Именно эти его слова, напомнив «музейную» фразу Радищева, сообщали событию легендарное освещение, открывали ту объемность видения, без которой оно философски непонятно.
Творческая ли личность Павлов? Вопрос риторический! А вот человек, ничего удивительного, яркого не создавший, «самый-самый обыкновенный», — ну, обыкновеннее не бывает! — творческая ли он личность? Ответить на это сложнее. И тут стоит обратиться к книге Г. Л. Смирнова «Советский человек». Разбирая различные определения личности, автор останавливается на двух полярных: можно ли личностями «считать лишь тех людей, которые обладают оригинальными свойствами — своеобразием мышления, глубиной чувств», или «личностью является каждый человек»? Философ решительно высказывается в пользу второго определения, как более научного и отвечающего демократизму коммунистического учения.
В сущности, речь идет о том: что такое творчество, что такое творческий человек? А это вопрос человеческой судьбы. Самый распространенный ответ: творчество — это рождение чудесной новизны, появление новых великих художественных и материальных ценностей, которые украшают мир. Именно так отвечают и многие философы, и большинство «обыкновенных» людей, нефилософов, задумывающихся над собственной жизнью, над тем, что они могут дать миру.
А между тем в этом ответе есть глубочайшее заблуждение. Оно станет понятным, если вообразить трехмиллиардное человечество разделенным на две неравные части: небольшую — избранных людей, одаренных божьей искрой, обладающих большими, яркими талантами, которые действительно украшают мир, радуют нас книгами, симфониями, научными открытиями. И рядом — его большая часть, состоящая из «обыкновенных», «рядовых» людей. Им будто бы и не дано рождать ту самую чудесную новизну, которая сопряжена у нас с самим пониманием творчества.
Мои раздумья о том, что такое творчество, творческий человек, начались несколько лет назад с того, что я получил письмо от молодой женщины, чертежницы. Вот оно:
«Волнуют меня эти слова: творчество, творческий человек, радость творчества. Я часто задумываюсь: к кому же они относятся? Ну, разумеется, в первую очередь к поэтам, композиторам, ученым, то есть к людям талантливым. А что, если я бесталанная, самая обыкновенная, умею лишь наслаждаться литературой и искусством, а сама не умею ничего? Но ведь и я же часто испытываю большую радость. И не только от книг или событий. Вот сижу в чертежной, подниму голову, увижу за окном краснеющие клены и будто получила подарок. Потом старательно черчу фундамент или канализационную трубу, и радость постепенно утихает. Однажды я подумала, как дура: ну, хоть бы ватман из белого стал голубым или оранжевым в ту минуту, когда я радуюсь, ну, хоть бы что-нибудь в мире изменилось».
Наивное письмо? Конечно. Его можно назвать наивным, потому что оно с полудетской отвагой неведения вторгается в один из самых сложных «философских миров»: человек — творчество — жизнь. Но это же письмо можно назвать и мудрым, ибо в нем начинает пульсировать то широкое понимание творчества, его разнообразных сфер, которое, по-моему, сегодня особенно актуально.
Слова «творческая личность», по существу, тавтология. Если личность — то непременно творческая! Потому так и задела меня, казалось бы строго теоретическая, постановка вопроса в книге Г. Л. Смирнова о том, кто же является личностью.
Творчество возможно и в самой скромной, самой будничной форме. Это может быть слово, это может быть улыбка, которая несет кому-то радость. Я думаю, что и домашняя хозяйка, которая сообщила дому какой-то обаятельный уклад, — она тоже творец. И водитель автобуса, который, видя, что в машине много старых людей, ведет ее особенно бережно, — и он творец. И учитель, который входит в класс с такой глубокой готовностью передать лучшее, что у него есть за душой, детям, что они это ощущают как бы растворенным в воздухе, — он творец, несомненно…
Людей бездарных — без дара — не бывает.
— Не бывает?! — сердито воскликнул один остромыслящий социолог, которому я изложил эти соображения. — Что ж, если исходить из того, что личностью является каждый человек, вывод ваш, несмотря на известное прекраснодушие, логичен. Но, думается, есть люди, в разные века их именовали по-разному, которых личностями не назовешь даже при самом демократическом толковании этого понятия. Данте называл их ничтожными. Это те, — помните? — кто «не знает ни славы, ни позора смертных дел». Им нет места ни в раю, ни в аду. Они не личности, потому что отреклись в малодушии от деятельности. Они не делают зла, но их не хватает на то, чтобы делать добро. Личность рождается одновременно с деятельностью. Во имя добра. Или, увы, во имя зла. Бывают личности со знаком плюс, бывают личности со знаком минус. Но там, где есть плюс и минус, есть и переходная точка — ноль. По сегодняшней терминологии — обыватель.
