Не ну а чо? В засаде тоже надо сидеть правильно!

Из дыры в двери тянуло ночной прохладой. Я поёжился и налил ещё. Прищурился. Огонёк свечи расплылся, затрепетал.

В печи потрескивают умирающие поленья. Мать сидит возле стола и шьёт Немому новые штаны.

— Леший живёт в лесу, — говорит мать. — Он на мохнатую собаку похож. Спрячется за деревом и оттуда аукает, зовёт. Заманит в самую глухую чащобу и бросит там. Он так свой дом охраняет. Лес для него — дом. Если пришёл без спросу, начал деревья рубить или жечь — берегись. Заманит леший, заведёт и бросит на съедение медведям.

Немой ёжится, представляя чёрную мохнатую собаку, которая скалит жёлтые клыки и аукает человеческим голосом. Страшно!

— Как придёшь в лес — первым делом найди старый пень и положи на него угощение. Хоть хлеба кусок. Если нет хлеба — хоть горсточку зерна насыпь. И скажи: «Леший, разреши в гости прийти!»

После этого можешь ходить по лесу смело. Если и заблудишься — леший тебя на дорогу выведет.

Мать с трудом откусывает крепкую нитку.

— Ну-ка, примерь! — говорит она Немому.

Немой мигом натягивает штаны из крашеного в синий цвет сукна.

Мать крутит его, завязывает на впалом животе верёвочные тесёмки.

— В самый раз, — довольно говорит она. И смеётся:

— Никогда иголку в руки не брала! А тут нужда заставила — и всё получилось. Правильно говорят: нужда — лучший учитель.

Потом подмигивает Немому:

— Настанет лето — поведу тебя к лешему в гости, знакомиться!

Я проснулся от тихого шороха в углу кузницы. Открыл глаза и осторожно положил левую руку на ножны меча.

Что-то поднялось в углу и бесшумно полетело в сторону кузнечной печи. Как её, бля! Горн, во!

Ипать, да это рукавица!

Драная, чёрная от угольной пыли и масла рукавица сама собой подлетела к горну и залезла в него.

Вслед за ней стайкой потянулись щепки, лучины и целые поленья. Они влетали в горн и сами собой укладывались в аккуратную стопку.

Я, тихо охреневая, следил за этим воздушным парадом.

В воздухе рядом с горном загорелся синеватый огонёк. Вот он коснулся рукавицы. Разлохмаченная ткань вспыхнула, по ней побежало расширяющееся рыжее пятно.

Чернея, затрещали щепки. Языки огня лизнули поленья. На стенах кузницы заколыхались тени.

Жестяной совок взлетел в воздух и со скрежетом зачерпнул из деревянного ящика мелко наколотый уголь. Подлетел к горну и ровным слоем высыпал уголь на огонь.

Возле горна шумно вздохнули кузнечные мехи на деревянной раме. Струя воздуха ударила в угли. Огонь заметался, вслед за ним заметались тени.

Угли загорелись малиновым цветом, затем постепенно начали белеть. По кузнице пошёл жар.

Полоса металла сама собой легла на угли. Покраснела, пошла синевой, а затем засияла ослепительно-белым светом.

Тяжёлый молоток поднялся в воздух. Медленно подлетел к наковальне с противоположной стороны от меня. Повисел и нетерпеливо пристукнул по железу.

Дзыннь!

Охренеть!

Я поспешно сгрёб с наковальни сало и хлеб. Отодвинул подальше бутылку с остатками самогона и отодвинулся сам.

Вовремя, бля!

Скрипучие клещи ухватили раскалённую полосу металла, швырнули её на наковальню. Молоток примерился и пошёл звонко стучать, превращая полосу в грубую заготовку клинка. Заготовка потемнела, соскочила в кадушку с водой и зашипела. Над кадушкой закрутились клубы пара.

Окно кузницы скрипнуло и открылось, впуская холодный ночной воздух.

— Ну, что, кот? — спросил из темноты насмешливый голос. — Интересно? Не сбежишь?

— Если боишься — можешь идти, — продолжил голос. — Я тебя не держу.

Щас, бля! Хрен тебе по всей невидимой морде! Я ещё твои документы не проверил.

В темноте раздался довольный смешок.

Сумрак возле наковальни сгустился. Он стал плотным, непроницаемым для взгляда.

А потом из сумрака вышел человек. Ростом он был мне по грудь, но выглядел как взрослый. У него даже борода была, русая, жиденькая, коротко подстриженная.

