Он был один?

Если нет, то почему свои не забрали?

И главное, каких еще сюрпризов ждать?

Лес молчал, считая, что свой долг по отношению ко мне он исполнил…

— Хоронить, — решил Оден.

— Сначала раздеть, разуть, обобрать, а потом хоронить, — внесла я коррективы, не став уточнять, что, как только дам разрешение, лес сам устроит похороны. Торжественные. С процессией могильщиков, которым давно следовало бы заняться телом.

И лес меланхолично согласился.

…мертвое кормит живое.

Так я ж и не спорю.

Виттар был в ярости.

Он пытался успокоиться, но стоило чуть остыть, как в ушах раздавался мягкий вкрадчивый голос Кагона, райгрэ Темной Ртути, и спокойствие рушилось.

Перед глазами стояла багряная пелена.

И алмазный аграф на берете.

И шея, достаточно тонкая, чтобы перервать ее одним движением челюстей.

Виттар еще помнил вкус крови. И почти жалел, что Кагон при всей его вежливой наглости не дал достаточно серьезного повода бросить вызов.

— Угомонись уже, — сказал Стальной Король тоном, не терпящим возражений. — Посмотри на себя. Вон зеркало.

Черное озеро стекла в серебряной раме. И он, Виттар из рода Красного Золота, — часть этой черноты. Неужели он и вправду выглядит так?

Бешеный.

Скулы заострились. Глаза узкие, черные, не то стеклом окрашены, не то сами по себе. Губы сжаты. На щеке пятно серебряной чешуи, которое расползается. И волосы наполовину с иглами.

Когда он начал превращаться? И почему не заметил?

— И на руки тоже.

Поверх пальцев — стальная оплетка, переходящая в острые когти, которые распороли ладонь. И разжать эти пальцы выходит не сразу. Руки словно судорогой свело.

— Я виноват. — Виттар с трудом произнес эти слова. Едва не перекинулся, потеряв контроль… В присутствии короля.

Недопустимо.

Непростительно.

— Виноват, — не стал спорить Стальной Король. — Будь на твоем месте кто-нибудь другой…

…превращение было бы истолковано как вызов. А вызов приравнен к покушению.

Железо уходило. Нехотя, словно чувствовало, что еще немного — и полностью подомнет Виттара.

— Сядь. — Стальной Король указал на кресло. — Скажи, как тебе ковер?

— Что?

— Ковер. Новый. И гардины тоже. Помнишь, какого цвета были?

Пурпурного? Или красного? Зеленого? Нынешние ничем не отличались от прежних. Кажется…

— Осмотрись. Скажи, что здесь изменилось за год?

Король шутит? Нет, ждет, делая вид, что любуется столиком для игры в шахматы. Когда этот столик появился? Недавно? Или же, напротив, был здесь всегда? Слоновая кость и черное дерево. Серебряная оковка. Резные ножки. И два массивных ящика для фигур.

Моржовый клык. Яшма.

Партия, застывшая в равновесии… как надолго? С кем играл Стальной Король?

В этот кабинет допускают лишь избранных… Кого? Виттара и… он не помнит. Послушно осматривается. Странное ощущение. Он был здесь сотни раз, но все видит словно впервые.

Вот дверь на стальных петлях. За ней — охрана, которой полагалось бы скрутить Виттара, но Стальной Король или не позвал, или отправил охрану прочь. Панели из темного дуба. И куполообразный потолок. Массивные цепи, что поддерживают стеклянные полушария светильников. Живое пламя тянется к квадратным горловинам воздуховодов.

Картины из янтаря, нефрита и серебра.

Массивная мебель. То самое зеркало…

— Я… не могу ответить на твой вопрос. — Виттар перевел взгляд на свои ладони. Раны затянулись, но железо не покинуло, оно было под кожей, слишком близко: малейшая слабина — и выплеснется. — Пожалуй, мне лучше уйти.

— Нет. — Стальной Король поднял яшмовую пешку. — Ты успокоился?

— Не совсем.

Ему бессмысленно врать. И Виттар честно пытался справиться с железом, а оно рвалось… и теперь причина, по которой он вспылил, выглядела донельзя глупой. Девчонка?

Она ни при чем. Воспользовалась шансом, не более того.

