«Я их знаю, — подумала она. — Я это уже где-то видела».
В монастыре ткущих Узор на Фо, в Лакмарских горах, она встречала похожих существ. Те тоже сидели в клетках. Они пытались напасть на нее, приняв за ткача, потому что она вырядилась, как ткач. В Провале многие ломали головы над тем, кто или что это такое, но, кроме гипотез, никто ничего не высказал.
Кайку инстинктивно попятилась от существа, которое говорило с ней. Ее чувство Узора подсказало направление, из которого шел «голос».
Но отойдя от одной стены, она приблизилась к другой. Что-то холодное и скользкое крепко сжало ее запястье. Она взвизгнула и повернулась — хватка ослабла, и тонкое щупальце скрылось между прутьями решетки. Тсата повернулся на ее крик. Она в ужасе глядела на то место, где исчезло щупальце. Что-то подошло к решетке совсем близко — какое-то маленькое, уродливое создание.
На него упал свет, и Кайку побелела.
Существо походило на перепутанный клубок рук и ног, растущих из туловища, которое можно было назвать таковым с большой натяжкой. Пожелтевшая кожа — натянута на безнадежно перекрученный скелет. Существо конвульсивно дергалось, передвигаясь, и конечности шевелились. Где-то в середине этого узла сидела голова без намека на шею — скорее шишковатый бугор, чем голова, но на нем лепились какие-то черты.
Черты знакомого лица. Ее лица.
Она едва не упала. Кайку будто смотрела в кривое зеркало или на свой скульптурный портрет, который творец в порыве гнева наполовину смял. С глазниц свисала вялая плоть, рот будто невидимым крюком оттянуло в сторону, зубы росли в несколько рядов… но это, несомненно, было ее отражение.
((Выпусти нас)) — настойчиво повторил голос.
((Кто вы такие?)) — спросила она, забыв, что использовать кану опасно.
Создание с ее лицом скрылось в тенях, и Кайку повернулась к тому, кто говорил с ней. Он подошел к решетке. Это оказалось жалкое маленькое существо с безвольно обвисшими шипами и конечностями разного размера. Опухшие разноцветные глаза смотрели на нее с кривой физиономии.
((Кто вы такие?)) — Ей необходимо было хоть что-то понять.
((Отцы Предела)) — ответило существо, и Кайку захлестнул поток беспорядочных образов и ощущений, которые мгновенно вспыхивали и потухали в ее сознании.
Отцы Предела. Великие Мастера. Те, кто делает для ткачей маски. Воспоминания о подземных кузницах и мастерских в монастырях безумной архитектуры. Еще раньше — память о семье. О боги, он когда-то был мужчиной, ремесленником! Ткачи появляются ночью, как злые духи, они забирают его из крохотной деревушки в горах. Он трудится, трудится и трудится, делает маски. Рядом с ним — другие: художники, резчики по дереву, кузнецы. И пыль, пыль, пыль колдовских камней, которую они добавляют в маски, чтобы наделить их силой, нужной ткачам. Он оглядывается и видит, что пыль делает с другими, а потом смотрит на себя и замечает, что она сделала с ним. Все начинается с чешуек на тыльной стороне ладони, а потом появляется нарост на спине… Изменения происходят оттого, что они изо дня в день прикасаются к дрянной пыли. А потом они меняются слишком сильно, до неузнаваемости, но их не убивают — боги, почему их не убивают?! — а сажают в темницу, где они продолжают меняться, хотя не трогают пыль, а иногда тюрьмы переполняются, и их забирают в другое место, потому что когда их слишком много, они опасны, ведь они могут делать странные вещи, вот как этот, а другие, как тот, могут воровать у других лица, или руки, или ноги, или что-то еще и копировать их, и он не может остановиться, и…
((ВЫПУСТИ НАС!!!))
Сила ментального порыва едва не сбила Кайку с ног. Сострадание отозвалось в ней настоящим страданием.
— Кайку, — позвал Тсата. Воркуны почти настигли их.
Она решилась. Радужки глаз стали темно-красными. Кана беспрепятственно выплеснулась из нее. Волосы взметнулись, будто призрачный ветер играл с ними. Сила с готовностью рванулась из ее лона по золотым нитям воздуха и вонзилась в металлическую решетку, что отделяла их от озера и колдовского камня. Два столба со скрежетом вырвались из гнезд и полетели в воду. В образовавшуюся щель вполне мог пройти человек.
