Калигула грузно повалился на ложе, рядом с Цезонией.

— Никогда так не смеялся! Даже вспотел от смеха! — неожиданно голос его изменился, а глаза погрустнели. — Может, хоть этой ночью буду спать спокойно…

Клавдий, тяжело отдуваясь, отполз в угол. Никто не обращал на него внимания. Присутствующие восторженно рукоплескали победителю и выдумщику-императору. Одинокий Клавдий, сгорбившись, выбрался из зала.

Клавдий вышел в сад. Присел на мраморную скамью и облегчённо вздохнул. Позорное сражение осталось позади. Из открытых окон дворца ещё доносились взрывы смеха. Клавдию привычно проглотил обиду: не первый и не последний раз над ним смеются!

— Приветствую, благородный Клавдий! — услышал он и вздрогнул, испугавшись: неужели кто-то притащился за ним в сад, чтобы продлить насмешку?

Подняв глаза, он узнал Домицию, сестру покойного Агенобарба. Матрона выглядела ужасно: растрёпанные волосы, опухшие веки, покрасневшие от слез глаза.

— Тебе плохо? — сочувственно спросил он.

Домиция, всхлипнув, кивнула. Клавдий подвинулся, освобождая женщине место. Домиция присела рядом с ним, обхватив руками предплечья и судорожно поглаживая их. Скосив глаза, она печально осмотрела нелепый наряд Клавдия: туника в саже и перьях, грязные обмотки на ногах. Клавдий смутился.

— Ты была только что в зале? Видела? — застенчиво спросил он.

Избегая прямого ответа, матрона опустила ресницы.

— Ужасная семья! — помолчав, заявила она. — Гай Цезарь издевается над тобой, Агриппина — надо мной.

Свет из окна падал на Домицию, выхватывая из темноты её некрасивое, стареющее лицо. Клавдий видел, как растянулись в гримасе её губы и плаксиво задрожал подбородок.

— Что сделала тебе Агриппина? — недоумевал он.

Домиция заплакала, уткнувшись лицом в рыхлое плечо Клавдия.

— Отняла у меня Пассиена Криспа! — шептала она сквозь рыдания. — Я видела, как они бесстыдно целовались. Как больно, больно!..

Клавдий погладил Домицию по волосам.

— Успокойся. Ты молода и найдёшь другого мужа.

— Я дважды выходила замуж. Никто не любил меня.

Он вздохнул. Слова Домиции относились и к нему.

— Меня тоже не любили жены. Недавно я развёлся с Элией Петиной. Она… — Клавдий осёкся. — Стыдно говорить: она била меня.

Домиция вытерла слезы краем покрывала. Заинтересованно взглянула на Клавдия. «Член императорской семьи, ещё не стар. Если породниться с ним — можно отыскать способ отомстить проклятой Агриппине, — подумала она. — Правда, Клавдий — всеобщее посмешище. Зато он — дядя императора, у которого нет сыновей!»

— Клавдий, — успокоившись, спросила она. — Ты собираешься вступить в повторный брак?

Он ошалело отшатнулся, решив, что Домиция предлагает в жены себя.

— Что ты! — замахал он руками, словно отгонял мух. — Конечно, не собираюсь! — и, подумав, что грубый отказ обидит Домицию, добавил как можно мягче: — Я не создан для супружеской жизни. Мне было трудно сохранять строгость с жёнами. Они постоянно обманывали меня и обводили вокруг пальца. Наверное, я в самом деле глуп! А женщина, которую муж не держит в узде, так распоясывается!.. — Клавдий выразительно покачал головой.

Домиция сочувственно зацокала языком.

— Ты не на тех женился! — убедительно произнесла она. — Твои бывшие супруги оказались хитрыми, развратными матронами. Женись на юной девушке, невинной и неопытной, воспитанной в старинных традициях! Ты будешь её первым и единственным мужчиной. Ей и в голову не придёт ослушаться тебя или обмануть.

— Где найти такую невесту? — Клавдий неопределённо усмехнулся. С силой втянул в себя свежий ночной воздух, наполненный ароматом цветущих деревьев. Юная девушка! Неопытная и невинная! С глазами, как звезды, и с цветами в пышных волосах. Мечта! Но не для него! Ему, стареющему глупцу, подойдёт злобная, немолодая мегера.

