— Засыпаешь? — вкрадчиво поинтересовался откуда-то сбоку незаметно подобравшийся Йержик. — И правильно, подруга, тебе уже давно пора баиньки, а то по общаге ходят слухи, что ты спуталась с вампиром и теперь не только не спишь по ночам, но и питаешься кровью бедных студентов.

— Отстань, — зевнула я. — Радуйся лучше, что твой бессонник проработал на двое суток дольше, да и сейчас еще… уа-у-у… не до конца выветрился.

Целитель хмыкнул.

— Это же сколько ты его за это время выпила?

— Сколько влезло, — охотно призналась я, не поднимая головы.

— Вот дурочка! Если ты сейчас уснешь, проснешься только послезавтра.

Я зевнула в третий раз.

— А мне все равно. Марти живой, бесам я отомстила, зачет по ведьмовству все-таки сдала…

— Когда ты успела?

— О-ох, — снова душераздирающе зевнула я. — Надо же мне было ночами чем-то заниматься? Вот и выучила, на радость нашей Веде. И даже четверку получила, первую за три года. Здорово, да?

— Хоть в чем-то бессонник пошел тебе на пользу, — рассмеялся Йерж, хлопнув меня по обнаженному плечу. — И платье на тебе сегодня потрясающее.

Я только отмахнулась. Платье как платье — короткое, открытое, весьма смелое и обтягивающее так, что видно даже то, что не стоило бы показывать. Но суккубы иных не носят. А у меня сегодня к тому же праздник — планирую второе свидание с собственным мужем, потому что бессонник действительно закончился. Так же, как и моя выдержка, кстати. Причем готовилась я к встрече долго и старательно, большими глотками прихлебывая краденую мухоморовку и целеустремленно напиваясь в хлам. Надеюсь, вырубит меня так качественно, что даже Князь Тьмы не добудится. В крайнем случае Мартина вызову — минут так на пять, — но потом, разумеется, снова усну, потому что просто не могу больше, так что мухоморовка все же надежнее.

— Иди, развлекайся, — оттолкнула я руку целителя. — Вон на тебя сразу три нимфы засматриваются, так что, если поторопишься, будет тебе подруга на ночь.

— Да ну их, приставучие как банный лист, — проворчал Йерж, не торопясь уходить. — А у меня зачет завтра.

— Завтра же выходной!

— А я упросил нашу змею его перенести. Отчитаюсь ей по нейтральным расам, а на той седмице сразу три выходных возьму. Мне в Городе дела кое-какие доделать надо, а они времени требуют. Васька, кстати, травы, что я заказывал, добыл?

Я лениво глотнула мухоморовки.

— Утром тебе отдаст, если вспомнит, конечно. И Шмуль еще пару мензурок присовокупит, сдай их за полцены. Все равно они почти просрочены.

Наш главный сбытчик краденого навострил уши.

— Уж не те ли это мензурки, что намедни потеряла дражайшая госпожа Травиль?

— Да ты что? — ухмыльнулась я. — Шмуль на улице нашел. Случайно. Летал себе, понимаешь, туда-сюда… сюда-туда… Он у нас такой любознательный! А потом вдруг — раз! — и нашел в траве редкие зелья с интересными эффектами.

— И правда. И о чем я говорю? — сокрушенно покивал Йерж. — Он у вас такой молодец, что ни день, то что-нибудь находит.

— Понимаешь процесс, — хрипло рассмеялась я.

— Ладно, пойду, — поднялся наконец парень. — За ангела вашего рад, но мне еще готовиться. Удачи тебе.

Я подняла на него удивленный взгляд.

— С кем?

— С духом сна, конечно, — хмыкнул целитель. — И учти, если ты его не одолеешь, я вновь начну верить, что в этом Мире невозможны чудеса.

Я только отмахнулась и с чувством приложилась к стакану.

Как же, с моим муженьком вряд ли можно договориться нормально. Если бы я его не перехитрила, он бы не женился, если бы не женился, я бы не сбежала. Если бы не сбежала, он бы не разозлился, и мы не начали обсуждать этот вопрос в горизонтальном положении… так в итоге ничего и не сделав.

И какого только демона меня потянуло спорить с феем?

С тоской поглядев на дно опустевшего стакана, я снова уставилась на огонь.

Безусловно, все мои теперешние проблемы — результат моих же дурацких действий. Уступила бы Князю сразу, он бы угомонился. А теперь леший знает, что он там себе за эту неделю надумал. Может, костер на месте кровати уже разжег? И ждет меня с распростертыми объятиями, надеясь сполна потешить уязвленное самолюбие?

