Лореаса долго молчит. Потом усмехается:
– Ты забыл сказать: «Девочке нужна мать».
– Девочке нужна мать, – соглашается Кодор.
Лореаса кусает губы.
– Ты не мог сделать худший выбор, – с сердцем говорит она наконец.
– Нет, – уверенно возражает он. – Я не мог сделать лучший.
– Гелле!
– Я сейчас!
– Иди к нам, скорее!
Быстро-быстро топочут детские ножки. Со второго этажа с визгом слетает, почти не касаясь ногами ступенек, девочка в голубом платье. Платье вышито бабочками, но вышивка уже растрепалась – свисают нитки, одна бабочка-калека однокрыла, от другой остались только желтые усики. Подол платья чем-то запачкан, а большой, на вырост, подгиб оторвался наполовину и сзади свисает, как маленький шлейф. С шестой ступеньки Геллена прыгает, распахнув руки, будто птичка с ветки. Лореана со смехом ловит ее и кружит в воздухе. Лореада хмурится, хватает сводную сестру за ногу в вязаном чулочке и с укором оглядывает дырку.
– Опять порвала, – ворчит Лореада, – вся обтрепанная ходишь, прах земной. Твои платья, наверно, не вырастут из травы, Гелле! Мама два вечера шила, а ты…
– А почему не вырастут? – обиженно спрашивает Геллена.
– Потому что ты прах земной!
– Ада, не брюзжи, – весело говорит Анна, – от этого растут бородавки. Ты же не хочешь ходить вся в пупырях, как жаба?
– Жаба! – хихикает Геллена. – В пупырях!
Лореада мрачнеет, словно осенняя туча. Это совсем не смешная шутка. Заклятия Снов Земли не удаются ей. Вот уже две недели, как Ада старается не выходить из дому, а если все же приходится, то кутается в платок так, что видны только глаза. Она вся покрыта белесовато-зелеными пятнами. На самых крупных проступает змеиная чешуя. Даже темные волосы Ады на висках стали иззелена-седыми.
– Я посмотрю на тебя, – резко говорит Лореада, – когда придет твой черед петь Земные Сны. На кого ты тогда будешь похожа!
Лореана виновато склоняет голову, опускает Геллену на пол и прижимает ее к себе, обняв за шею.
– Не сердись, – с улыбкой просит она. – Прости нас с Гелле, мы обе дурочки.
– Да, это видно, – хмуро замечает Ада. – Так мы сегодня будем работать или поиграем в салки?
Геллена выпутывается из рук Лореаны и деловито подтягивает чулочки.
– Салки!
Обе старшие сестры смеются.
– Ты же сама упросила нас показать волшебство, – замечает Ада. Она уже сменила гнев на милость. – Что, не будем колдовать?
– Но ты сказала «работать», – недоумевает Геллена. – Разве волшебство – это работа?
– Конечно. Если это настоящее волшебство.
Геллена хлопает глазами, прозрачно-серыми, как вода в вешнем ручье. Задумавшись, она берется обеими руками за ладонь Лореаны и прижимается к ее юбке.
– Но ведь волшебство, – несмело говорит она, – это… это чудо.
Выпростав ладонь, Лореана гладит ее по золотоволосой головке.
– Если хорошо потрудиться, – отвечает она, – то будет чудо.
…Геллена смотрит настороженно, затаившись, словно зверек. Только что, крепко взяв ее за руки, старшие сестры отвели ее в сторону, к комоду, и велели стоять там, чтобы, упаси Дева, ее не тронуло заклятие. Геллена стоит послушно и даже не думает шалить: она знает, что может случиться, если заклятие угодит не туда, куда надо. Анна и Ада рассказывали. Когда они упражняются, то часто промахиваются и попадают друг в друга. Но они колдуньи, они справятся, если вдруг врастут в пол или превратятся в болотные огоньки, а Геллена колдовать не умеет. Для нее это очень опасно.
Сестры опускаются на колени и прижимают ладони к доскам пола, будто собираются его мыть. Они с родителями еще вчера решили, что лестницу на второй этаж пора укреплять: она давно рассохлась и страшно скрипит, а седьмая ступенька грозит скоро треснуть. Геллена стоит, покусывая пальчик, и вспоминает, кто что сказал тогда. Отец сказал, что заменит доску, вобьет новые гвозди и все проклеит, а мачеха ответила, что ему не стоит лишний раз трудить спину. Пусть лучше Анна и Ада позаботятся об этом. Геллена спросила мачеху, неужели они будут колдовать, а та со смехом ответила: «Что ты, солнышко. Это еще не колдовство, это так – подколдовки».
