Госпожа Фолкнор едва не застонала в голос. Она тяжело опустилась на диван, ее плечи ссутулились, и она спрятала лицо в ладонях.

— Проклятье, — пробормотала она, — ты влюбился в нее. Этого я боялась больше всего.

Фолкнор тоже подошел к дивану, сел рядом с матерью и обнял ее за плечи.

— Об этом можешь не волноваться, мама, — мягко произнес он. — Я свое в этой жизни отлюбил, ты знаешь. Я просто не хочу губить ее. Ни в каком смысле. Она еще такая маленькая и такая хрупкая. Пожалуйста, пусть ей будет хорошо. Разве тебе жалко? Ее предали те, кому она доверяла свою жизнь, она одинока, напугана и растерянна. Ей теперь некому верить и некого любить. Со временем она полюбит меня. И поверь, так будет гораздо лучше, если она будет любить меня и нашего будущего ребенка. Она спасет меня, а я позабочусь о ней. И о тебе. И о Северных землях. И всем нам будет хорошо, насколько это возможно.

— Пока не придут южные жрецы и не убьют тебя, меня, Ронана и твою Нею за компанию, если она будет с нами заодно, — мрачно изрекла госпожа Фолкнор.

— Я им этого не позволю.

Она отняла руки от лица, посмотрела на сына, грустно улыбнулась и нежно погладила его по щеке.

— Мой милый мальчик. Ты выглядишь таким взрослым, но в душе остаешься все тем же наивным мальчишкой, который верил, что все ему подвластно. Ты всегда был слишком благороден, чтобы принимать по-настоящему жесткие, но необходимые решения. Весь в отца. Он был таким же. Но я не позволю им погубить тебя. Ни ей, ни ее семье. Так и знай.

Шед поцеловал мать в лоб и едва заметно улыбнулся.

— Я знаю, что ты любишь меня, мама, но я прошу тебя: не делай резких движений.

На это госпожа Фолкнор ничего не ответила. Молча поднялась с дивана и направилась к двери, даже доброй ночи сыну не пожелала.

После ее ухода шед Фолкнор еще какое-то время сидел на диване, глядя в одному ему видимую точку, потом тоже встал, продолжив расстегивать рубашку. Стянув ее с себя и бросив к сюртуку на спинку дивана, шагнул куда-то за пределы видимости зеркала.

А я так и осталась стоять, прижавшись спиной к холодной стене, не зная ни что мне думать, ни что чувствовать. Конечно, мне стало понятнее, почему госпожа Фолкнор все это время так относилась ко мне. Она считала меня угрозой и собиралась избавиться, как только я выполню свое предназначение.

Радовало, что шед Фолкнор не разделял ее мнения. Или… должно было радовать, но… Боги, мне было обидно и горько. Я сама не понимала почему, пока не призналась себе: я действительно начала влюбляться в него. И думала, что он тоже проникается ко мне какими-то чувствами. Тогда как на самом деле он просто умело манипулировал мной. Я считала его заботу искренним беспокойством, а он делал все, чтобы я влюбилась в него. Конечно, от этого забота не переставала быть заботой, но привкус менялся. Теперь у последних двух дней был металлический привкус крови.

Я не сразу поняла, что прокусила губу, стоя с закрытыми глазами и вспоминая наши разговоры, касания рук, мой неловкий поцелуй, его осторожный, нежный ответ.

— Нея…

Уже знакомый голос прозвучал совсем рядом, вырывая меня из вороха воспоминаний и противоречивых чувств. Почему-то сейчас я разозлилась на Лилию. Она специально привела меня сюда? Чтобы я лучше понимала, что за семейка Фолкноры?

— Нея…

— Да оставь ты меня в покое!

Мой раздраженный крик смешался со всхлипом и все-таки брызнувшими из глаз слезами. Я все еще не до конца понимала, почему мне так больно и страшно, но ничего не могла с собой поделать.

Лилия послушно исчезла, но мне стало только хуже. Я снова осталась в холодном коридоре одна. Куда бы ни ушел Фолкнор, он мог в любой момент вернуться и погасить свет, и тогда я осталась бы еще и в темноте.

— Лилия, прости, вернись, пожалуйста! Помоги мне, — сквозь слезы принялась просить я. — Помоги мне выбраться отсюда. Пожалуйста!