А с другой стороны, куда мне было деваться? И так по самой кромочке прошлась. Еще бы чуть-чуть, и никто не вернул бы меня из пропасти. Не знаю, как жить буду дальше, но маменьке, пожалуй, спасибо придется сказать. Не зря ее помощницы кнутами мне спину секли и пятки углем прижигали. И инкубы те уродские тоже были не зря. Иначе потеряла бы я голову окончательно. И властвовал бы над моими желаниями Князь до самой моей смерти, заставляя разрываться между болью и наслаждением, ненавистью и страстью, желанием покориться и стремлением летать.

Я тихо вздохнула.

Прости, мама, что не верила твоим словам. Спасибо за то, что ты была со мной так сурова. Утратить волю и проиграть саму себя для нас смерти подобно, а ты меня от этого уберегла. Ведь ты с детства готовила своих дочерей именно к такому бою — яростному, жестокому, на пределе сил, когда ставкой в игре становится не жизнь, а нечто гораздо большее. Бою, который может случиться у каждой суккубы. И который не каждая способна выиграть.

Наверное, в нашем мире иначе нельзя, ведь проигрыш в Преисподней — это смерть. Но я выиграла этот страшный бой, мама. Сберегла свою душу. И только теперь смогла по достоинству оценить твои старания…

В какой момент моя гудящая голова окончательно склонилась к столу, а из ослабевшей руки выпал пустой стакан, я уже не запомнила. Собственно, я практически ничего не помнила, кроме того, как впотьмах пробиралась мимо шатающихся, как в сильный шторм, стен. Пару раз едва не падала, помогая себе вялыми крыльями, судорожно за что-то хваталась, чтобы сохранить равновесие, что-то вроде даже порвала, затем раздраженно фырчала, сбрасывая с себя в темноте мешающую одежду, и со счастливой улыбкой смотрела на большую кровать, которая только меня, кажется, и дожидалась.

Я также помню, как, обняв восхитительно мягкую подушку, я с облегчением уткнулась носом в прохладный шелк и, накрывшись крыльями вместо одеяла, блаженно закрыла глаза. А когда кто-то требовательно дернул меня за руку, сперва лягнулась, а потом жалобно простонала:

— Мартин, уйди, а? Дай бедной девушке выспаться!

И только ощутив, как растерянно разжимаются чужие пальцы, смогла крепко уснуть, напоследок с чувством пробормотав:

— Спасибо.

— Хельриана Арей Нор Валлара! — Бешеный вопль раздался над моей головой, как всегда, неожиданно. — В кабинет к директору! Живо!

— О-о-о… — жалобно просипела Улька с верхнего яруса. — Хе-э-эль… Что ей от тебя надо в выходно-ой?

— Понятия не имею, — так же жалобно простонала я, открывая глаза и силясь вспомнить, что вообще вчера было. — У-у-у, как же башка боли-и-ит! Уль, у тебя еще лечебные зелья остались?

— На столе посмотри… или в сумке… Ох, грехи мои тяжкие, что ж я вчера так напилась?

— Зачем мы так напились, если знали, что будет плохо?

Я со стоном сползла с кровати, придерживая раскалывающуюся голову, на карачках доползла до стола и открыла брошенную на пол сумку. В глазах все двоилось, в ушах шумело, во рту поселился мерзопакостный привкус, от которого к горлу то и дело подкатывала тошнота. Спустя какое-то время я нащупала пузатую склянку с розоватой жидкостью и, вытащив дрожащими руками пробку, махом в себя опрокинула.

— Да-а-й, — простонала мучимая похмельем баньши. — Хель, кинь и мне, а то я сама не дойду-у…

Пришлось, шатаясь, вставать и тащиться обратно, вручая страдающей подруге второй пузырек, а затем плестись в душевую — смывать с себя тяжкие последствия вчерашней пьянки.

Кто нас сюда вернул, догадаться не трудно — на оракула алкоголь практически не действовал, потому-то он и не любил гулянки. Тяжко быть трезвому среди пьяных дураков, но он мужественно дождался окончания банкета, нанял экипаж и растащил нас, болезных, по комнатам, забросив на кровати, как мешки с зерном. Впрочем, может, ему Васька помогал — оборотень легче переносил высокоградусные возлияния, да еще и Марти мог подсобить, избавив друга от опьянения. В такие моменты я очень жалела, что мы с баньши темные — лечение ангела на нас, к сожалению, не действовало.