— Мне кажется, — возразил я ему, — что, несмотря на логическую стройность схемы с плюсом, минусом и нолем, она, как и любая схема, неадекватна многообразию жизни и сложности человека. Было бы нелепо утверждать, что вокруг нас нет «ничтожных». Но кто может поручиться, что в новых обстоятельствах, в иной ситуации «ничтожный» не обнаружит того самого плюса или минуса, о которых сейчас шла речь? Человек ведь не неизменная, раз навсегда твердо установленная величина (плюс два, ноль или минус три), он меняется в зависимости от окружения, обстоятельств, условий жизни. И не столь уж часто он до конца жизни остается нолем, даже если в какой-то из моментов ее и выступает как ноль. И вот чтобы ноль стал не минусом, а плюсом, лучше с точки зрения социальной педагогики видеть в нем личность. Поэтому и согласен я полностью с определением, которое поддерживает Г. Л. Смирнов: «Личностью является каждый…» И это отнюдь не означает прекраснодушного отношения к жизни, не влечет за собой отрицания ее конфликтов и противоречий.
Вот интересный, как любят говорить журналисты, человеческий документ. Письмо-исповедь электрика колхоза из села Новоивановка Ореховского района Запорожской области Николая Ефремовича Лисогурского.
«Живу в селе, большом и красивом. А люди у нас, как и везде, разные: умные, добрые, скучные, малодушные, бескорыстные и такие, которые ударились в накопление богатства.
Работаю я электриком в колхозе, много читаю, собираю библиотеку, насчитал 1300 томов, а теперь уже и счет потерял. Изучаю марксистскую философию. Интересуюсь литературой. Начал с античных авторов — Софокла, Еврипида, Лукреция — и так последовательно до наших дней.
Зачем я об этом нишу? А затем, что порой печатаются в газетах исповеди разочарованных людей, и, когда читаешь, невольно переводишь на себя и думаешь: как же мы-то с женой достигли счастья?
Всю жизнь стараюсь работать честно и много. Характер не очень уживчивый, не могу молчать, когда вижу несправедливость, за это приходится платить спокойствием. Так и живем, отвергая хорошее в поисках лучшего, но в этом, по-моему, заглавный интерес жизни, когда ты ею не удовлетворен. Люблю жизнь не сытым желудком, а духом, мыслью и чувством. Живу, когда трудно, и живу, когда легко, — словом, каждую секунду сполна.
Всю жизнь любил и люблю жену, но если бы это можно было показать так, как просто мы показываем мозолистые свои ладони… С годами любовь меняется, зреет и перерастает в сильную сознательную потребность жить друг для друга. И не только жить — воспитывать друг друга (вдумайтесь в это слово — „воспитывать“, то есть питать, кормить).
Одна женщина в газете писала, что муж ее много гневается и сердится. И все так убедительно объясняла, что не может с ним жить. Никак не пойму, зачем люди берутся объяснять необъяснимое. Правильно говорить — это одно. А правильно жить — совсем другое. Нельзя в слова уложить семейные радости и печали. Женщине дано рожать детей, это же такая вещь, что словами опять не скажешь, не придуманы такие слова. А в газете получается просто: я занята, загружена, на мелочи не могу обращать внимания, а муж сердится… Какие такие мелочи есть в жизни? Нету никаких. Дни и годы состоят из „мелочей“, которые и называются жизнью.
Придет время, и человек станет безмолвный, жалкий, и его зарывают в землю, так как он уже не представляет интереса, кто он ни будь. А до тех пор мы все вместе должны радоваться сообща, и грустить, и плакать, и смеяться…
Никому не хочу давать советы, а пишу, как думаю: надо любить всех, кто тебя окружает, и не искать уважения к себе. Всякий житель деревни знает: чем больше черпают из колодца, тем чище вода. Жить отрадно, когда живешь от полноты души, когда окружающие нуждаются в тебе, в твоем участии. И нельзя за это участие требовать плату или как бы сдачу обратно.
Трудно человеку? Жалуется он? Посоветуйте ему не разводить руками, не выявлять своей слабости. Если это женщина, пусть мужается и внушает себе, что она сильная, все может. Она может родить человека! А мужчина только словами это рождение может объяснить, разумом понять, а боли той не почувствовать. Вот в чем, мне думается, интерес жизни».
