Дверь захлопывается.

Помощник в штатском склоняет голову и угодливо предлагает:

— Леди Тинс, чаю?

— Простите, как я могу к вам обращаться?

Мужчина ни на секунду не задумывается:

— Разрешите представиться, леди Тинс. Ланс Арай к вашим услугам.

— Приятно познакомиться, лорд Арай. Скажите, пожалуйста, мне следует дожидаться возвращения его высочества?

— Сомневаюсь, что его высочество вернётся в ближайшее время.

Я задумываюсь.

Я не знаю, насколько помощник осведомлён, а следовательно, я должна очень осторожно выбирать слова. Не зря же во время нашей беседы Риман отсылал и его, и адъютанта.

— Леди? Вы сомневаетесь, можете ли вы мне доверять? Вы можете.

Меня так легко прочитать? И почему Ланс так настаивает на доверии? Разве границы не должен устанавливать его высочество?

Что же, главное, правильно формулировать:

— Лорд Арай, вы ведь знаете, кем мне приходится лорд Зеер?

— Безусловно. Он приходится вам опекуном, леди.

— Признаться, мне очень не нравится моё зависимое положение. Благодаря защите его высочества я могу чувствовать себя свободнее, однако я не могу беспокоить его высочество каждый раз. Если вы мне подскажете как законным образом я могу избавиться от опеки, я буду вам бесконечно благодарна, лорд. Уверена, вы прекрасно разбираетесь в законодательстве. Не может быть, чтобы не было лазейки.

Выслушав меня, лорд Арай задумывается. Некоторое время он теребит подбородок, а затем отвечает:

— Леди, я должен ознакомиться с документами. Очень многое зависит от нюансов.

— Я буду ждать, лорд. Проводите меня до экипажа?

— Вы так быстро уходите?

— Раз его высочества нет, то мне пора.

Ланс не спорит, и мы вместе спускаемся на первый этаж, выходим на улицу. Экипаж ожидает меня вперед. Кучер был вынужден отогнать его, чтобы освободить проезд. Короткий разговор с Лансом произвёл на меня двойственное впечатление. В основном из-за упоминания доверия. Возможно, что Ланс меня проверял по приказу Римана, но нельзя исключать и иные варианты. Я оборачиваюсь и заступаю Лансу дорогу:

— Большое вам спасибо, лорд Арай.

Он что-то понимает, кивает:

— Всего доброго, леди, — он поворачивается и возвращается в здание борделя.

К экипажу я подхожу одна.

Кучер уже поставил приставную ступеньку, однако я не тороплюсь забираться в салон.

Улыбнувшись кучеру, я спрашиваю:

— Пожалуйста, мы могли бы по пути сделать остановку у надёжного ломбарда?

Кучер не отказал.

Не прошло и получаса, как экипаж остановился, кучер открыл дверцу и поставил для меня ступеньку.

Предусмотрительно оставив яйцо в экипаже, я с благодарной улыбкой спускаюсь на мостовую. Я не спешу сразу входить в ломбард, оглядываюсь. Улица выглядит вполне респектабельной, парфюмерный салон по соседству с ломбардом явно указывает, что прогуливаются по улице состоятельные люди, бедняки ароматов не покупают.

Дверь в ломбард приходится открыть самой, кучер остался у экипажа, а лакей посетителей не встречает. Колокольчик звякает, предупреждая о моём приходе. Из-за прилавка тотчас поднимается клерк:

— Добро пожаловать, госпожа. Чем могу быть полезен?

В моём представлении ломбарды не только принимают ценности, но и продают те, которые не выкупил владелец. В ломбарде, в который я пришла, витрины с изделиями нет.

Я перевожу взгляд на лопоухого клерка. Сущий простачок, если верить нарочито открытому взгляду. Почему-то мне сплошь талантливые лицедеи попадаться стали. Особенно у котика непревзойдённый артистический талан.

— Благодарю. Я бы хотела увидеться с оценщиком.

Плохо, что я не знаю правил работы ломбарда. Например, можно торговаться или нет? Должна ли я говорить с клерком или он только встречает клиентов?

— Госпожа, старший оценщик занимается сложными ценностями. У вас что-то необычное?