А вот ее сородичи…

— Но ты успокоился достаточно, чтобы слушать? Извини, вина не предлагаю. Виттар, ты мне друг. И как с другом я хочу с тобой поговорить.

На игральной доске не так много фигур. Пешка всего одна уцелела — человек в нелепой броне, которую вынуждены носить люди. Виттар из любопытства разглядывал ее, в очередной раз удивляясь тому, сколь тяжела эта броня, неудобна. В такой невозможно быстро двигаться, а щелей имеет изрядно. И скорее вредит, нежели помогает.

Но людям нравилось, а пешек не спрашивали.

— Мне продолжают докладывать, что ты теряешь разум, что тебя ослепила ненависть. Что ты начал не просто убивать, но делать это… с удовольствием. Я не желаю верить словам, но мне не нравится то, что я вижу.

Виттар вспомнил вчерашнего альва. Полукровка, конечно, но… он признал себя побежденным. Встал на колени… и да, Виттару хотелось его убить. Даже не убить — убивать, чтобы долго, чтобы с наслаждением. Он поддался желанию.

И кровь была такой сладкой.

— Вижу, что ты понимаешь, о чем речь. Рассказывай.

Виттар постарался говорить кратко, спокойно — выходило плохо — и честно. Но от вопроса не удержался: Стальной Король не будет скрывать правду вежливости ради.

— Я безумен?

Если так, то закон и честь оставляют выход.

Вчера Виттар получил удовольствие, убивая альва. Сегодня едва не вцепился в глотку Кагону. А завтра? Когда ему станет безразлично, кто перед ним? И когда крови станет недостаточно?

Стальной Король вернул пешку на доску:

— Еще нет. Но ты вплотную подошел к грани. Я не спорю, у тебя есть причины ненавидеть альвов. Но война закончена. И пора остановиться.

Как? Разве Виттар не желал бы того же? Остановиться. Забыть. Вернуть все, как было.

Или хотя бы почти как было.

— Я… пытаюсь.

— Пытайся. — Стальной Король поднял ферзя.

Яшмовый пес в полной ипостаси. Огромный, раза в полтора выше пешки-человека, исполненный с изрядным мастерством. Резчик не упустил ни одной детали. Иглы на хребте подняты. Оскалена пасть. Полыхают рубины глаз. Еще немного — и хлынет белая пена бешенства.

— Не уподобляйся ему. — Король подал фигурку. — Его война длится вечно. Твоя — пока ты сам того пожелаешь. Земли за Перевалом принадлежат нам.

Пес был тяжелым и холодным. Камень должен был нагреться, но словно сам не желал тепла.

— А на землях — люди. И не только они…

Еще те, в ком течет кровь альвов… наполовину… на четверть…

— Мы уже говорили об этом, Виттар. И мне казалось, что ты меня понял. Нельзя допустить резни. Виттар, многие на тебя смотрят, особенно молодняк, который ничего, кроме войны, не видел. Им достаточно намека.

И контролируют они себя много хуже Виттара. Кровь опаснее серой травы, которая медленно сводит с ума. Здесь порой хватает и капли, а за всеми не уследишь.

— Твои люди будут молчать. Один раз. Два. А потом что? Я не хочу тебя наказывать, но если закрою глаза, то признаю, что ты имеешь право на такую охоту. А то, что можно одному, разрешено и прочим. Ты хочешь быть в ответе за них, Виттар?

— Нет.

— Сколькие сочтут, что смерть альва… или человека… или вымеска — это мелочь, которая не стоит внимания?

Многие. Уже так считают. Война дала свободу, а теперь с этой свободой приходилось прощаться. И следовало признать, что прав король: по ту сторону Перевала лежали земли новые, неизведанные… по мнению некоторых — свободные от закона.

Младшие будут охотиться. Старшие — закрывать глаза, уговаривая себя, что молодняк погорячился… бывает ведь. Раз, другой, третий… а там и поздно останавливать.

Бешенство заразно.

— Мне стыдно.

Хуже. Тошно. То самое зеркало, которое стоит так, чтобы Виттар видел себя, рисует новый портрет, ничуть не похожий на прежние, написанные еще до войны.

— Путь за Перевал и тебе, и твоим людям закрыт. Временно.

Это даже не наказание — мера предосторожности.

— Да, мой король. — Виттар не представлял, насколько сложно будет произнести эти слова. И живое железо рвануло, протестуя.