— Так ты хотел стать копейщиком, верно? — спросил Каладин.

Моаш заколебался, но потом кивнул.

— Некоторые из тех, кто присоединился ко мне, стали солдатами, но большинство из нас послали в мостовики. — Он мрачно посмотрел на Каладина. — Лучше бы твой план сработал, лордишка. В последний раз, когда я пытался бежать, меня избили до полусмерти. И сказали, что в следующий раз я получу глиф раба.

— Я никогда не обещал, что он сработает, Моаш. Если у тебя есть мысль получше, я бы хотел ее услышать.

Моаш заколебался.

— Ну, если ты действительно собираешься обучить нас владеть копьем, я пока подожду.

Каладин настороженно огляделся, проверяя, нет ли поблизости Газа или мостовиков из других бригад.

— Держи язык за зубами, — прошептал он Моашу. — И не говори об этом на поверхности.

Дождь уже перестал, облака начали расходиться.

Моаш посмотрел на него, но ничего не сказал.

— Неужели ты действительно думаешь, что они дадут тебе завладеть Клинком Осколков?

— Любой человек может завладеть Клинком Осколков, — сказал Моаш. — Раб или свободный. Светлоглазый или темноглазый. Так гласит закон.

— Если верить тому, что светлоглазые следуют закону, — вздохнул Каладин.

— Я добуду его, — твердо повторил Моаш.

Он посмотрел туда, где Камень, закрыв бритву, смахивал дождевую воду со своей выбритой головы.

Рогоед подошел к ним.

— Я слышал о месте, о котором ты рассказывал, Сигзил, — сказал он. — Бабатарнам. Мой троюродный кузен как-то побывал там. Он говорил, что у них очень вкусные улитки.

— Долгая дорога для рогоеда, — заметил Сигзил.

— Почти такая же, как для азианина. На самом деле много дольше, потому что у вас такие короткие ноги.

Сигзил засопел.

— Я видел таких, как ты, раньше, — сказал Камень, сложив руки на груди.

— Азиан? — переспросил Сигзил. — Нас довольно много.

— Нет, не твою расу, — ответил Камень. — Людей твоего типа. Как же их называют? Ездят из одного места в другое и рассказывают другим о том, что видели. А, миропевцы. Да, это правильное имя. Верно?

Сигзил застыл на месте. Потом внезапно выпрямился и, не оборачиваясь, пошел прочь.

— Почему он так поступил? — удивленно спросил Камень. — Я не стыжусь того, что я повар. Почему он стыдится быть миропевцом?

— Миропевцом? — переспросил Каладин.

Камень пожал плечами.

— Я знаю не так-то много. Странные люди. Говорят, они должны путешествовать из королевства в королевство и рассказывать о своих странствиях людям. Вроде рассказчиков, хотя они считают себя кем-то намного большим.

— В своей стране он что-то вроде светлорда, наверно, — сказал Моаш. — Судя по тому, как он говорит. И поражается, что живет с крэмлингами.

— Эй, — сказал Данни, подходя к ним. — Что вы сделали с Сигзилом? Он обещал рассказать мне о моей родине.

— Родине? — удивился Моаш. — Ты же из Алеткара.

— Сигзил говорит, что в Алеткаре не бывает таких фиолетовых глаз, как у меня. Он думает, что во мне есть кровь веденов.

— У тебя не фиолетовые глаза, — сказал Моаш.

— Фиолетовые! — возразил Данни. — Посмотри на них днем, на солнце. Увидишь, какие они темные.

— Ха! — сказал Камень. — Если ты из Веденара, мы — кузены. Пики — почти Веденар. Там у некоторых людей настоящие рыжие волосы, как у нас!

— Радуйся, что кое-кто не считает твои глаза красными, Данни, — сказал Каладин. — Моаш, Камень, соберите ваши отделения и передайте мое распоряжение Тефту и Шраму. Пусть люди пропитают маслом жилеты и сандалии от сырости.

Люди вздохнули, но выполнили приказ. Армию хорошо обеспечивали маслом. Мостовики были дешевым товаром, а хорошая свиная кожа и металл для пряжек — дорогим.

Пока люди собирались на работу, солнце прорвалось сквозь тучи. Его лучи согрели пропитанную дождем кожу Каладина. Было что-то освежающее, когда за холодом сверхшторма следовало солнечное тепло. Крошечные полипы камнепочек на стенках бараков открылись и пили мокрый воздух. Их было необходимо отскрести, потому что они ели камень, испещряя стены ямками и трещинами.

