Возле ворот княжеского терема я столкнулся с Сытиным. Он тащил за рукав плечистого чернобородого мужика в кожаном фартуке.

— Немой, бля! Ты где шляешься? А чего рожа такая довольная? Деньги получил, что ли? А я, бля, ещё не успел.

Охренеть! Сам усвистал куда-то затемно, ни слова не сказав, а я шляюсь!

— Завтра же тебе зеркальце выдам, чтобы всегда на связи был! Тебе можно — много не наболтаешь!

Сытин расхохотался и добавил:

— Вот что, Немой! Сгоняй-ка к кузнецам. Там нечисть какая-то завелась, по ночам в кузнице стучит, железо портит.

— И уголь тратит, — басом добавил кузнец.

— Вот, Ефим тебе всё расскажет! Разберёшься, не маленький! Если что — в кузнице ночь покарауль.

Какого хера? Кузнецы сами покараулить не могут, что ли?

Видно, этот вопрос был очень ясно написан на моей роже. Кузнец помялся и сказал:

— Опасаемся. Мы люди крещёные. А тут — нечисть!

Ну да, конечно!

Я знаками показал Ефиму, что хочу жрать. И поэтому приду в Кузнечный конец не раньше, но и не позже, чем на закате. Тем более, что трудолюбивая нечисть начинает ковать только с наступлением сумерек.

Пришлось долго тыкать пальцем в солнце и в грудь кузнеца прежде, чем он меня понял.

Расстроенный кузнец пытался уговорить меня пообедать у него дома. Хвастал, что его жена сварганила наваристые щи, и даже обещал поставить бутылку.

Я слегка охренел от его щедрости и решил проверить кузнеца на вшивость. Прищурился и внимательно уставился ему в глаза.

Через десять секунд кузнец начал отводить глаза в сторону. Но они упорно возвращались к моему лицу.

Ещё через десять секунд я понял, что кузнец не врёт. Он действительно слышал в кузнице стук молота. И действительно боится туда заходить. А ещё опасается, что я ему не верю и просто пошлю на хер вместе с его необычными заботами.

Я похлопал кузнеца по плечу и показал, чтобы он шёл домой и приготовил бутылку.

Ну, а хрен ли? Не на сухую же целую ночь караулить!

Отделавшись от клиента, я застыл в нерешительности. Идти в кабак одному не было никакого смысла. Поэтому я отправился на рынок за подарком для Глашки.

Походил по рядам и выбрал узорчатый платок и костяной гребень для волос, украшенный тонкой узорчатой резьбой. Сунул подарки за пазуху и отправился к Глашке.

Открыв калитку, я нос к носу столкнулся с Михеем. Он стоял на дорожке в одних полотняных трусах, а вокруг него жужжал целый рой пчёл. Несколько здоровенных насекомых уже ползали по его телу. Самая умная пчела вскарабкалась на блестящую лысину и довольно млела на солнышке.

— Здорово, Немой! — сказал Михей, стараясь не слишком раскрывать рот.

Ну, это и правильно. Пчела залетит — не откашляешь!

— Глашка дома, проходи. Только не торопись — пусть они тебя обнюхают.

Ну, понятно, бля! Новые ловушки готовит.

Я немного постоял рядом с Михеем. Странным образом, жужжание пчёл успокаивало.

До тех пор, пока одна из них не решила залезть мне в нос, падла!

Для этого она взяла приличный разгон и с лёту попала прямо в ноздрю.

Сто из ста!

От неожиданности я зажмурился и громко чихнул.

Встревоженные пчёлы угрожающе загудели и кинулись на нас.

А мы с Михеем, не сговариваясь, кинулись в сторону дома.

Я бежал первым и слышал за спиной тяжёлое сопение и сдавленные вскрики. Похоже, пчёлы передвигались куда быстрее Михея.

Забежав в дом, мы захлопнули дверь и навалились изнутри, как будто пчёлы собирались её выбить.

Не, ну чем чёрт не шутит?

Искусанная рожа Михея стремительно распухала.

— Немой, — кротко спросил этот здоровяк. — Вот как ты так умудряешься, а?

А я-то здесь при чём? Ты же сам себе таких охранников завёл.

Я пожал плечами и направился на поиски Глашки.

Глашку я отыскал на кухне и немедленно вручил подарки.

А толку-то?

Она тут же принялась хлопотать вокруг Михея — мазала ему укусы какой-то зеленоватой мазью из деревянной банки и прикладывала холодные компрессы.