— Моей дочери, Валерии Мессалине, четырнадцать лет. Через год девочку пора выдавать замуж. Я буду рада, если ты станешь её мужем.

Клавдий удивлённо открыл рот. Он смутно помнил юную Мессалину. Черноглазая худенькая девочка, играющая с другими детьми в Саллюстиевых садах… Оказывается, она уже достигла брачного возраста. Как быстро идёт время!

— Я?.. Я?! — от неожиданности он снова начал заикаться, хотя только что говорил свободно.

— Ты, — кивнула Домиция.

— Я согласен! — лихорадочно воскликнул Клавдий и поцеловал в щеку будущую тёщу, насчитывавшую меньше лет, чем он сам.

Возвращаясь к себе, Клавдий ликовал: «Судьба сжалилась надо мной и напоследок решила одарить счастливой семейной жизнью. Милая девочка, юная и невинная! Как сильно я буду любить её!»

Дядя императора жил во дворце. Не по собственному желанию, а потому что ему некуда было деваться. Городской дом Клавдия много лет назад сгорел при пожаре. Клавдий с горечью вспоминал, как попросил у дяди Тиберия денег, чтобы заново отстроить жилище. Старый император дал ему сорок монет по сто сестерциев и велел не морочить голову.

Клавдий проснулся поздно. Сказывалась вчерашняя усталость. Не хотелось покидать уютную постель.

Вокруг него в привычной утренней суматохе суетились рабы. Их у Клавдия было трое, как у бедного поэта Горация: Нарцисс, Паллант и Феликс.

Нарцисс принёс тёплую воду в тазе и наточил железную бритву, чтобы аккуратно выбрить господина. Феликс вытаскивал из сундука чистую тогу. Паллант расставлял на медном, натёртом до блеска подносе вино и сладости на завтрак Клавдию.

Клавдий умилился. Рабы, столь презираемые утончёнными патрициями, были ему преданными друзьями. Особенно Паллант. Клавдию уже рассказали, отчего император вчера рассердился на него.

— Паллант, подойди ко мне, — позвал раба Клавдий.

Паллант подошёл. Поставил на край ложа поднос с медовым печеньм.

— Отведай, доминус.

Клавдий жадно поедал любимые сладости и расстроганно смотрел на Палланта.

— После завтрака пойдёшь со мной, — заявил он, жуя печенье и роняя крошки на покрывало.

— Как прикажешь, доминус, — поклонился Паллант.

Клавдий привёл Палланта к претору.

— Вот мой раб. Пусть он станет свободным, — решительно произнёс он, протягивая претору мешочек с деньгами — налог, составляющий двадцатую часть стоимости раба.

Претор кивнул. Коснулся плеча Палланта тонким жезлом — символом судебной власти.

— Объявляю тебя свободным, — произнёс положенную фразу.

Паллант затрепетал. Никогда в жизни он не забудет этот жезл, золотистый в лучах утреннего солнца; ни претора, седого и угрюмого; ни криков водовоза, доносящихся из открытого окна; ни пылинок, поднявшихся от свитка, в который претор внёс его имя: Паллант, вольноотпущенник Клавдия.

Клавдий, улыбаясь, приблизился к Палланту и несильно ударил его по щеке. Наверное, не случайно при освобождении бывший хозяин даёт ритуальную пощёчину бывшему рабу. Паллант, потерявший от счастья дар речи, пришёл в себя от удара. Он с признательностью поцеловал руку Клавдия и прошептал:

— Спасибо, доминус!

— Теперь для тебя я — патрон, — напомнил Клавдий.

Они вышли на улицу. Паллант зажмурился: солнце для него отныне светило по-особенному.

— Теперь ты свободен. Можешь уйти от меня и поселиться где тебе угодно, — вздохнул Клавдий. — Мне будет недоставать тебя!

— Я не покину тебя, патрон, — пообещал Паллант. — Буду вести твои дела и заботиться о тебе, как и прежде. Ты дал мне свободу, этого достаточно.