Призрак появился снова, но на этот раз на почтительном расстоянии. Убедившись, что я ее вижу, Лилия поплыла по коридору, а я последовала за ней. Вскоре коридор повернул, и тусклый свет подглядывающего окошка уже не освещал мне путь. Поэтому я не увидела, а почувствовала по пронизывающему холоду, что Лилия остановилась. Она снова коснулась моей руки, и на этот раз я спокойно позволила ей показать камень, на который следовало нажать. Часть стены повернулась вокруг своей оси, вытолкнув меня из потайного коридора в темное помещение. Но здесь уже были окна, на небе за время моих блужданий все же появилась луна, поэтому я смогла различить очертания предметов. Судя по всему, я оказалась в лаборатории. Возможно, в лаборатории самого шеда Фолкнора.

Я торопливо бросилась к двери, выбралась уже в обычный коридор и даже успела преодолеть половину пути к лестнице, когда меня окликнул сердитый голос госпожи Фолкнор:

— Госпожа Веста? Что вы тут делаете? Как вы сюда попали?

Я вздрогнула и резко обернулась, одновременно с этим попятившись назад. Она стояла довольно далеко от меня, но сверлила очень недоброжелательным взглядом. Я не знала, как объяснить ей свое присутствие здесь. И еще меньше мне хотелось дать ей понять, что я знаю о ее планах. Что если Лилии готовили то же самое, а она узнала об этом, и поэтому мать Фолкнора ее убила? Не хотелось бы повторить ее судьбу.

— Я… простите… я заблудилась… — пробормотала я, продолжая пятиться, а потом наплевала на приличия и гордость и просто бросилась бежать. И бежала до самой своей комнаты.

Мне кажется, что до самого рассвета я не сомкнула глаз. Лежала на кровати, забравшись под одеяло прямо в халате, но меня все равно била мелкая дрожь, как будто я никак не могла согреться. Я чувствовала бедром тяжесть револьвера в кармане, но даже не думала вернуть его на место, словно боялась, что госпожа Фолкнор в любой момент может ворваться в комнату и попытаться убить. Умом я понимала, что это едва ли произойдет, пока я не рожу ребенка от ее сына, но страх никуда не девался.

Я не знала, что мне делать. Как быть дальше? Я едва начала считать идею выйти за Фолкнора не такой уж и плохой, когда выяснилось, что мне не собираются оставлять возможность выжить. Может быть, сам Торрен Фолкнор и не хочет моей смерти, но как он остановит мать? Что-то подсказывало мне, что она разбирается в ядах не хуже него, не зря же она преподает нам зельеварение. И что, мне после родов не пить, не есть и не позволять никому к себе прикасаться? Это невозможно. Да и не передумает ли сам Фолкнор ближе к делу?

А если он не передумает и сможет удержать мать от опрометчивых поступков, но моя семья поступит так, как предсказывает госпожа Фолкнор? Еще месяц назад такое предположение показалось бы мне диким, но теперь… Теперь я понимала, что возможно все. Конечно, мой отец не станет убивать меня, но погубить Торрена и Ронана Фолкноров он может. И почему-то мне этого совсем не хотелось. Я знала их еще так мало, а уже начала влюбляться в своего жениха. А что будет через год или полтора, когда я рожу ребенка?

Оставалась еще возможность, которую я рассматривала с самого начала: получить звание магистра, официально снять диадему и расторгнуть помолвку. У Торрена останется достаточно времени на новую попытку. По крайней мере, я на это надеялась. Вот только не разозлит ли это его мать настолько, что она решит мне отомстить? Позволят ли мне уйти? Позволят ли мне вообще сдать экзамены, и смогу ли я к ним подготовиться? Торрен был прав, сказав, что я не способна к учебе. Все давалось мне с большим трудом, а времени было мало. Если госпожа Фолкнор еще и убедит сына сократить траур… Нет, этот план выглядел ненадежно.

Ситуация казалась безвыходной, я прокручивала в голове варианты, но все они вели в тупик. Утром я, видимо, все-таки уснула, а может быть, и до этого временами проваливалась в сон. Как шумели в коридоре другие ученики, я не услышала. А ведь они тоже были моей проблемой: что еще придумают поклонницы Торрена, чтобы наказать меня? И у кого я попрошу защиты?