Охренеть.

Широкоплечий, в грубой серой рубахе с косым воротом и полосатых полотняных штанах. На груди — кожаный фартук, весь в чёрных точках подпалин. Рубаха подмышками промокла от пота. Длинные, до плеч, русые волосы подвязаны кожаным ремешком.

Кузнец.

Кузнец странно горбился, широкие плечи были покатыми. Кисти рук почти доставали до колен.

Он вразвалку подошёл к кадке с водой, вытащил оттуда остывшую заготовку. Осмотрел её, недовольно хмыкнул и бросил заготовку в угол. Зачерпнул из кадки воду и с фырканьем умылся. Потом повернулся ко мне.

Мда, хлебальничек у него устрашающий!

Узкий, покатый лоб. Широкий рот с толстыми губами. Ноздри плоского носа вывернуты наружу. Из-под нависших густых бровей внимательно смотрят маленькие узкие глаза.

Кузнец шагнул ко мне. Я, на всякий случай, придвинул меч поближе. Мало, какая хрень ему в голову взбредёт! Несмотря на небольшой рост, ручищи у него мощные. Такими шею свернуть можно враз.

Кузнец обошёл наковальню и опустился на корточки, глядя на меня снизу вверх. Широкий рот расплылся в улыбке.

— Ну что, кот, похож я на нечисть?

Я подумал и помотал головой.

Улыбка кузнеца стала шире. Он перевёл взгляд на мой меч.

— Можно?

Вот тут я задумался всерьёз.

Кузнец не проявлял враждебности. Но кто его знает? Рубанёт ни с того, ни с сего — и песдец котёнку!

Бля, Немой, не тупи! Если бы он хотел тебя убить — ипанул бы молотком по голове, пока ты спал, да и всё! А раз он с тобой разговаривает — значит, что-то ему от тебя нужно.

Я вытащил меч из ножен и протянул кузнецу. Тот осторожно взял широкими лапищами узкий клинок. Вчитался в серебряную вязь.

Точно, вчитался! Я видел, как толстые губы шевелились, произнося непонятные слова.

Затем кузнец осторожно поцеловал клинок и протянул меч мне обратно.

— Убийца нечисти, — хрипло сказал он. — Этот меч ковал мой прадед. Не потеряй его, кот! Скоро он тебе пригодится.

Я убрал меч в ножны. Подумал, и вытащил из-за спины бутылку и стакан. Налил до краёв и протянул кузнецу.

Кузнец удивлённо поднял лохматые брови. Взял стакан, понюхал и одним махом вылил его в глотку. Я увидел, как шевельнулся кадык на мощной волосатой шее.

— Хорошо!

Я придвинул к кузнецу сало и хлеб. Налил себе и тоже выпил.

Кузнец прожевал кусок сала.

— Меня зовут Чупав, — сказал он и протянул мне длинную руку. Я пожал шершавую от мозолей ладонь.

— А тебя — Немой? — то ли спросил, то ли утвердительно сказал он.

Я кивнул и налил ещё.

— Раньше у меня была своя кузница, — помолчав, сказал Чупав. — Там, на болоте. Приползли огненные змеи и сожгли её. А оружие само себя не скуёт. Вот и приходится работать по ночам на чужих наковальнях.

Огненные змеи? Бля, как интересно!

— Со дня на день будет война, — продолжал кузнец. — Она идёт с запада. Там копится нечисть. Придётся тебе хорошенько поработать, Немой! Всем нам придётся поработать.

Он легко поднялся, подошёл к куче железа и вытащил из неё заготовку, которую недавно сковал. Взял за два конца и согнул.

— Видишь? — спросил он меня.

Вижу, что здоровья у тебя, хоть отбавляй!

Кузнец отшвырнул заготовку.

— Слишком мягкое железо. Нужна болотная руда. Или старые клинки. Если старый клинок правильно перековать — он получает новую силу. А если на него нанести защитные слова, то…

Я снова протянул кузнецу стакан. Он выпил и осторожно откусил хлеб, держа под ним согнутую ладонь, чтобы крошки не падали на пол.

— Вкусно, — сказал он. — Мои предки не знали хлеба. Мы всегда умели только ковать оружие, охотиться и воевать. Больше ничего не успевали. Поколение за поколением отбивались от нечисти и почти истребили её. Но и нас осталось мало. А потом пришли твои предки и захватили нашу землю. Они не видели разницы между нечистью и нами. Вот так.