— Чёрт побери! — вспыхнула Рия. — Какие же вы оба болваны! — после этого девушка быстрым шагом ушла в другую повозку.

Энгатар встречал непривычной тишиной. То есть, конечно, торговцы всё так же зазывали прохожих, простой люд всё так же спешил куда-то, но при этом чувствовалась некая настороженность, будто бы все эти ведущие себя как ни в чём ни бывало люди готовы, чуть что, мгновенно спрятаться по домам и не издавать ни звука.

— Это что ещё за угрюмые рожи в серых балахонах? — хмурился Дунгар, глядя в окно. — То тут, то там мелькают. Раньше я их точно не видал, церковный орден что ли какой-то новый? От этих нахлебников и так не продохнуть. Как только в стране неспокойно, тут же, как грибы после дождя, появляются очередные ордена поклонников какой-то там пречистой задницы. И начинают зазывать в свои ряды во имя какого-нибудь благого дела. Да вот только действительно благих дел от них и не дождёшься! Нет, чтобы улицы подмести или урожай убрать помочь, куда уж там! Наберут таких же голодранцев, наклянчат денег, нацепят одинаковое тряпьё и отправятся к чёрту на рога в паломничество к какому-нибудь камню, под которым высморкался какой-нибудь святой Белендор! А порой ещё и мощами торговать начинают. Ууу! Тут уж самая настоящая ярмарка болванов начинается. Прохожу я как-то возле Церкви Троих, погода прелестная, дай, думаю, прогуляюсь. Глядь, а там уже прилавки соорудили. Мол, орден пресвятого-кого-то-там из паломничества вернулся. Откуда — я так и не понял, то ли из Анмода, то ли из Нуаммара… Я праздного интереса ради подхожу к прилавку, а мне в лицо тычут каким-то ошмётком сушёным. Мол, ухо святого Реджинальда-чудотворца, который взглядом мог отгонять змей. Я, разумеется, вежливо отказался. И знаете, что? Пока я проходил мимо прилавков, мне разные люди трижды пытались впарить ухо святого Реджинальда, дважды — нос, и шесть, нет, семь раз предлагали приобрести его указательный перст! И тогда я задумался, кто же был большим уродом — Реджинальд-чудотворец или эти ушлые оборванцы, наживающиеся на доверчивых дурачках…

Среди тех троих, кто был в повозке в этот момент, Драм смеялся громче всех. Видимо, ему казались особенно смешными обычаи поклонения мощам святых среди жителей поверхности.

— Да уж, — усмехнулся Игнат. — Кажется, здесь, в Церкви Трёх, тоже хранится кость какого-то короля?

— Ага, Эйермунда Святого. — кивнул Дунгар. — То немногое, что удалось выкопать из его погребального костра, который он сам для себя и сделал. Мне всегда было интересно, неужто людям не приходит в голову, что, припадая к полу перед очередными мощами, они рискуют поклониться костям какого-нибудь разбойника или грабителя? А то и вовсе осла или собаки!

Игнат засмеялся словам гнома. Драм заметил, как настороженно глядят ни них через окно прохожие и как внимательно их провожают недовольным взглядом люди в сером. Впрочем, за последнее время он видел слишком много, чтобы слишком сильно удивляться этому. В конце концов, идёт война, с чего бы людям на улице веселиться, да и подобная реакция на звуки смеха из повозки, возвращающейся с битвы, вполне объяснима. Дунгар странным образом повеселел, должно быть, это связано с возвращением в знакомые места. И всё же что-то в городе изменилось. Старый гном мог этого и не замечать, но Драм прямо кожей чувствовал напряжение в воздухе. И ему это совсем не нравилось. Необходимо выяснить, что происходит. Хотя бы для собственного спокойствия.

Вдруг эльф увидел, как серые люди в едином порыве вышли из закоулков и выстроились вдоль дороги. Они подняли над собой шипастые булавы и провозгласили вразнобой: «Да здравствует король!» А после небольшой паузы всё тот же нестройный хор гаркнул: «Да здравствует Матриарх!» В повозке повисла тишина. Первым её нарушил Дунгар, поковырявший в ухе толстым пальцем.

— Либо мои старые уши меня подводят, либо эти оборванцы только что сказали «матриарх»? Что за чертовщина здесь произошла, пока нас не было? Чует моё сердце, срочно нужно вернуться в банк. Как бы там старый Клаус чего не наворотил… Если что потребуется, заходите, не стесняйтесь. И Рию ко мне отправьте. — сказав это, гном спрыгнул с повозки на ходу и деловито зашагал куда-то.

