Но видно, на самом деле, сменились не только век и тысячелетие, а целая эпоха. И мышление, и восприятие. Сотвори такое еще полвека назад, и, вместо ликования и восторгов, людей обуял бы суеверный ужас. Они валялись бы по земле, рвали бы на себе одежду и волосы и молили о прощении. А сегодня даже те, кто не знает, что такое голограмма, понимают — это какая-то новая техника. Они и приблизительно не ведают, как это делается, какой великий путь прошла наука, чтобы заставить пухлорукого малыша уронить им на головы сначала десятку, а потом туза, но они точно знают, что это означает «Блэк Джек» и восхищены остроумием небесной картинки.

Кто-то из них зарабатывает, как и сотни тысяч лет назад, проституцией; кто-то, как и десятки тысяч лет назад, — отниманием дани; кто-то, как и тысячи лет назад, — ссужая деньги под проценты; пироги, как всегда, печет пирожник, сапоги тачает сапожник… У них все, как всегда, но голограмма Мадонны с Младенцем их не удивляет; их удивляет и радует, что те, кто ее на небо повесил, осыпают их «Блэк Джеками». Значит, это — свои, такие же, как они, грешные: вот только что эти люди проиграли за столом, где как раз они выиграли.

Когда-то в детстве Гарри много читал разных исторических книжек. Сплошные войны — иудейские, пунические, столетние… Ночью, перед тем как уснуть, грезились ему всякие битвы, где он был непобедимым участником. Часто он представлял, как въезжает на площадь перед пирамидами на… танке, как падают в страхе на колени египтяне — простой люд, воины, жрецы, фараоны. Вот он — бог! И он кричит им через микрофон громовым голосом и для пущей убедительности бьет прямой наводкой по Сфинксу и отстреливает ему правое ухо… Так оно и произошло бы, но никогда не происходило. Время течет только в одну сторону. Оно может вынести на своих волнах в Третье тысячелетие ничуть не изменившихся проституток, рэкетиров, пирожников и сапожников так, что те совсем не удивляются танкам и голограммам. Доставить же танки и голограммы туда, в глубь веков, могут только больные грезы самоутверждения.

Но сейчас, вспоминая свои детские грезы, Гарри вдруг поймал себя на том, что продолжает развивать сюжет… Неужто это с людьми всегда бывает, в той или иной степени, независимо от возраста? И каждому для нормального самочувствия нужна определенная порция грез — кому больше, кому меньше. И если воображение не позволяет ее обеспечить, люди прибегают к стимуляторам — музыке, алкоголю, наркотикам…

Уже три года, как Гарри обитал в Лас-Вегасе, наезжая в Голливуд по уикэндам. Иногда Рэйчел приезжала к нему, сама или с Майклом, и тогда они вовсю резвились: играли в казино, смотрели шоу, устраивали себе фантастические обеды.

Отношения у них сильно смягчились. Рэйчел, кажется, поняла, что такая вот жизнь у ее мужчины, и уже никак ее не изменишь. Все, чего ей теперь хотелось, это, чтобы Гарри не перешел за грань, за которой начинаются преступления.

Бывало, когда они приезжали на Великий Каньон, Рэйчел находила на краю камень, поддевала его носком, и он начинал катиться, все ускоряясь и ускоряясь, пока стремительно не падал в бездну, увлекая за собой другие, потерявшие равновесие камни. «Ты видишь, — говорила она Гарри, — как это ни банально, но это так…» — «Да, но это только камень, — возражал Гарри, — ему не надо было никуда стремиться, зарабатывать деньги, доказывать, что он крепкий. Потому он и мог лежать неподвижно. И все равно, даже если бы не ты его всковырнула, он бы упал — или от землетрясения, или от снега, или от ветра. Так уж получилось, что он лежал на краю каньона.»

Однажды вечером, когда Гарри был на просмотре одной своей кантри-группы, его вызвали к телефону.

— Гарри, приезжай немедленно! — услышал он плачущий голос Рэйчел. — С Майклом несчастье!

Оказалось, что респектабельная школа Майкла в благопристойной Санта-Ане переполнена кокаином. Оказалось, что их сын уже год, как его потребляет. И вот теперь случился перебор.

