Возле самого уха тихо копаются земляные черви. Иногда мимо проползает слепой крот, спеша по своим кротовьим делам.

Над могилой стоит Сытин и повторяет:

— Где бы ты ни был — в царстве небесном, или в царстве подземном — явись ко мне! Расскажи о своей предгробовой жизни! Облегчи загробную участь!

Ну, и почему не выйти, не поговорить с хорошим человеком? Я ему расскажу, что он хочет услышать. Он мне что-нибудь расскажет. А может, и выпить нальёт. Так и скоротаем кусочек вечности.

Я с трудом поднял давно затёкшую руку и принялся царапать ногтями землю. Комочки падали с тихим шуршанием.

Сначала я копал одной рукой, потом стал помогать второй, и дело пошло веселее.

Наконец, пальцы почувствовали прохладу. Я вслепую пощупал вокруг и коснулся чего-то жёсткого.

Я резко открыл глаза и посмотрел вниз. Возле моей ноги из земли торчала костлявая рука и шевелила грязными пальцами, ощупывая мой сапог.

Я немного подумал и осторожно отодвинул ногу в сторону. Внимание — это всегда приятно, но на кой хер сапог грязью пачкать?

Торчащая из земли рука, не теряя времени, принялась откапываться.

Я порадовался за Сытина — наконец-то успех после целого часа заклинаний и колдовства.

Рука высунулась по локоть, быстро расширила нору и снова исчезла. Вместо неё появилась кое-как обтянутая истлевшей кожей голова. Вслед за головой из-под земли вылезли худые плечи.

Наконец, покойник полностью выбрался из могилы. Пошатываясь, постоял на тонких ногах. Я слышал, как в его груди что-то булькает.

Потом зомби наклонился ко мне и свистящим шёпотом спросил:

— Закурить есть?

Я помотал головой. Не курю, и тебе не советую. Вредно для здоровья.

Сытин по-прежнему стоял к нам спиной и монотонно бормотал:

— Где бы ты ни был — в царстве небесном, или в царстве подземном — явись ко мне! Расскажи о своей предгробовой жизни! Облегчи загробную участь!

Даже по его спине было видно, что он уже заипался. Фиолетовое сияние на могильном холмике потускнело.

Зомби разочарованно махнул на меня костлявой рукой и направился к Сытину. Я лениво следил за ним.

Подойдя вплотную, зомби деликатно положил ладонь на плечо Сытина и спросил:

— Молодой человек, извините! У вас закурить не найдётся?

— Блядь!

Сытин резко отпрыгнул. Сияние над могилой потухло. Зато с пальцев Сытина сорвалась оранжевая молния и ударила зомби в шею. Мёртвая голова покатилась по траве.

— Я только спросил! — обиженно проворчала голова и вцепилась гнилыми зубами в сапог Сытина.

Сытин дрыгнул ногой. Голова по крутой дуге взлетела в воздух и приземлилась где-то среди могил.

— Немой, сука! Это твои фокусы? — заорал Сытин.

Оп-па, бля!

А я-то тут при чём? Ты же сам два часа колдовал, как не в себя!

— Ты во что кладбище превратил?!

Я недоумённо оглянулся.

Могилы шевелились, как будто в них внезапно проснулись очень деятельные кроты. Земля оседала внутрь могил. На поверхность бодро карабкались трупы разной степени разложения.

Хорошо сохранившийся дедуля, кряхтя, сорвал со своей могилки несколько цветков и преподнёс букетик даме из соседней оградки. Дама понюхала букет и раздвинула остатки губ в кокетливой улыбке.

Низенький кривоногий зомби, размахивая ржавым ножом, гнался за своим приятелем.

— Стой, бля! — сипел он на бегу. — Стой, Борька! Я тебе говорил, что твой самогон пить нельзя? Догоню — убью!

Борька петлял между могил, оставляя на кустах обрывки одежды и ошмётки кожи. Вот он споткнулся и покатился кубарем. Приятель набросился на него и стал яростно тыкать ножом в рассыпающуюся грудную клетку.

Сытин выхватил из-за пазухи зеркальце.

— Михей! — заорал он в блеснувшее стекло. — Бегом вокруг кладбища! Сажай чеснок! Весь периметр закрывай. У нас покойники наверх полезли!

— Понял! — пробулькало зеркальце.

К Сытину, хромая и охая, подковыляла низенькая старушенция в длинном, когда-то белом саване.

