— Говори.

— Если я покину стены Лунного Пристанища живым, то выдам тело вашего сына. Вы сможете предать его земле со всеми почестями, полагающимися славному благородному воину.

— Он блефует, мой лорд! — прорычал Улен. — Одно ваше слово…

— Блеф? Помилуйте! Я не сторонник столь дешёвых приёмов. Знаете ли вы, что оживлённый мертвец сохраняет отпечаток мыслей и эмоций, которые владели им в момент смерти или незадолго от него?

— Лорд Мейтон, прикажите…

— К чести Орстена Мейтона, в момент смерти он не молил о пощаде, нет! — Вингевельд не обращал внимания на слова священника. — Ваш сын и вправду был удивительным человеком. Мне было удивительно услышать это, и поначалу я даже не поверил своим ушам…

Лорд Мейтон поднял руку. Архимаг замолчал. Повисла мёртвая тишина. Все, включая Вингевельда, понимали, что стоит лорду взмахнуть рукой и скомандовать «пли!», как всё закончится. Но вдруг в этой напряжённой, словно сжатая пружина, тишине, раздался глухой хриплый голос.

— Прости…

Лорд Мейтон вздрогнул. По его рукам пробежала мелкая дрожь.

— Прости… Отец… — Повторил голос. И никто не понимал, откуда он мог доноситься.

Из глаз лорда Мейтона тонкими струйками потекли слёзы. Он судорожно задышал.

— Прости… Отец…

Лорд зашёлся в рыданиях, пряча лицо в трясущиеся руки. Архимаг же невозмутимо повернулся к мертвецу в измятом нагруднике и кивнул. Мёртвый воин снял шлем, открыв присутствующим бледное, без единой кровинки лицо. Остекленевшие глаза не выражали ни единой эмоции, а слипшиеся от крови волосы спадали на лоб. Из приоткрытого рта вновь вырвались слова.

— Прости… Отец…

— Вряд ли сын пожелал бы увидеть вас в таком виде, лорд Мейтон. Не теряйте лицо, прошу вас. Примите верное решение и покончим с этим.

— Ты чудовище, Вингевельд. — произнёс священник Улен осипшим от изумления голосом.

— Не больше, чем требуется. — бросил в ответ архимаг. — Так каково же ваше решение, лорд?

Орен Мейтон прекратил рыдать, с трудом поднялся со своего места и медленно зашагал к мёртвому сыну. Когда он подошёл совсем близко, мертвец повернул к нему голову и повторил те же два слова.

— Прости… Отец…

— Ты ни в чём не виноват, сынок. — лорд обнял бездыханное тело, и его снова сотрясли рыдания. — Ни в чём… Не виноват…

— Мой лорд? — послышался голос священника.

— Отбой… — донёсся голос Мейтона. — Стрелкам отбой… Я хочу… Лишь даровать… Покой… Он заслужил…

— Будь ты проклят. — коротко проговорил лорд Глайд. — Я хотел выдать за него свою дочь. Мало было убить парня, так ты ещё и превратил его в умертвие.

— Думаю, лорду Мейтону будет неудобно хоронить сына в таком виде, так что я приведу его в состояние, более подходящее для мертвеца. Но не раньше, чем покину Лунное Пристанище. Думаю, мы договорились, лорд Мейтон?

— Да… Всё, что угодно… — приглушённый голос лорда доносился из объятий. — Только дайте даровать… ему покой…

Этой же ночью, возвращаясь к своей армии, спрятанной в рощице неподалёку от города, архимаг Вингевельд велел воинам собрать портал. Час спустя он уже стоял перед готовым сооружением в виде каменной арки. Вскоре по гладкой, словно озеро расплавленного серебра, поверхности пробежала рябь. Кристаллы загорелись потусторонним светом, и взору архимага предстало лицо молодой девушки с длинными почти белыми волосами, облачённой в изящное голубое платье.

— Рада видеть вас, господин Вингевельд. — улыбнулась девушка. — Вижу, переговоры прошли успешно.

— Вы как всегда проницательны, госпожа Леврайд. Всё прошло именно так, как я и предполагал. Эльфы отступают, а Лорд Мейтон оправдал мои ожидания.

— Зовите меня просто Беатой. — засмущалась она. — А если лорд Мейтон захочет отомстить?

— Очень сомневаюсь. Мне известно, что его жена недавно родила ему дочь. И если лорд хочет, чтобы кто-то в этой жизни снова называл его папой, ему не стоит мне мешать, о чём я прозрачно намекнул.

— Восхищаюсь вашей дальновидностью!

