— Славные жители Энгатара! Народ Энгаты! — провозгласил король. — Сегодня мы вступаем в новую эпоху! Эпоху величия и процветания! Эпоху силы и могущества нашей страны!

По толпе прокатился одобрительный ропот.

— Взойдя на престол, я поклялся носить эту корону с честью, оберегать страну и её жителей до своего последнего вздоха. — Эдвальд сделал паузу, дав собравшимся на площади время на ликование, после чего продолжил. — Наша страна окружена врагами со всех сторон. На востоке — коварные захватчики эльфы, что желают истребления рода людского! Кровожадные варвары севера разоряют наши деревни, грабят и убивают наших людей! А с юга на наши богатые земли плотоядно глядят торговые княжества! Пограничные леса наводнены разбойниками и лесными эльфами-дикарями. Но опаснее всех те враги, что уже среди нас. — сказав это, король вновь замолчал. По площади прокатилось волнение. Эдвальд вновь заговорил, не дав ему перерасти в страх. — Мятежи и предательства уродуют страну, подобно глубоким шрамам. Энгата нуждается в помощи как никогда, и кто, как не всемогущие боги, способны дать нам её? Великий Тормир помогает защитить то, что нам дорого; Холар исцеляет раны тела и души, а Сильмарет даёт силы выстоять перед невзгодами, но ни один из них не помогает сокрушать врагов без капли пощады. Людям нужна сила, которой достанет, чтобы сокрушить как внешних врагов, так и внутренних! И сила эта — Железная рука Калантара! А потому, повинуясь великому долгу короля Энгаты, я объявляю Калантара верховным богом и вверяю ему свою судьбу и судьбу страны. Храм Троих сменит название на Храм Железной руки, а алтарь Калантара будет выстроен прямо посередине между алтарями Трёх богов. Народ Энгаты по-прежнему может взывать к Троим или богам, чьи малые алтари стоят в Храме, но помните, что теперь Калантар для нас всех стоит выше прочих богов. Новая эпоха принесёт победу над врагами и процветание! Пусть Энгата стоит вечно!

Пока король говорил, по толпе прокатывался то страх, то непонимание, то недовольный ропот, но заключительные слова были встречены отдельными одобрительными возгласами, переросшими в ликование. На помост взошёл человек, передавший матриарху что-то, укрытое белой тканью. Его величество вновь поднял руку, и площадь вновь затихла.

— В новой эпохе должны быть новые символы. Корона на голове короля всегда означала его верховную власть в стране и великую ответственность за судьбу её жителей. Времена меняются, и теперь пришло время объединить церковную власть с королевской, сменив корону. В знак этого я, Эдвальд Одеринг, король Энгаты, принимаю главенство в новой Церкви Железной руки. — после этих слов матриарх подошла к королю, и Эдвальд преклонил колено.

— Пред ликом богов и людей, Троих и Многих, — произнесла Агна, снимая ткань с принесённого предмета, которым оказалась серебряная корона с зубцами в виде железных кулаков, сжимающих мечи. — Я возлагаю Железный венец на Эдвальда Одеринга, священного короля Энгаты, защитника веры и государства. Преклонивший колено как милосердная длань богов, встань же, карающая длань Калантара!

Эрниваль увидел в глазах короля нечто стальное, беспощадное и жестокое. Казалось, этот человек не дрогнет, даже если сама преисподняя разверзнется у его ног. Уверенность на его лице была заразительной и воодушевляющей, и всё же что-то неспокойное было в душе магистра. Во всём этом ликовании, переменах в Церкви и власти, этих истерзанных заключённых было нечто неправильное.

— Теперь же, — провозгласил король. — В качестве своего первого приказа в качестве священного короля Энгаты я объявляю Матриарха Пречистую Агну своей верховной советницей. Я карающая длань Калантара, так пусть она будет моим указующим перстом. И первыми, на кого она указала, стали эти недостойные люди. — Эдвальд взглянул на заключённых у помоста. — Их преступления отличаются, но наказание за них едино — смерть.

Стражники привели первого несчастного на помост. Обескровленное лицо мужчины не выражало ни единой эмоции, а сам он, с трудом и хромая, поднявшись по ступеням на помост, теперь едва держался на израненных ногах.

