— Это право нашего рода!

— Это безумие! — девушка стояла на самом краю крыши башни.

— Мирана, подумай о Марисе. — Дериан сжимал лиловую обложку книги онемевшими пальцами. — Разве ты не любишь своего брата?

Девушка обернулась и посмотрела вниз.

— Я люблю своего брата. И я любила своего отца, Дериана Рейнара. Жаль, что его больше нет.

— Мирана, не вздумай…

Но она уже сделала шаг в пропасть. Лорд рванулся к краю башни, едва не сорвавшись сам. Мир будто перестал существовать, а время застыло. Белёсый силуэт уносился вниз, превращаясь в едва различимую точку…

Но что это? Обман зрения от эликсира? Едва различимая точка стала расти и приближаться, пока что-то стремительно не пронеслось перед самым лицом Дериана, устремившись вверх. Лорд поднял глаза и увидел белого ворона. Того самого, которого так любил подкармливать Алистер. И которого назвал Рейваном. Мирана… Рейван… Белый ворон! Всё вдруг встало на свои места. Ворон Алистера — это Мирана. Его собственная дочь — оборотень, как тот безумный старик Рейван Рейнар! Он проводил птицу взглядом. Ворон покружил над башней, после чего растворился в ночной тьме.

Ритуал! Дериан обернулся. Серебряная жидкость в котле бурлила и сверкала, а бледный Марис лежал неподвижно. Теперь обратного пути нет. Наверное, это и есть грань, между человеком и чудовищем. Но ведь всё не напрасно. Ведь так? Прости, Марис. Прости, сынок. Твоя жертва не будет забыта никогда. Дериан ощутил тяжесть нахлынувшей душевной боли. Сознание начинало мутиться. Пора. Если это не свершится сейчас, то всё было напрасно. Лорд раскрыл книгу. С трудом различая буквы, утирая слёзы, он произносил слова на неизвестном ему самому языке. Слова, никогда доселе не звучавшие в этих землях. И чем дальше читал Дериан, тем большая мощь струилась по его телу. Серебристый свет из чаши, ставший ярко-огненным, устремился к нему, пронизывая каждую частичку его естества, воспламеняя душу. Сила, власть, могущество, заполняя его тело и разум, вдруг стали осязаемыми, плотными. Он менялся. Внутри и снаружи. Из груди вырывался крик, переходивший в звериный рёв. Последней мыслью, мелькнувшей в опьянённом силой сознании, было страшное осознание: «Я и есть проклятие Рейнаров…»

Наёмник мог поклясться, что не видел места более удивительного и отличного от всего, привычного людям, чем поселение эльфов, представшее его взору в Северной роще. Повсюду были ветви и корни, сплетённые причудливым образом, служившие стенами, заборами и столбами. На ветках висели светильники, испускавшие тёплый зелёный или прохладный голубой свет, а вдалеке виднелась сплошная стена из сплетённых между собой ветвей и корней. Благодушного вида люди отрешённо бродили по этому лагерю, отделённому древесной стеной от места, где, как было сказано, жили непосредственно эльфы. Таринор никогда не видел столь умиротворённых и счастливо беспечных людей, как эти. Но что привело их сюда? Он пытался узнать об этом у Нолдира, но тот лишь загадочно говорил о «спасении от ужасов мира» и «благодати древнего леса, где царит жизнь». И место это в самом деле в самом деле кишело жизнью. Белки и птицы безо всякого страха сновали меж ветвей, барсуки рыли норы прямо возле тканевых палаток, а олени мирно щипали траву, казалось бы, не обращая никакого внимания на человека. Лёгкий запах прелой листвы смешивался с ароматом цветов, трав и какой-то непередаваемой свежестью. Так пахнет воздух у чистого горного ручья. Но самое удивительное — наёмнику было тепло. Наверное, впервые с тех пор, как он очнулся в Грарстейне. Настолько тепло, что накидку пришлось нести в руках, хотя до попадания сюда Таринор то и дело ёжился от очередного порыва ветра. Здесь же ветра не было, но листья на деревьях покачивались, будто от лёгкого бриза.

Нолдир добродушно улыбался по пути сюда и большую часть времени молчал, но наёмник узнал в нём того самого эльфа, которого он выручил по пути в Вороний холм. В той… прошлой жизни. Эльф же, судя по всему, наёмника не узнал. Или, что внушало беспокойство, делал вид, что не узнал. Хотя в распухшем от пчелиных укусов и не способном внятно разговаривать человеке Таринор не признал бы и сам себя.