Почки были ярко-красными. Сегодня шашель, третий день недели. На рынок рабов пригонят новый товар. То есть новых мостовиков. В бригаде Каладина была серьезная нехватка людей. Во время последнего забега Йейк получил стрелу в руку, а Делп — в шею. Каладин ничего не смог сделать для него, и в бригаде осталось только двадцать восемь человек, способных таскать мост.

И, как и ожидалось, после часа бурной утренней деятельности — надо было подготовить оборудование, промаслить мост, а Лоупену и Даббиду сходить за утренней кашей и принести ее на склад, — Каладин увидел солдат, ведущих к складу цепочку грязных оборванных людей. Каладин кивнул Тефту, и они оба отправились за Газом.

— Прежде чем ты начнешь кричать на меня, — сказал Газ, — пойми, что я не могу ничего изменить.

Рабы сбились в кучу, за ними присматривала пара солдат в измятой зеленой форме.

— Ты — мостовой сержант, — сказал Каладин.

Тефт подошел и встал рядом с ним. Он не брился, а аккуратно подстригал свою короткую седую бороду.

— Да, — сказал Газ, — но больше я не распределяю людей по бригадам. Ее Светлость Хашаль хочет делать это сама. Именем своего мужа, конечно.

Каладин стиснул зубы.

Она хочет истощить Четвертый Мост.

— То есть мы не получим ничего.

— Я этого не говорил, — сказал Газ и сплюнул. — Она дает тебе одного.

Хоть что-то по меньшей мере, подумал Каладин.

В новой группе было человек сто.

— Какого? Надеюсь, он достаточно высок, чтобы нести мост.

— О, он достаточно высок, — сказал Газ и взмахом руки приказал новым рабам отойти в сторону. Люди задвигались, открывая одного, стоявшего сзади. Он был немного ниже среднего роста, но все же достаточно высок, чтобы носить мост.

И у него была мраморная черно-красная кожа.

— Паршмен? — удивился Каладин.

Тефт рядом с ним тихонько выругался.

— Почему нет? — сказал Газ. — Идеальные рабы. Никогда не возражают.

— Мы воюем с ними! — воскликнул Тефт.

— Мы воюем со шторм знает кем, — сказал Газ. — Эти, на Разрушенных Равнинах, совсем не такие, как их товарищи, работающие на нас.

Правда по меньшей мере. В военлагерях было множество паршменов, и — несмотря на пятнистую кожу, — они мало чем походили на воинов паршенди. И у них не рос панцирь из кожи. Каладин посмотрел на крепкого лысого мужчину. Паршмен, одетый только в набедренную повязку, уставился в землю; он весь был какой-то плотный. Пальцы толще, чем у обычного человека, руки сильнее, бедра шире.

— Не волнуйся, он прирученный, — заверил Газ.

— Мне казалось, что паршмены слишком ценны, чтобы использовать их для бега с мостом, — сказал Каладин.

— Эксперимент, — ответил Газ. — Ее Светлость Хашаль хочет знать, можно ли их использовать. В последнее время находить мостовиков стало довольно трудно, и паршмены могут заткнуть дыры.

— Чистейшей воды глупость, Газ, — сказал Тефт. — Мне плевать, «прирученный» он или нет. Просить его воевать против своих братьев — полный идиотизм. Что, если он предаст нас?

Газ пожал плечами.

— Посмотрим.

— Но…

— Хватит, Тефт, — сказал Каладин. — Ты, паршмен, иди за мной.

Он повернулся и стал спускаться по склону. Паршмен покорно пошел следом. Тефт выругался и двинул за ними.

— Что они задумали? — спросил Тефт у Каладина.

— Как мне кажется, именно то, что он сказал. Проверить, можно ли доверить паршмену бежать с мостом. Возможно, он подчинится. Возможно, откажется. А возможно, попытается убить нас. Она выиграет в любом случае.

— Дыхание Келека, — выругался Тефт. — Темнее, чем в желудке у рогоеда, вот наше положение. Она хочет, чтобы нас всех убили, Каладин.

— Знаю. — Каладин оглянулся и посмотрел на паршмена. Этот был немного выше, чем обычные, и лицо вроде пошире, но Каладину все они казались одинаковыми.

Остальные члены бригады Четвертого Моста выстроились, ожидая возвращения Каладина. С удивлением и недоверием они глядели на приближающегося паршмена. Каладин остановился перед ними, Тефт сбоку, паршмен за ними. Каладину показалось, что у него спина свербит от того, что один из них стоит сзади. Он ненароком отступил в сторону. Паршмен остался где стоял, глаза смотрят вниз, плечи опущены.