Взглянув ему вслед, Драм произнёс:

— И что теперь делать нам?

— Ну, что касается меня, то я теперь как бы на королевской службе. Да и ты тоже. Во всяком случае, мне так кажется, да и Раурлинг говорил. Вот только сейчас он далеко, а мы здесь. Надеюсь, без него нас отсюда не погонят.

— Мне идти некуда. К Пристанищу теперь не пройти, разве только под землёй. Но не думаю, что подземные боги будут мне благоволить в этом…

В тот вечер король лично принимал героев Мейерана: боевого мага Игната, тёмного эльфа Драма, врачевательницу Риенну, о которой так лестно отзывался знаменитый Эббен Гальн, и командующего храмовыми рыцарями Эрниваля из Дорема, пострадавшего за веру и корону. Именно так их представили в тронном зале Чёрного Замка, где множество разномастных вельмож и влиятельных столичных богачей разглядывали их с праздным интересом. Для этих разодетых людей война — это что-то далёкое и ненастоящее, как далёкая вспышка молнии, скрытая за пеленой облаков. Они — высший свет Энгатара, и даже во время Войны короны они пробыли в городе, прячась в своих домах. Но одна пара глаз глядела на них пристально и оценивающе: взор короля Эдвальда Одеринга ныне был тяжёл, чист и внимателен. Игнат поначалу даже не узнал этого статного человека в чёрной мантии, отороченной алым и золотой короне, которого прежде он видел трясущимся безумцем. По правую руку от короля, смиренно опустив взгляд, стояла женщина, всем своим видом напоминавшая монахиню, если бы не серебристое одеяние и скипетр с набалдашником из серебряных стержней, сплетённых в виде символа Троих. По левую руку — темноволосая и бледнокожая молодая девушка в красно-золотом платье до пола. Принцесса Мерайя, как догадался маг, глядела в пол с отсутствующим видом.

— В этот нелёгкий час я рад приветствовать истинных героев Энгаты, с чистым сердцем пришедших на помощь стране. — Игнат услышал, что теперь сталь у короля не только во взгляде, но и в голосе. — Истинное счастье — видеть, как столь разные меж собой люди служат единой цели — защите страны и возрождению её величия. Пред ликом богов и людей, Троих и многих… — Король осёкся. Магу показалось, что по лицу Одеринга пробежала судорога. — …Корона и Церковь не забудут вас!

Послышались одобрительные голоса и редкие хлопки. Эрниваль, всё это время стоявший неподвижно и молча, вдруг сделал шаг вперёд и обратился к королю.

— Ваше Величество! Для меня нет большей радости, чем служение Церкви и Короне. Но я не вижу здесь своего отца, Патриарха Велерена. Хоть я и не лучший сын, но мне хотелось бы засвидетельствовать своё почтение перед ним.

— Юный Эрниваль. — покровительственно проговорил король и словно обратился ко всем присутствующим. — Многие, а в особенности те, кто провёл дни вдали от столицы, должно быть, не знают о заговоре, пресечённом с помощью верного Короне Дейна Кавигера, командующего гвардией. Королева Мередит, моя супруга, вступила в преступный сговор с патриархом Велереном. Два человека, которым я доверял, как самому себе, вознамерились обезглавить страну. Они медленно ввергали меня в пучину безумия, отравляя мой разум и тело. Но благодаря верности Дейна Кавигера их удалось остановить. Я лично казнил изменницу королеву, а командующий гвардией исполнил свой долг, лишив жизни предателя Велерена.

По собравшимся вельможам прокатилась волна изумления, сменившаяся изумлённым ропотом и шепотом. Эрниваль замер в оцепенении с устремлённым в никуда взглядом. Игнат с беспокойством думал, что же тот предпримет. На поясе рыцаря Церкви не было меча, что придавало некоторое спокойствие. Во всяком случае, надеялся маг, он не набросится на королевскую стражу, чтобы в следующую секунду быть изрубленным в клочья.

— Ваше Величество. — Эрниваль нарушил молчание, склонив голову. — Если патриарх Ве… мой отец предал Корону, то тем самым он предал и Церковь. И для меня как верного её служителя нет большего позора. Я едва ли надеюсь искупить вину своей семьи. Если вы велите казнить меня, как сына предателя, то так тому и быть.