— Сынок, — попросила она, — дай зеркальце позвонить! Деду напомню, чтобы курятник закрыл. А то я померла, а кур закрыть забыла. А дед у меня безголовый — всех растеряет.

Сытин хотел отпихнуть бабулю, но она силой вырвала у него зеркальце и визгливо закричала прямо в стекло:

— Дед! А дед! Курятник закрой, слышишь? Что? Если белую несушку проипёшь — я тебя с того света достану, понял? Ага. Щи в печке, в чугунке. Поешь там, не сиди всухомятку. К Маньке не ходи — яйца откручу! Что? К Маньке, говорю, не ходи!

Сытин отобрал у старухи зеркальце, нечаянно оторвав ей руку.

Бабуля этого даже не заметила, ворча себе под нос:

— Вот пень старый! Не слышит он! Куда самогон спрятала — услышал. А про Маньку — не слышит!

Она подошла к могиле, на которой лежала грубо вытесанная каменная плита.

— Помоги-ка, сынок, бабушке!

Это ты мне, что ли?

— Тебе говорю, кому же ещё! Помоги бабушке наверх забраться!

Я осторожно подсадил бабку на плиту.

Не рассыпалась бы, бля! Бабка, в смысле, а не плита.

— Немой, ты что творишь?! — заорал Сытин, но было поздно.

Взгромоздившись на постамент, бабуля взмахнула единственной рукой и заверещала:

— Покойнички, дорогие! Последняя возможность у нас повидаться с родными! Доделать то, что не доделали! Отбуцкать тех, кого не отбуцкали! Навалитесь дружно, ломайте забор, пока нас чесноком не окружили! Вон в том углу доски гнилые, я знаю! Их мой дед приколачивал, чтоб ему сдохнуть!

Услышав старушку, зомби дружно бросились в дальний угол кладбища. Деревянный забор затрещал.

— Песдец Старгороду! — потрясённо сказал Сытин. — За ними, Немой!

Мы рванули наперерез зомби.

Сытин на бегу начал швырять молниями. Он поливал с двух рук, благо, промахнуться было невозможно. Покойники столпились возле забора, беспорядочно напирая.

— Навались! Дружно! — голосили они.

Но наваливались вразнобой. Поэтому забор трещал, шатался, но не падал.

Красная и фиолетовая молнии ударили в толпу. Зомби вспыхивали и корчились, оседая на землю. Над кладбищем поплыл дым и отвратительный запах горелого тухлого мяса.

Я вырвал из могилы покосившийся крест и схватил его наперевес. Держитесь, покойнички!

В нас летели камни и комья земли. Один из покойников оторвал голову своему соседу и запустил в мою сторону. Я отбил рычащий снаряд и врезался в толпу.

— По ногам бей! — орал мне Сытин. — Без ног далеко не уползут!

Умно, бля!

Я присел и крутанул крест на уровне коленок. Ноги покойников подламывались с хрустом, словно сухие ветки. Безногие тела валились на песок. Некоторые замирали, другие упрямо ползли в сторону забора.

Меня схватили за штанину. Я отчаянно лягнул ногой, и тут же чьи-то зубы больно вцепились в предплечье. Я выпустил крест и ударом кулака расплющил трухлявый ухмыляющийся череп.

За забором растопырив руки, стоял Михей.

Обниматься собрался, что ли?

Сразу трое зомби набросились на меня. Я сумел подбить ноги одному, второй вспыхнул и сгорел в пламени молнии. А третий повис у меня на шее, сбил с ног и навалился сверху. Из его слюнявого рта тошнотворно воняло гнилью.

— Удавлю! — с ненавистью рычал зомби, шаря скользкими пальцами по моему лицу.

Я двумя руками упёрся в его подбородок и надавил вверх. Шея покойника хрустнула, голова нелепо вывернулась. Мёртвые руки впились отросшими ногтями мне в кожу.

Я закрутил башкой и надавил сильнее. Дряблая шея покойника лопнула, гной потёк прямо мне на лицо.

— Держись, Немой!

Сытин отодрал от меня обезглавленное тело и тут же испепелил его. Я вскочил на ноги, рукавом размазывая по лицу кровь вперемешку с липким гноем.

Забор затрещал и рухнул. Зомби хлынули на свободу.

Не удержали, бля!

Но передние ряды покойников вдруг отшатнулись назад. Над кладбищем раздался звериный вой.

Под ногами покойников зеленела широкая полоса каких-то растений. Я не мог разглядеть в сумерках, что это за херня. Но покойников она сильно пугала.