Наконец, отёки у Михея стали сходить. Он постонал ещё немного и задремал.

А Глашка потащила меня обратно на кухню.

— Надо поговорить! — сказала она, серьёзно глядя на меня.

Надо — значит, надо. Глашка права — так лучше.

Я кивнул.

— Ты — ветер, Немой! — неожиданно сказала она. — Перекати-поле. На месте не усидишь, и удерживать бесполезно.

Я немного подумал.

Да какого хрена? Правда всегда лучше.

И снова кивнул.

— Я знаю, — горько усмехнулась Глашка. — Только знаешь что?

Я вопросительно поднял брови.

— Ты приходи. Просто приходи, когда захочешь, и всё. Ничего не говори и не обещай. Понял?

Я кивнул в третий раз. А потом обнял Глашку.

Её дыхание стало прерывистым. Прижавшись друг к другу, мы в обнимку ввалились в её комнату и шлёпнулись на кровать.

Через пару часов я вышел за калитку, почесал в затылке и поглядел на солнце, которое висело над самыми макушками деревьев. Оглянулся на Глашкины окна, поправил за спиной меч и пошлёпал в Кузнечный конец Старгорода.

— Вот моя кузница! — Ефим показал рукой на приземистое бревенчатое строение, над плоской крышей которого поднималась широкая труба.

— Я позавчера ночью поссать вышел, слышу — куёт кто-то. Звенит молотом по наковальне! Я бегом в кузницу. Дёрнул дверь — не поддаётся. Как будто кто-то изнутри запер. А засова-то у меня нет! Вот, сам погляди!

Я с умным видом осмотрел дверь, сколоченную из толстых досок. Снаружи к ней была прибита толстая металлическая проушина под навесной замок. На косяке, вытесанном из целого бревна, крепилась ответная часть.

А вот изнутри запоров, и вправду, не было.

Хрень какая-то!

До этой минуты я надеялся с комфортом расположиться в лопухах у задней стены кузницы. И сперва послушать — кто и чем там колотит. А уже потом лезть внутрь.

Но теперь этот опупительный план рухнул.

Я ещё раз почесал макушку. А потом жестом показал кузнецу, что мне нужна пила.

Ефим порылся в куче разнообразного железа, которое было навалено в углу кузницы. И выудил оттуда пилу с крупными острыми зубьями.

— Только она без ручки, — виновато прогудел кузнец.

А мне не по хер? Не я же пилить буду, бля!

Я показал кузнецу, что внизу двери нужно выпилить небольшое окошко. Такое, чтобы пролез крупный кот.

Ну, а хрен ли? Пути тактического отступления лучше приготовить заранее.

— Жалко дверь портить! — протянул кузнец.

Но я сделал строгий хлебальник и ткнул пальцем в заходящее солнце, а потом в пилу. А сам пошёл в дом кузнеца. Тарелка горячих щей и глоток самогона перед встречей с нечистой силой не помешают.

За спиной послышались мерные шаркающие звуки пилы.

Остаток самогона я забрал с собой, не обращая внимания на печальный взгляд кузнеца. Его жена завернула мне в тряпочку кусок розового сала и половину круглого хлеба.

— Храни тебя боги! — сказала она, с надеждой глядя на меня.

Я пожал плечами, прихватил со стола толстую свечу в деревянном подсвечнике и вернулся к кузнице.

Сумерки только начали сгущаться.

Первым делом я внимательно осмотрел отверстие, через которое, в случае острой необходимости, мог бы протиснуться упитанный поросёнок.

Сойдёт, бля!

Я наклонился и отломил торчащую щепку, чтобы не попортить об неё шкуру.

Прятаться в кузнице было негде. Если только в ящик с углём залезть. Ну, и на хер нужно?!

Я вытащил на середину кузницы деревянную скамеечку и поставил её возле большой наковальни. Прислонил меч в ножнах к стене под левой рукой.

На наковальне очень удобно разложил сало и крупно нарезанный хлеб. Рядом поставил свечу и долго чиркал огнивом о кремень. Зажигалку бы!

В конце концов дрожащий огонёк осветил закопчённые стены и длинный рад молотков и клещей, которые висели вдоль стены. В кузнице сразу стало уютнее.

Другое дело!

Я хряпнул самогона и с удовольствием сжевал ломтик упругого сала, пахнущего чесноком и укропом.