Преторианцы растянувшейся цепью последовали за трибуном. Император мёртв. Что делать дальше? Никто не знал!

Германцы-телохранители тем временем оцепили амфитеатр. Пугая зрителей, они ругались на дикой смеси латыни и своего наречия и заглядывали под скамьи в поисках убийц. Одоакр притащил окровавленную голову Аспрената, убитого им, и бросил на тот самый алтарь, где накануне несчастный сенатор приносил жертву.

— Всех ждёт такая участь! — прорычал он.

В ужасе завизжали женщины. Разразились бранью безоружные мужчины. Германцы злорадствовали, намереваясь одним ударом и за щедрого императора отомстить, и римлян, которых с детства ненавидели, наказать.

Публику спас от резни счастливый случай. Сенатор Павел Аррунций, запыхавшись, вбежал в амфитеатр.

— Римляне! — крикнул он, поднимая правую руку. — От имени Сената сообщаю вам: император Гай Юлий Цезарь Германик скончался!

Германцы переглянулись, мигом растеряв боевой запал. Калигула умер. Некому вознаградить телохранителей за проявленную бдительность. А новый правитель, кто бы он ни был, может и наказать за убиение невинных. Вложив мечи в ножны, германцы покинули амфитеатр. Плебеи и патриции повскакивали с мест и, давя и толкая друг друга, бросились наружу.

Херея не соврал Гаю: Ирод Агриппа и впрямь вернулся в Рим. Он посетил подаренную Калигулой тетрархию. Заехал по дороге к дяде, Ироду Антипе, правителю Галилеи. Жена Антипы, Иродиада, приходилась Агриппе родной сестрой. Увидев брата, вернувшегося богатым на родину, которую покинул нищим, она жёлчно заявила мужу:

— Посмотри, чего добился в Риме этот голодранец! А ты, глупец, боишься проехать на две стадии дальше от Иерусалима! Собирайся, отправимся к императору просить милостей!

Старый Антипа покорно кивнул, слушая властную женщину. Иродиада прежде с лёгкостью вынудила его сослать первую жену; затем — отрубить голову проповеднику Иоанну, который в народе почитался пророком. Теперь Антипа соглашался переплыть ради Иродиады море и, кланяясь, вытирать седой бородой пол перед молодым императором…

Агриппа не стал ждать, пока сестра с мужем отплывёт в Рим и постарается отнять то, что сам Агриппа получил ценою нескольких лет лести. Он сел на первый же корабль, плывущий в Остию.

Иудей вступил в Палатинский дворец, удивляясь необычной суматохе. Прислушиваясь к обрывкам фраз, он понял ужасную новость: император убит.

У Агриппы защемило сердце: «Бедный, нерассудительный Гай! Он сам приблизил собственную смерть. Неужели он забыл: римляне склонны убивать своих тиранов!»

Ирод Агриппа шёл по дворцу, спрашивая случайных встречных:

— Где император?

Никто не отвечал Агриппе. Лица у патрициев и рабов напоминали восковые маски, которыми прикрывают покойников: изжелта серые, бледные и запуганные. Иудей брёл наугад, заглядывал в кубикулы, сворачивал направо и налево, выходил во внутренние дворики и снова возвращался в прохладные помещения. Он искал Гая, которому был обязан и обретённым богатством, и нежданным возвышением.

Агриппа нашёл Гая и Цезонию в одном из внутренних двориков. Два безжизненных тела составляли страшную для римлян фигуру — крест, орудие позорной казни. Калигула лежал на земле, обратив к небу обезображенное лицо. Тело Цезонии лежало поперёк него.

Узнав Гая по длинной лиловой мантии, Агриппа бросился к нему. По дороге он споткнулся о что-то мягкое. Перевёл взгляд на ноги и ужаснулся: тельце маленькой Друзиллы валялось на земле. Увидел он и голову Цезонии. Перед смертью она высокомерно улыбнулась. Улыбка, застывшая на мёртвых губах, испугала суеверного Агриппу. Он подобрал с земли окровавленный обрывок шёлковой ткани и прикрыл им голову Цезонии.

Вороны, зачуяв мертветчину, каркали над головой Агриппы. Кружились в воздухе, садились на ветви деревьев и на фонтан, косились круглым глазом на покойников. Выжидали.

Агриппа, замахав руками, прогнал птиц.

— Я не могу оставить Гая Цезаря здесь, — бормотал он, оглядываясь на ворон.