— Помощник Старшего повара Пип, ты обвиняешься в служении предательнице королеве Мередит и участии в заговоре против короля Энгаты. Признай свою вину пред ликом богов и людей, Троих и Многих, и твоя смерть будет быстрой.

Высохшие губы человека задрожали и сиплый обессиленный голос произнёс.

— Я… виновен…

— Повешение! — провозгласил король и толпа взревела.

В эту же секунду стража водрузила его на эшафот и надела на шею петлю. Раздавались одобрительные выкрики вроде «поделом предателю!» и «отправляйся в ад!». Эрнивалю ещё не доводилось видеть беснующейся толпы, жаждущей крови и ему стало мерзко. Его величество кивнул, и палач выпнул подставку из-под ног заключённого. Эрниваль постарался смотреть в другую сторону, чтобы не видеть бьющегося в агонии тела, но от выкриков из толпы, живо описывающих происходящее, ему было никуда не деться. «Гляди, как дёргается! Сейчас обгадится!» — восторженно взвизгнул кто-то, и магистр пожелал оказаться где угодно, только не здесь.

Когда всё было кончено, тело вынули из петли и унесли, после чего на помосте оказался тот рослый мужчина. Рот его был перепачкан кровью, а на лице читалось всё то же смирение с судьбой.

— Сир Гримуальд Гвил, вы верно служили мне долгие годы, но запятнали себя предательством. Вы опозорили свою семью, навечно вписав в родословную ваших потомков имя предателя. Я лишаю вас рыцарского звания и всех прав, теперь вы не более чем жалкий доносчик. Признайте свою вину пред ликом богов и людей, Троих и Многих, и ваша смерть будет быстрой.

Вместо ответа сир Гримуальд промычал что-то неразборчивое и Эрниваль понял: рыцаря лишили языка.

— Он признал вину! — провозгласил король. — Согласно традиции, рыцарей и лордов положено казнить через обезглавливание. Но сир Гримуальд запятнал себя предательством и лишён всех титулов, а потому… — Эдвальд сделал паузу. — …Повешение!

На лице мужчины появился ужас. Он пытался что-то сказать, но из его рта вырывался лишь отчаянный звериный рёв. Когда его тело перестало дёргаться, потребовалось трое стражников, чтобы снять его с эшафота.

Когда король обвинил послушника Рутвена в краже книги из библиотеки Чёрного замка, Эрниваль не поверил своим ушам. В ответ на требование Его Величества признать вину и обещание быстрой смерти, парень лишь кротко ответил:

— Боги видят виновных и невинных, мои слова не значат ничего. — Рутвен кашлянул, очевидно, слова давались ему с трудом. — Я лишь прошу… кто будет служить в конюшне при храме… пусть позаботится об Аминее, моей лошади. Расчёсывает гриву по утрам… Гребень найдут в моей комнате…

— Звери, близкие колдунам, несут на себе скверну. — невозмутимо сказал король. — Лошадь отправят на живодёрню.

В ответ на это Рутвен замолчал и лишь опустил взгляд. Эрниваль прикрыл глаза, стараясь не смотреть на эшафот, но ему казалось, что сквозь гомон толпы он слышит тихие всхлипывания послушника. Они продолжались до того самого момента, пока не послышался звук падающей подставки, и всё вокруг не утонуло в ликовании толпы.

Следующие две казни были похожи на первую. Столь же ужасны и отвратительны. Несчастные изувеченные заключённые безропотно признавали свою вину и отправлялись на виселицу. Но вот когда на помост привели веснушчатую девушку, бесновавшаяся толпа немного стихла.

— Из всех предательств, — начал Его величество. — Ужаснее всего предательство богов. Колдовство, обращение к тёмным силам — вот в чём обвиняется эта девушка, бывшая некогда служительницей в Храме троих. Её отвратительное преступление — удар в самое сердце нашей веры и величайшее оскорбление Церкви! Марта, — король обратился к девушке. — Ты обвиняешься в колдовстве. Признай свою вину пред ликом богов и людей, и твоя смерть будет быстрой.

— Я… — проговорили её сухие губы. — Не виновна.

По толпе прошёл изумлённый ропот. Эрниваль крепче сжал палицу в руке.