— Я всего лишь человек. — усмехнулся архимаг. — Что происходит в Академии?

— Всё, как вы и велели, господин Вингевельд. Преподаватели огня разосланы по делам на материк. Студенты огнемаги также отправлены домой под предлогом опасного всплеска огненной магии на острове, чему, к слову, были несказанно рады.

— Всегда приятно сделать людей счастливыми. — улыбнулся архимаг. — Пусть проведут последние дни с семьями. Если они у них есть. Я доволен тобой, Беата. Не будем тратить портал понапрасну. Мне понадобится кое-что из моего кабинета… И, пожалуй, я ещё немного задержусь на юге. — Улыбка его сделалась хищной.

Глядя на луну, столь же холодную и безразличную, каким иногда Вингевельд казался сам себе, архимаг сидел в шатре, окружённом еле слышно хрипящими и мычащими живыми мертвецами. Главное, в погоне за счастьем для людей не растерять остатки человечности, думалось ему. Он был одарен огромным могуществом. Знал, что во всём мире сейчас нет мага сильнее, чем он. И всё же тень сомнения, грозившая перерасти в страх, жила в самом потаённом уголке его разума. Хватит ли ему стойкости довести план до конца? Успеет ли он? И что будет, когда одаривший его столь невероятной силой, потребует своё?

Игнат возвращался в Энгатар с обозом, полным раненых, в компании Драма и Дунгара, понимая, что не был в таком скверном настроении даже после смерти Бьорна. На сей раз они ехали в отдельной повозке. От прежней весёлости старого гнома не осталось и следа, он лишь молчаливо глядел в окно, провожая взглядом пасмурный пейзаж необычайно прохладной поздней весны.

— Если б я не видел едва засеянных полей, то решил бы, что сейчас осень. Тебе б укутаться, парень. — бросил он Игнату. — Простудишься, а врачевателям нашим нынче не до тебя будет, там раненых полные телеги. Они едва успевают повязки менять.

— Я в жизни не простужался. — буркнул в ответ маг, после чего добавил. — Рия тоже там?

— А где ж ей быть ещё? — вздохнул гном. — прониклась девочка лекарским делом. Говорит, теперь чувствует себя виноватой перед ними за… — Дунгар осёкся. — За то, что с ними произошло.

— Вы хотели сказать, за меня? — резко спросил Игнат. — Неужто и вы туда же? Если б не я, висели б сейчас их кишки на ветках илоренского леса!

— Тише, тише, не кипятись, мальчишка. — гном нахмурил брови, но тут же смягчился. — Я-то как раз всё понимаю. Мне случалось видеть, как мешанину из своих и чужих накрывало градом стрел. Причём так делают и эльфы, и люди, если есть необходимость. Таковы уж законы треклятой войны: всегда поперёк людских законов. Такова цена победы. Но странно, что она так на тебя закусилась из-за всех этих неизвестных солдат. Может, там кто-то особенный был? Знакомый её?

Игнат сначала отмалчивался, но под прищуром гнома всё же не выдержал и ответил.

— Эрниваль, рыцарь один. Он нас выручил там, у Дракенталя. Таринора спас, когда нас рейнарские прихвостни взять хотели. И чего только ему в Энгатаре не сиделось! Решил стать героем? Его дело. Я тут не причём. К тому же, я видел с холма, что творилось там… он остался жив в этой мясорубке только благодаря мне. Он мне ещё спасибо потом скажет…

— Эх, Игнат! — добродушно вздохнул Дунгар. — Ты, конечно, Рию насколько-то узнал за то время, что с ней знаком, да только невдомёк тебе, что есть у неё такая черта любопытная — убогих да раненых жалеть. Я им как-то, ещё в Ригене, когда она совсем маленькой была, щенка принёс. Так Рие до него дела не было, пока отец её ему на лапу не наступил. Случайно, без злого умысла, малыш то и дело вился под ногами. Тут она-то и давай за ним ухаживать да выхаживать его. Щенок тот потом всё равно где-то потерялся, но суть не в том. До того рыцаря ей и дела не было, пока ты его не обжёг, так что теперь остаётся только ждать. Сам ты только хуже можешь сделать.

— Эх, лучше б я стрелу поймал или ещё чего… — Игнат отвернулся к окну.

— А вот это ты зря. Теперь, когда маги узнают, что бояться им нечего, и эльфы горят так же ярко, как и леса, в которых живут, они перестанут ни с того, ни с сего «уезжать по важным делам» не пойми куда. А с боевыми магами у нас будет куда больше шансов на победу в войне.