Преодолевая брезгливость, Агриппа вытащил из под Цезонии тело Гая. Вытер мёртвое лицо полой роскошного восточного халата. Взял Калигулу на руки, словно ребёнка. И, сгибаясь под тяжестью, понёс его в опочивальню. Закон иудейский строг: он запрещает касаться мертвеца, не принадлежащего к близким родственникам. Агриппе было безразлично. Ради Гая, друга и благодетеля, он готов был нарушить все заповеди Мойсеевы. Кроме Цезонии, он оказался единственным человеком, искренне оплакавшим Калигулу.

Агриппа уложил тело Гая на ложе. Прикрыл парчовым одеялом и вышел из опочивальни, говоря растерянно:

— Гай жив! Он не может умереть так просто!

Пробегающие мимо патриции услышали слова Агриппы и, запаниковав ещё сильнее, разнесли их по дворцу.

— Император жив! — испуганные римляне подхватили слух и добавили к нему новые подробности. — Раненный и окровавленный, он добрался до Форума и говорит с народом.

— Может, он и не умирал вовсе? — недоверчиво задумывались некоторые. — Решил распустить слух о своём убийстве, чтобы поглядеть: будем ли мы радоваться или оплакивать его! Гай Цезарь вполне способен на такое!

Клавдий видел, как убивали Калигулу. Кассий Херея оттолкнул его, чтобы приблизиться к императору.

Клавдий, привыкший к унижениям, послушно попятился. Тихо вздыхая, он подумал про себя: «Почтительный племянник даже солдатам позволяет грубо обходиться со мной!»

Звон мечей, отрывистая речь преторианцев, хриплый крик Калигулы: «Я жив!..» Клавдий испуганно поднял голову. На его глазах творилось нечто невообразимое: убийство цезаря. Гай, зажимая раны руками, пытался убежать. Падал, поднимался, снова падал. Из ран хлестала кровь, заливая мозаичный пол. Клавдий понял: племяннику не выжить.

«А я?! — испуганно подумал он. — Что, если прикончив Гая, Херея набросится на меня — его дядю?!» Повернувшись, Клавдий побежал по галерее. Хромая и приволакивая ногу, он думал о том, что жизнь была к нему немилосердна. Насмешки, издёвки, побои… Даже нелюбовь родной матери досталась на долю Клавдия. Неужели все закончится глупой, нелепой смертью от руки десятка разъярённых солдат?!

Клавдий вспомнил о маленькой дочери от Элии Петины; о младенце, которого вскоре должна родить юная Мессалина; о недописанной истории этрусков.

С трудом поднимаясь по лестнице, Клавдий выбрался на плоскую кровлю дворца. Калигула два года назад велел устроить на крыше бассейн. В жаркие летние дни он купался с Цезонией и избранными гостями. Галерея, окружавшая бассейн, получила название Солнечной. Клавдий юркнул в одну из ниш галереи. Летом там расставляли ложа для отдыха, зимой они пустовали. Он задёрнул за собой парчовый занавес и, стараясь отдышаться, прислонился к каменной стене.

Внизу, во дворце, бесновались преторианцы. Одни разыскивали убийц, другие усиленно притворялись, что разыскивают. Клавдий услышал, как кто-то, громко стуча подошвами калиг, поднялся на крышу.

Клавдий замер и попытался втянуть довольно полный живот. Неуёмная дрожь некстати охватила его. Сильная предательская дрожь, от которой колыхался занавес.

Преторианец Грат, случайно забравшийся на кровлю, прислушался: в одной из ниш явно кто-то прятался. Ноги в коричневых сандалиях виднелись из-под края занавеса. Грат на цыпочках, стараясь не спугнуть затаившегося, прокрался к нише.

Держа в правой руке меч, левой он резко отдёрнул занавес. И столкнулся лицом к лицу с испуганным Клавдием.

Клавдий повалился на колени.

— Не убивай меня! — со слезами на глазах попросил он.

Стареющий патриций из императорской семьи обхватил ноги молодого безродного солдата. Он готов был униженно целовать грязные, волосатые колени Грата. Что угодно, лишь бы выжить!

— Славься, доминус Клавдий! — растерянно поприветствовал его Грат. Убивать безобидного старика не входило в его планы.

В Солнечную галерею, привлечённые шумом, сбегались преторианцы. Они окружили Клавдия и рассматривали его не угрожающе, а, скорее, доброжелательно: уж слишком испуганным и жалким выглядел он.