Внезапно видение померкло. Сделалось темно. Кайку стояла в коридоре, длинном коридоре, где тени плясали на стенах. За закрытыми ставнями ослепительно вспыхивали багровым молнии. Лунная буря. Как в тот день, когда она видела это место в последний раз. Вазы с цветами стояли на столах, и крупные венчики шевелились от движения ветерка. Шел дождь. Кайку не слышала шума за окном, но ощущала теплую влажность воздуха. От тишины закладывало уши. Она слышала только ток собственной крови.

Дом отца в лесу Юна. Дом, где погибла семья Кайку, и где ее выслеживали демоны шин-шин. Ей так и не удалось избавиться от кошмаров с коридорами и невидимыми существами на ногах-ходулях, которые прятались за дверьми и углами. Но это не сон. Это реальность.

Кайку взглянула на себя, и ее догадка подтвердилась: она снова была ребенком, маленькой девочкой в ночной рубашке. Она одна в пустом доме. И нечто идет за ней.

Она ощутила быстрое приближение этой темной сущности — комок ярости и злости. Что-то настигнет ее через несколько секунд… Чудовище столь огромное, что оно проглотит ее целиком. Кайку была ребенком. И поэтому она побежала.

Ночь напоминала смолу, густую и липкую. Она приклеивала ее ноги к полу. Кайку не могла бежать, не повернувшись спиной к чудовищу, и не могла обогнать его. Но она все равно бежала, хотя страх перед этим воплощенным злом переполнял ее, и ей хотелось рыдать и умолять его уйти. Но она знала, что ничто не заставит его повернуть назад или пощадить ее.

Она переступала босыми ногами мучительно медленно. Цветы со зловещим интересом наблюдали за ней и поворачивали ей вслед свои нежные головки. Казалось, что конец коридора отодвигается на шаг, пока она делает два. Существо надвигалось и надвигалось. Монстр схватит ее, вот-вот схватит, он уже совсем близко… Но ощущение его приближения все нарастало. Слезы брызнули из глаз, она беззвучно закричала. И бежала, бежала вперед, а конец коридора был еще далеко. Все время далеко.

Это ткач! Ткач!

Кайку заставила себя вспомнить, что она не маленькая девочка, что она движется в Узоре, что ее тело стоит на островке посреди подземного озера на дне глубочайшей шахты и с него струйками стекает вода. Но где же Золотое Царство, в котором движется ее кана? Где нити?

И тогда ее осенило. Ткач изменил правила игры. Кайлин рассказывала, что ткущие по-разному представляют себе Узор, чтобы ориентироваться в нем и изменять его, ведь, в отличие от сестер, они не способны прикасаться к чистому «веществу» Узора и сохранять рассудок. Опасное, гипнотическое блаженство поглощает их. Противник втиснул ее в ее собственный кошмар, учуял подсознательные страхи, скрывать которые ей не хватало опыта, и повернул их против нее. И она оказалась в ловушке — слабое, беспомощное дитя перед могучим и злобным чудовищем.

Как с ним здесь бороться? Разве можно вообще бороться с ткачом? Вступить с ним в бой — самоубийство! Ткачи властвуют в этом царстве, а у нее нет ничего, кроме нескольких примитивных приемов и развитого инстинкта. Разве можно победить врага, который сам диктует правила и сам ведет игру?

Отчаяние нахлынуло на нее — отчаяние маленькой девочки, которая очнулась в кошмаре, отчаяние женщины, которая ввязалась в бессмысленный и безнадежный бой. Ткач поймает ее и убьет или сделает с ней что-нибудь еще более ужасное. А потом убьет Тсату.

Именно эта мысль, и никакая другая, разорвала оковы покорности.

«Бежать нельзя. На кону не только моя жизнь».

Это осознание наполнило ее силой. В последние дни Кайку перестала думать о себе и Тсате как о товарищах, как о команде, даже как о друзьях. По сути дела, слово «дружба» не совсем точно описывает ту связь, которая между ними возникла: необычное, хрупкое взаимопонимание, бессознательное доверие, без которого они не выжили бы, когда охотились на искаженных, а искаженные охотились на них. Мысли и чувства перетекали от нее к нему и наоборот, и Кайку начала думать о них как о двойственном единстве, где один не может жить без другого, единой сущности, в которой слились два существа. Если она умрет здесь, он тоже умрет. Попросив ее задержать ткача, он доверил ей свою жизнь. Кайку не знал, сколько времени прошло для Тсаты: она слишком глубоко погрузилась в этот мир. Но каждая секунда, которую она сможет ему подарить, возможно, решит вопрос его жизни и смерти. От нее зависит, выполнят ли они свою миссию или же потерпят поражение.

