18

…И все было хорошо, пока Стивен в понедельник вечером не включил программу новостей на 1-м канале и не увидел лежащий в овраге искореженный автомобиль, и не услышал следующее:

«Авария со смертельным исходом случилась три часа назад на Соу Милл-парквее. Двигавшаяся на высокой скорости машина марки «ягуар» внезапно затормозила. Как оказалось — на неизвестно как возникшей линзе льда, протяженностью всего пятьдесят ярдов. Однако их оказалось достаточно, чтобы автомобиль сильно занесло, перевернуло, и он, разбив бортик ограждения и пролетев в воздухе еще пятнадцать ярдов, упал на крышу. Водитель, им оказался 45-летний Майкл Пельц, погиб. Майкл Пельц — исполнительный директор всемирно известного артистического агентства «Стар девелопмент», основанного в 1924 году его прадедом Джозефом Марчиком. Происшествие расследуется дорожной полицией графства Вестчестер».

Стивен пулей выскочил из дома, а через минуту он, уже с мигалкой, мчался по Вест-сайд-хайвею.

Прибыв в Управление полиции, он, предъявив удостоверение инспектора, потребовал протоколы аварии. «Лейтенант, — сказали ему, — иди разбирайся у себя в городе». Тогда Стивен показал временное удостоверение ФБР…

Протоколов было два. В первом, составленном дорожным патрулем, сообщалось, что, исходя из произведенных замеров и показаний водителя машины, следовавшей сзади, машина «ягуар», номер S8D74, двигалась со скоростью примерно 60 миль в час. Машина резко затормозила на 15-м ярде ледяной линзы, и ее мгновенно занесло в сторону ограждения, разрушив которое, она, дважды перевернувшись в воздухе, упала на крышу. Сработала подушка безопасности. Дорожный патруль прибыл через семь минут после аварии по вызову из машины, шедшей следом. Водитель был мерв. Тело его доставали с помощью дисковой пилы. Водитель машины, следовавшей за «ягуаром», сообщил, что впереди «ягуара» шла машина марки «хонда-аккорд» серого цвета, номер свидетель не запомнил, и она, как показалось свидетелю, затормозила первой. Машина эта не остановилась.

Второй протокол только что пришел из патанатомии Маунт Сайнай госпиталя. Там сообщалась, что смерть наступила от кровоизлияния в мозг в результате сильного удара. Зафиксированы переломы основания черепа, позвоночника в районе четвертого позвонка.

Стивен громко выматерился по-русски. Потом спросил у дежурного: «Вам известно, откуда он ехал?»

— Конечно, у него тут имение, в восьми милях. Я туда ездил часа два назад, чтобы сообщить жене.

— Как ее зовут?

— Грета.

— Телефон знаете?

— Да, пожалуйста.

Стивен позвонил. Трубку подняла женщина.

— Здравствуйте, — произнес Стивен. — Я говорю с миссис Пельц?

— Нет, я здесь работаю. Меня зовут Вера, — ответила женщина с сильным русским акцентом.

— Я — офицер ФБР Стивен Киршон. Скажите, миссис Пельц уже вернулась из госпиталя?

— Да.

— Спросите у нее: могу ли я подъехать по очень важному вопросу, связанному с гибелью мистера Пельца?

Через минуту Вера сообщила: «Миссис Пельц сказала, что не можете. Что никто не может».

Тогда Стивен перешел на русский: «Вера, это, действительно, очень важно. Если у вас есть свой телефон, позвоните мне по номеру… 1-917-864-1415. Обязательно. Я жду».

Дежурный с восторгом смотрел на ФБРовца, свободно говорящего по-русски, но Стивену было не до этого. Через пять минут пискнула его «мобила».

— Спасибо, Вера, — сказал Стивен. — Скажите, пожалуйста… Как я понимаю, это — загородный дом…

— Да, — отвечала Вера, — мы живем в Манхэттене, на Парк-авеню. Здесь — только летом.

— А как же сейчас тут оказались?

— Решили отдохнуть в праздники.

— Не понял… Пельц что, справлял Крисмас?

— Он — вместе с Гретой, она ведь христианка.

— Ага! А чего ж тогда он вдруг уехал? Он думал вообще-то уезжать?

— Нет. Мы только собрались за столом. Да и Рэйчел приехала… Это дочь их. А тут позвонили. Кто-то с работы. Он как ошпаренный вскочил. Говорит: «Мне срочно нужно в Нью-Йорк». Грета спрашивает: «Что случилось?» Он отвечает: «Я тебе потом все расскажу». И уехал.