Эльфы остановились. Нолдир определил наёмнику и северянам палатку из ветвей и сухой сплетёной травы, велев ждать. Чего ждать — он так и не объяснил. Сказав это, остроухие скрылись за расступившейся перед ними зелёной стеной, которая, стоило им пройти, вновь срослась в сплошное переплетение ветвей.

— Вот же диковинное место. — Тогмур окинул взглядом деревья и окружающих. — И чего это они все? Ходят, лыбятся… Помнится, в Грарстейне у кузнеца подмастерье был. Ему как-то мешок с углём на голову упал с полки, так он тоже потом ходил и улыбался. Только говорить не мог, мычал что-то. Так и жил, пока с дерева не рухнул и шею себе не свернул. Интересно, эти хоть говорят? — Рыжий поймал за рукав одного пухлого бородача, проходившего рядом с глупой улыбкой на лице. — Вы чего тут все такие радостные? Чего ждёте?

— Благое место — благие мысли. — не меняя выражения лица, ответил человек.

Тогмур вернулся к брату и наёмнику.

— Тут будто все тем мешком ушибленные. — пробормотал он. — Хоть ты, Иггмур, не лыбься.

— А мне здесь нравится. — пробасил здоровяк. — Люди добрые, улыбаются. Не ссорятся, не ругаются.

— Ффё равно фто-то вьдесь не фифто. — Таринор задумчиво почесал щёку. Вдруг его осенило. Таких же благодушных он видел по пути в Моирвен. Вот только те оборванцы тут же сделались злее голодных волков, стоило им получить приказ от эльфа. Может, остроухие набирают армию?

Наёмник решил пока не делать резких движений и понаблюдать за окружающими. В любом случае, что-то подсказывало ему, что просто так их отсюда не выпустят. А если эльфы поведут это «войско» на юг, тогда-то им, быть может, и удастся сбежать.

Первый день прошёл тихо и даже скучно. Особенно страдал Тогмур, пытавшийся было от скуки задирать местных, но наёмник тут же одёрнул его. Не хватало ещё, чтобы из-за этого по шее от эльфов получить. Иггмур же явно наслаждался, следя за беспечно парящими вокруг светлячками и аккуратно ловя бабочек, садившихся ему прямо на нос. Он бы неплохо вписался в среду местных жителей, если бы не был на пару голов выше и вдвое шире любого из них. Мужчины и женщины, населявшие палатки вокруг бродили вокруг, обмениваясь короткими бессмысленными разговорами и не расставались с благодушно-дурацким выражением лица. Так продолжалось до вечера, покуда округа не заполнилась зелёно-голубым светом фонарей и пронзительным стрёкотом сверчков. И вот здесь начались странности. Внезапно раздался чистый высокий звук рога и все бродившие вокруг, будто повинуясь неведомой силе, побрели в одну сторону. Таринор тоже решил пойти, за ним последовали и братья-северяне.

— Наконец-то хоть задницу оторвать можно. — потянулся Тогмур. — Ещё немного и я б точно со скуки помер.

Толпа собралась вокруг большого каменного колодца, до краёв заполненного прозрачной, как слеза, водой. Вскоре из-за расступившейся живой стены появились трое эльфов, среди которых был и Нолдир, переодетый в серебристо-зелёное платье. В нечто подобное были обряжены и двое других.

— Возрадуйтесь! — один из эльфов воздел руки. Толпа встретила этот жест почти осязаемым благоговением. — Гвельморн вновь открывает своё сердце достойным жить среди истинных детей леса! — Сказав это, эльф получил от Нолдира свиток и принялся называть имена. Один за другим обладатели имён выходили из толпы к эльфам. Когда набралась пара дюжин человек, эльф вернул свиток и жестом велел идти через проём. Люди скрылись за древесной стеной, следом за ними ушли и эльфы. Толпа тут же начала расходиться. Наёмник заметил слёзы на глазах шедшей рядом улыбающейся женщины с седыми прядями в волосах.

— Фто ф ними теперь будет? — спросил наёмник, стараясь говорить как можно понятнее.

— Они будут жить вместе с эльфами. — улыбаясь, проговорила женщина. Я так счастлива за них! Верю, когда-нибудь и меня призовут стать частью леса.