Тот самый охамбский паш — единение и бескорыстное подчинение собственных потребностей и желаний благу большинства. Теперь Кайку это поняла, и новое осознание придало ей мужества.

Она остановилась. Конец коридора будто бы прыгнул ей на встречу, приглашая бежать дальше. Ткущий тоже остановился. Кайку ощущала его прямо за спиной — так близко, что он мог бы до нее дотронуться. Волоски у нее на спине и на шее приподнялись. Она чувствовала голод монстра. Она почти добежала, добежала до спасительного угла, который скроет ее от источающего ненависть взгляда…

Но Кайку отвернулась от этого самого угла, и, оборачиваясь, она росла и взрослела — двадцать лет пролетели за одно мгновение. И вот уже взрослая Кайку стояла лицом к лицу с тем существом, в которое превратился ткач. Она смотрела на него глазами цвета артериальной крови.

Он заполнил собой весь коридор — огромное, истекающее слюной человекоподобное страшилище с шестью руками. Он нависал над ней. Жаркое дыхание воняло падалью. Пальцы его заканчивались когтями, на руках и ногах вздувались бугры мышц, жесткая черная шерсть покрывала грудь и пах. Красная кожа блестела от пота. Клыкастую морду с хоботом венчал кривой рог. Сквозь острые зубы просачивались струйки ядовитого пара. Маленькие глазки яростно сверкали.

Это был ее гиперболизированный детский страх. В кабинете отца хранилось подобное изображение Джурани. Шестирукого бога огня видели в двух ипостасях: великодушного дарителя жизни, света и тепла — и злобного чудовища, разрушителя. Его статуэтки всегда делались в паре. Именно вторая статуэтка внушала малышке Кайку ужас с тех пор, как мать рассказала ей, что Джурани живет на горе Макарра, и над ней всегда можно увидеть струйку дыма — он идет из ноздрей бога.

Но ткач допустил ошибку. Страх зияющей пустоты, пустых коридоров, полных незримых опасностей… он всегда был с ней; подобные страхи сопровождают людей всю жизнь. Но страх Джурани она изжила в себе, едва вступив в пору отрочества, и теперь он показался ей весьма нелепым. Ткач использовал ее страхи, но улавливал отзвуки и воспоминания. Этот ужас давным-давно не имел над Кайку власти.

Она бросилась на чудовище и вцепилась в него. Мир снова превратился в сплетение золотых волокон. Морок, наведенный ткачом, рассеялся.

Но тут Кайку поняла, для чего ткач отвлекал ее. Пока она убегала, он не терял времени даром. Ткач работал над ее защитой, распускал узлы, и сеть, отделявшая его от тела Кайку, вот-вот готова была лопнуть. Она рванулась обратно, перепрыгивая с нити на нить; она латала прореху за прорехой и завязывала новые петли и узлы. Ткач давил на нее, пытался отвлечь обманными маневрами, на нее сыпались пинки, но Кайку разгадала его замысел и не реагировала на ложные подергивания нитей. Она сновала туда-сюда, вязала узлы, ловушки, путала нити, чтобы утомить и сбить с толку противника.

Мир снова мигнул и превратился в длинный темный тоннель, по которому нечто неслось на нее. Но на этот раз Кайку знала, в чем дело, и усилием воли разрушила чары и вновь вернулась в Узор. Ей не нужно было облекать этот мир в какую-то форму. Она могла прикасаться к Узору в чистом виде. И это давало ей преимущество скорости.

Но ей катастрофически не хватало опыта. А ткач был умен. Она не продержится вечно. А перейти в наступление невозможно, пока он сам бросается на нее.

«Но нам нужно всего лишь выиграть время», — подумала она.

И увидела щель, разрыв в обороне ткущего. Он не залатал его вовремя, а ближайшие нити слишком сильно натянулись. Ткач не защищался, он был полностью поглощен атакой и блуждал в лабиринте, который создала Кайку. Он задержится в нем надолго, и этого времени хватит…