот именно! — Она внезапно приблизила морду к моему лицу и с шумом втянула воздух. После чего странно хмыкнула, отодвинулась и многозначительно повторила: — Вот именно.

После чего равнодушно отвернулась и, вернувшись к калитке, негромко бросила:

— Ступайте, дети. Возвращайтесь в университет. Ульяна, будем считать, что ты успешно справилась с заданием. Остальных я тоже не задерживаю. Мне понадобится время, чтобы привести тут все в порядок, а еще, видимо, серьезно подумать…

— Да что тут думать? — проворчал Мартин, когда мы все вместе покидали разоренное кладбище. — Даже я могу с уверенностью сказать, кто во всем этом виноват!

Зависнув гигантской молью перед окном пятого этажа, я требовательно постучала по стеклу костяшками пальцев. Но там, как ни странно, никто не отозвался, хотя я стучала уже в третий раз. Понятно, что ночь на дворе и меня никто не ждет, но заставлять девушку работать крыльями лишнюю пару минут и делать вид, что ничего не слышит, — это уже чересчур.

Устав болтаться между небом и землей, я навалилась плечом на оконные створки и, как только они разошлись, когтем подцепила щеколду. Но немного перестаралась — вместо того, чтобы осторожно ее сдвинуть, нечаянно сорвала с мясом, отчего она с неимоверным грохотом рухнула на уставленный непонятными железками подоконник. А потом скатилась на пол и уже там загремела, словно попала в пустую кастрюлю. Мгновением позже расшалившийся ветер распахнул настежь окно, явив моему изумленному взору закрывшую весь проем веревочную паутину, задребезжал вплетенными в нее посторонними предметами. Ну там вилками, ложками, заколками для волос… В довершение всего откуда-то из глубины комнаты что-то лихо свистнуло, перед моим носом пронеслась ярко светящаяся на кончике стрела, которая благополучно воткнулась в стоящее напротив общаги дерево и уже там подозрительно зашипела, разбрасывая огненные искры.

Разглядев на посуде отчетливый блеск серебра, я умилилась: надо же, меня ждали. После чего бесцеремонно сорвала веревки и с торжественным видом влетела в комнату, ласково и нежно проворковав:

— Йержи-и-к…

В кромешной тьме мои глаза разглядели обычную для студентов обстановку: двухъярусная кровать, два стареньких стула, обшарпанный стол, несколько полок с беспорядочно набросанными учебниками — вот, собственно, и все, чем могла похвастать обитель целителя-старшекурсника.

— Йержи-ик, дорогуша, — снова позвала я, внимательно оглядывая углы. — Неужто ты не знал, что серебро против меня бесполезно? К твоему сведению, им даже оборотня не убьешь. А уж заставлять подоконник кастрюлями и надеяться, что шум меня отпугнет, вовсе ни в какие ворота не лезет. Да и стрела… Друг мой, я уже начинаю сомневаться в твоем благоразумии! Кстати, это невежливо — не встретить даму, когда она посреди ночи решает заглянуть к тебе в гости.