Геллена вздрагивает, когда Анна начинает петь.
С закрытыми глазами, с нежной улыбкой на лице, Лореана похожа на лисичку. Песня ее тихая и даже не очень красивая – часть звуков она не поет, а дышит, и они похожи на шелест листвы под ветром. В песне нет слов. Ада повторяет за сестрой обрывки мелодии, а потом начинает низко мурлыкать, плавно и однообразно. Ее голос напоминает журчание вод.
«Они заколдуют лестницу, – думает Геллена, – чтобы лестница проросла сама в себя и была крепкой, как живое дерево».
Но сперва на песню откликается не лестница, а почему-то одежда сестер.
Может, они так и задумали, а может, просто еще плохо умеют.
Материя их платьев обычно выглядит как зеленая парча, хотя Геллена знает, что на самом деле это мох. Сейчас всякий бы увидел, что это мох. Сквозь него пробивается травка, на нем распускаются маленькие желтые цветы. Это очень красиво. Геллена мечтает носить такое платье. Платья Анны и Ады очень красивые, даже когда просто парчовые. Папа и мачеха стараются одевать Геллену хорошо и красиво, но они не могут одеть ее в парчу, а мшистое платье не живет без колдовства… Геллена не завидует старшим сестрам. Она просто очень, очень хочет стать колдуньей. Как они.
Они хорошие. Когда папа сказал Геллене, что скоро у нее появятся старшие сестры и новая мама, Геллена очень испугалась. Но скоро оказалось, что бояться нечего. Никто не смог бы бояться, когда вокруг столько чудес. Анна и Ада добрые и веселые, правда, ссорятся часто, зато часто и мирятся. А Лореаса, их мама, похожа на королеву или даже на саму Деву Сновидений, и она все-все может, даже летать, обернувшись ветром. Геллена тоскует по своей настоящей маме и до сих пор иногда плачет ночью, и она ни разу не смогла назвать мамой Лореасу, но думает, что когда-нибудь потом станет так ее звать. Не сейчас. Когда-нибудь.
– Вот и все, – говорит Ада, распрямляет спину и устало проводит по лицу зеленым рукавом, стирая испарину. – Гелле! Пробегись-ка по лестнице, попробуй, что получилось.
Близится ночь. Уже затеплились огни в домах. Бредет по улице фонарщик с длинным шестом. Геллена видит его в окно из коридора на втором этаже. Тихо падает снег. Где-то далеко-далеко играла и затихла шарманка. Шарманщика не видно. Геллене хочется, чтобы сестры запели и наколдовали что-нибудь маленькое. Зима наступила, и они больше не поют Снов Растений, зато поют Сны Воды, и снег в саду за ночь складывается в чудесные фигуры – белые деревья и белых зверей.
Геллена бесшумно сбегает вниз. Помолодевшая лестница чуть заметно пружинит под ногами. Прошло полгода с тех пор, как Анна и Ада пели ей, и лестница уже не пытается выкинуть молодые побеги. «Может быть, весной она зацветет», – думает Геллена.
Лореаса сидит у камина в глубоком кресле и вяжет для падчерицы голубые чулки. Напротив нее, в другом кресле, попыхивает трубочкой улыбчивый муж, а старшие дочери устроились на подушках, брошенных поверх ковра.
Геллена кидает в Лореану подушкой, и Лореана хихикает, а Лореада опять начинает ворчать. «А в меня!» – окликает Кодор. Он откладывает трубку на подставку и получает подушку прямо в руки.
…Нет могил под углами этого дома, и крыша крыта черепицей, а не костями…
Лореаса погружается в свои мысли и теряет петлю. Подбирая ее, она вспоминает письмо от Анжевины, бывшей соученицы; сколько лет прошло с тех пор, как они в последний раз перемолвились словом, сколько столетий… Только мимолетные лебеди по осени приносят от нее вести и уносят весной ответы подруги. Теперь у Анжевины большая семья: Анделара, Анселера, Анниола и внучка Анкелина. Анделара отделилась и живет своим домом. Как повелось, Анделара пытала счастья, но и она потерпела неудачу. Никто из тех, кого знает или знала когда-то Лореаса, не стал новой Девой Сновидений.