Майкл выжил, но состояние его было критическим. Когда Пельцы прибыли в госпиталь, он лежал под капельницей с кислородной маской, от него не отходили реаниматоры — чуть ли ни каждые четверть часа делали инъекции, переливали кровь.

— Все будет хорошо, — успокаивал врач, но предупреждал: — Я вижу, он, к сожалению, — не новичок в этом деле. Мы-то его сейчас вытащим. Но если он, пережив ломку, все-таки снова начнет, то кончится это понятно как…

Когда Майкла выписали из госпиталя, Рэйчел ушла с работы, чтобы всегда находиться рядом с ним в усадьбе. «В конце концов, — решила она, — у меня специальное образование, неужели я не смогу излечить собственного сына». Она, действительно, от него не отходила, старалась постоянно беседовать с ним, обсуждая жизнь, кино, книги, музыку. Она научила себя часами слушать любимых им «Спайдерс» и тоже их полюбила. Она стремилась стать ему другом, тем, который постарше и поопытнее, к чьим советам прислушиваются.

Но, видно, опыта ей не хватило, или опыт одного поколения далеко не всегда принимается следующим. А, скорее всего, все произошло потому, что невозможно удержать в пустой усадьбе 16-летнего парня, когда вокруг бушует жизнь, а в нем — гормоны. И еще, наверное, потому, что Майклу не хватало его порции грез. В общем, в один день он ушел, сбежал, растворился…

Всю полицию Лос-Анджелеса поставил Гарри на ноги, и целое сыскное агентство. Но тщетно. Невозможно было найти юношу среди сотен тысяч таких же, покидавших в те времена дома и семьи, бродяжничавших «детей цветов». Нужно было бы обшарить все города, все заброшенные дома, все пустыри и лесные поляны огромной страны. Полгода Гарри начинал и заканчивал день с бесчисленных телефонных звонков в полицию, к сыщикам, в христианские и еврейские службы поиска пропавших без вести. Много раз они с Рэйчел выезжали в разные города, разные госпитали и морги для опознания раненых, убитых… Полгода прожила Рэйчел в горе, надежде и отчаянии. И однажды, не выдержав, она сказала Гарри: «Сделай что-нибудь, или я покончу с собой». Сказала тихо, сказала бесцветным голосом. Гарри понял, что так оно и случится, если…

Тогда он поехал к Дино Гарручи.

Они давно не виделись. Со дня злополучного юбилея в Рено Гарри избегал встреч с ним. Дино сильно изменился: потолстел, от уголков губ потянулись к шее складки, глаза смотрели откровенно жестко. Гарри слышал, что с тех пор, как были убиты два очень влиятельных родственника Дино со стороны жены, мощь его пошатнулась. Но все равно это еще был глава одной из крупнейших мафиозных семей.

— Кого мы видим! — с деланным восторгом воскликнул Гарручи. — Сам мистер Пельц к нам пожаловал. Видно, так заигрался в Лас-Вегасе, что позабыл про старых друзей.

— У меня горе, — без предисловий заговорил Гарри.

— Знаю. Но не могу понять, почему вы тянули полгода? Это ваш единственный сын. Или есть что важнее?

— Я не тянул, я его везде искал. Бесполезно.

— Значит, не те люди искали. Искать должны те, кто естественен в среде длинноволосых. И сейчас я скажу кто, приятно вам это или нет. Искать его должны те, кто продает им наркотики… Итак, если вы это понимаете, я вас спрашиваю: вы пришли ко мне, чтобы я помог вам найти сына?

— Да, — сказал Гарри.

— Хорошо. Считайте, что двух недель нам хватит, чтобы проверить всех рыжих по США, — улыбнулся Дино.

«Крестный отец» сдержал слово. Не прошло и десяти дней, как к дому Пельцев подъехал «кадиллак», из которого вылез Майкл, в кедах на босу ногу, рваных джинсах и грязной майке с изображением «Спайдерс». Он помахал рукой тем, кто его привез, и пошел домой.

На следующий день Гарри вновь поехал в Санта-Барбару.

— Знаю, — сказал Дино. — Его нашли в Ньюпорте. Сюда перебросили на самолете. Особо искать не потребовалось: мальчика из благополучной еврейской семьи все-таки можно отличить.

— Мы вам бесконечно благодарны, — заговорил Гарри. — Но, честно говоря, даже не представляю, как выразить нашу благодарность… Я понимаю, это стоило немалых затрат…