— Ясно. Ну, спасибо вам, Вера. Как вам там у них? Все хорошо? Ну слава Богу… Да… Уж не знаю, с праздником вас поздравлять?

— Нет. Я — православная атеистка.

«М-да!» — произнес Стивен, захлопнув сотовый. «Мерри Крисмас!» — бросил он на прощанье дежурному и выбежал, окунувшись во влажный холод зимнего Нью-Йорка.

19

«Что происходит на улице?» — удивился Гарри.

Лас-Вегас-бульвар, «стрип» — как его называют, шумел по-особенному. Доносились ликующие крики, взрывались петарды, все небо было расцвечено салютом. «Ах, да, Рождество… Значит — и Ханука… А где моя менора?… Да уж, никакого еврея из меня не получилось. Вот Рэйчел… Она всегда зажигала свечи и рассказывала Майку эту вечную историю про победу над греками и про масло, которое медленно горело. А он знал свое дело: тут же бежал ко мне и кричал `Ханука гелт!'. Я тоже когда-то кричал… Ну, и сделало это нас евреями?… Странно, почему считается, что еврей всегда между деньгами и молитвами? Чушь все это! Сколько нашего брата не хотят знать ни то, ни это, они как бы вне этих полюсов… Куда проще: родился у мамы еврейки — похоронен на еврейском кладбище. Хотя, строго говоря, так и пишется в талмудах. И я, значит, пока полуеврей. Вот-вот дозрею. Зато Рэйчел…»

А с семьей у Гарри складывалось очень хорошо. Рэйчел его любила. Он ее тоже. Хотя долго не понимал, что это так. Но ему было радостно вернуться вечером домой, зная, что эта серьезная, умная девочка его ждет. И если не видать ему от нее каленой страсти, то и ладно, она все-равно желаннее, чем вся эта шобла голливудских красоток, лживых и сиюминутных… Кроме одной… Но и ей спасибо — она была высоко, а, задрав голову, Гарри всех остальных и не замечал.

Они с Рэйчел, кажется, и не успели привыкнуть друг к другу, как родился Майкл. Счастливая мама Гарри немедленно бросила свой дом и переехала к ним, «чтобы помочь девочке». И наладился в усадьбе разудалого Джо Марчика быт по-местечковому: три поколения, муж — добытчик, женщины — хранительницы очага. После рождения сына Рэйчел чуть ли не год не покидала усадьбу, на радость старой Этель, коротавшей с ней и ребенком остаток своего трудного века.

Но когда Майкл немного подрос, снова оказалось, что молодой женщине и бывать-то практически негде. Ведь обычно как происходит — либо муж примыкает к подругам жены с их мужьями, чадами и домочадцами, либо жена — к друзьям мужа. А у Гарри друзей не было. Те, кто из детства, — так и остались на востоке Голливуд-бульвара, те, кто из фронтовых окопов, — жили в разных концах США. У Гарри были деловые партнеры, с некоторыми из которых сложились более или менее сердечные отношения. Но вся артистическая среда была Рэйчел в тягость. И ей, конечно же, было одиноко.

Когда Майкл подрос, Рэйчел зачастила в гости в Нью-Йорк, к родным, к подругам по ешиве. Нет, она понимала, что вернуться в этот мир уже не сможет; ей просто хотелось живого общения, принадлежности к роду-племени. Гарри не возражал, пока однажды, вернувшись, Майкл не рассказал, что ходит теперь у бабушки с дедушкой только с шапочкой на голове… И произошел скандал.

Гарри знал, почему ополчился на эту невинную «шапочку». Сегодня — кипа, завтра — пейсы, послезавтра — цицес и лапсердак… Он видел этих людей, и были они ему бесконечно чужды, намеренно отгородившие себя от общечеловеческого. Им хочется святости? Но почему, пока они, молясь, дрочились в воздух, погибли три его старших брата, отстаивая право на жизнь всем, и им в том числе, почему он должен был барахтаться в крови друзей и врагов, убивать, но не позволить фашистам истребить остальные шесть миллионов евреев?… Ах, это мирское? Суета сует? А они — стойкие, не поддающиеся соблазнам хранители традиций избранного народа?… Но Гарри считает традициями своего народа создавать голливуды и теории относительности, блюзовые рапсодии, признавать избранными всех, кого Бог наградил талантом, а не только длинным носом…