Я колеблюсь, но выкладываю на прилавок рубиновое колье. Мне придётся полагаться на кучера: надеюсь, он привёз меня в действительно надёжное заведение, а не в первое попавшееся.

— Взгляните, пожалуйста.

Клерк почтительно кивает, вынимает из-под прилавка белоснежные перчатки, натягивает на руки, только после этого он притрагивается к ожерелью и аккуратно вытягивает его на чёрном бархате, покрывающим участок столешницы. Клерк достаёт лупу, и я разочарованно вздыхаю. Я бы могла найти в интернете, как правильно шлифовать линзу, чтобы она стала увеличительной, но линзу изобрели до меня.

Отвлёкшись, я не сразу замечаю, что клерк рассматривает колье чрезвычайно пристально. Золото и рубины, в описании ожерелья в списке не было ничего примечательного.

— Что-то не так?

Клерк вздрагивает, будто забыл о моём присутствии.

— Всё в порядке, госпожа. Я правильно понимаю, что вы собираетесь заложить ожерелье? Должен предупредить, что в составе гарнитура ломбард даст за него большую сумму.

— Только ожерелье, — спокойно отвечаю я.

Нет у меня полного комплекта, а был бы, я бы точно не выбрала его для первого похода в ломбард, слишком роскошно.

— Госпожа, сумма также зависит от условий, на которых вы сдаёте ожерелье. Желаете ли вы сохранить право выкупа?

— Нет.

— Сто сорок рифов, госпожа.

Я так понимаю, риф — это денежная единица Лависа. Увы, я не могу даже приблизительно понять, насколько справедливую сумму мне предлагают.

— Сто сорок рифов — это не то, на что я рассчитывала.

Клерк опускает лупу:

— Госпожа, если вы настаиваете, я приглашу старшего оценщика, но я готов поручиться, он назовёт ту же сумму. Ценность представляют золото и рубины, само изделие хотя и смотрится элегантно, оно не может считаться произведением ювелирного искусства, — клерк равнодушно отодвигает ожерелье. — Если вы сомневаетесь, госпожа, проверьте, что вам предложат в других местах.

Поторговаться не получится…

Я не спешу соглашаться, но и не отказываюсь. Я не могу просить денег у кронпринца. То есть попросить-то я как раз могу, и Риман вряд ли откажет, но я не хочу оказаться в роли попрошайки. Так почему не конвертировать те активы, что у меня уже есть? Полагаю, если бы Риман всерьёз ждал, что я буду носить те украшения, в футляре бы не оказались серьги без пары.

Клерк не торопит, не уговаривает, терпеливо ждёт моего решения. И я молча пододвигаю ожерелье к нему. Наличные деньги — это прежде всего уверенность. Что бы ни случилось в особняке опекуна, я смогу свободно уйти и оплатить ночлег, обед. К тому же я привыкла, что при мне всегда есть кредитка, и пустой кошелёк меня нервирует. Да у меня даже кошелька нет! Основная же причина, по которой я соглашаюсь — я хочу использоваться подвернувшуюся возможность. Я не знаю, когда кронпринц пригласит меня в следующий раз. А вдруг через неделю? Я не уверена, что без его приглашения меня выпустят из дома. Предположим, опекун не откажет и даже предоставит мне экипаж. Но тогда он будет знать всё о моих передвижениях по городу. Зачем мне это, когда сейчас у меня есть экипаж от его высочества?

— И даже не сто пятьдесят? — прищуриваюсь я с улыбкой.

— Сто сорок, госпожа, — твёрдо отвечает клерк.

На столешницу ложатся два бланка, клерк ставит рядом чернильницу, берёт перьевую ручку:

— Госпожа, ваше имя?

То есть сделка оформляется документально и мне выдадут квитанцию?

— Шеллара Тинс.

Клерк очень быстро заполняет строки и разворачивает бланк ко мне, чтобы я могла проверить верность описания ожерелья, условий сделки, суммы. И предлагает ручку поставить подпись. Пока я читаю, клерк также быстро заполняет второй бланк. Видимо, одна квитанция мне, другая — ломбарду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Наконец, клерк отсчитывает сто сорок рифов — семь банкнот, каждая номиналом в двадцать рифов.

— Простите, — останавливаю я. — Нельзя ли внести разнообразие? Мне предстоят мелкие траты.