((НЕТ! НЕТ! ВЫПУСТИ НАС!!!))
— Тсата! Сюда!
Ткиурати обернулся на скрежет. Увидев путь к отступлению, он подбежал к решетке, на мгновение затормозив перед Кайку. Их глаза встретились: его — светло-зеленые и ее — демонически красные. Она сунула ему в руки мешок с взрывчаткой.
— Ты первый.
Он не задавал вопросов и не пререкался. Просто прыгнул, надеясь, что озеро достаточно глубокое, чтобы не разбиться о дно. Кайку услышала всплеск. Первый воркун выбежал из-за поворота тоннеля и по-кошачьи помчался к ней. Остальные задержались только на секунду.
Кайку взмахнула рукой, и решетки боковых тоннелей лопнули и зазвенели о камень. Пленники торжествующе взревели и хлынули из своих темниц. Но в этот момент Кайку уже летела вниз. Воркуны наткнулись на дикую, обезумевшую толпу бывших узников, которые совершенно не дорожили своими жизнями. Воркуны и Погонщики, которые прибежали позже, оказались лицом к лицу с десятками гротескных существ, жаждавших только одного — крови.
Их смерть оказалась столь же малоприятной, сколь и жизнь пленников.
Победители помчались дальше по тоннелю, заполняя собой пещеры и сея вокруг разрушение и хаос. Они в равной степени искали смерти и мести и находили и того, и другого в избытке.
Кайку упала в ледяную воду. От холода сковало грудь: она не смогла бы дышать, даже если бы захотела. Вопли отдалились. В ушах шумели только пузырьки воздуха. Она оттолкнулась от воды, устремилась наверх, туда, где мерзко светился колдовской камень, и вынырнула с шумным вдохом. Волосы облепили половину лица. Шум вокруг едва не оглушил ее.
Тсата уплывал от нее, обхватив одной рукой мешок с взрывчаткой. Она позвала его, но он не остановился, и она поплыла за ним. Позади нее визжали воркуны: пленники рвали их на части. Некоторые существа просачивались через сломанную решетку и неуклюже падали в воду, плыли или тонули — в зависимости от строения их искалеченных колдовской пылью тел. Двое уже ползли по стенам шахты, как пауки. Гольнери разбегались во все стороны, маленькие башмаки стучали по железным мосткам, которые сплетались над головой Кайку. Все Связники и искаженные, которые охраняли дно шахты, по тревоге побежали на ферму червей. Карлики остались беззащитными и метались в панике. Вокруг творился ад.
Кайку плавала лучше Тсаты и догнала его, когда он вылезал на маленький скалистый островок, от которого шаткий мост протянулся к центральному острову. Там мерцал колдовской камень. Огромные черпаки продолжали свою работу, двигались вверх и вниз, трубы высасывали воду из озера. Кайку схватила Тсату за здоровую руку. Он готов был бежать, но обернулся. В зловещем свете лицо его казалось мрачным.
— Нам нужно… — начала она, но он покачал головой. Тсата знал, что она скажет: нужно прятаться, убираться отсюда, пока не появились ткачи. Прятаться он не собирался.
Он прищелкнул языком и поднял руку. По мосту хромала фигура в маске и лохмотьях.
— Задержи его, — попросил Тсата и помчался по мосту к колдовскому камню. В руках он нес промокший мешок взрывчатки.
Кайку не успела возразить, не успела сообразить, представляют ли узники для нее и Тсаты такую же угрозу, как для всех остальных. Ткач, увидев, что ткиурати направляется прямо к их мерзкой святыне, выбросил в Узор облако волосков, которые должны были разорвать Тсату на куски. Кайку среагировала мгновенно, кана выплеснулась из нее, чтобы перехватить это смертоносное движение. Их сознания столкнулись. И весь мир залило золотом.
Кайку превратилась в пучок нитей, что переплетались с нитями ткача. Она использовала преимущество неожиданности, чтобы проникнуть как можно глубже, прежде чем ткач сжался, как кулак, заключив их схватку в плотный шар. Перед ней появлялись узлы, она распутывала их и рвалась вперед, какие-то ей удавалось обойти. Разум рассыпался на тысячи мыслей, каждая из которых вела свою битву в светлом мире Узора. Гнев ткача накрывал ее: не такая яркая и непостижимая злоба, как у руку-шаев, а нечто более… человеческое. Женщина проникла в царство мужчины, и за это она должна страшно поплатиться…