Каладин взглянул на остальных. Все они гадали, что происходит, и понемногу распалялись.

Отец Штормов, подумал Каладин. Оказывается, в нашем мире есть что-то ниже мостовика. Паршмен-мостовик.

Паршмен может стоить дороже большинства рабов, не меньше чуллы. Хорошее сравнение, кстати, потому что паршмены работают, как животные.

Реакция остальных заставила Каладина пожалеть создание. И немедленно разозлиться на самого себя. Неужели он всегда будет так реагировать? Этот паршмен опасен, он отвлекает остальных, на него нельзя положиться.

Обуза.

«Превращай обузу в преимущество всякий раз, когда сможешь…» Эти слова сказал человек, который заботился только о своей шкуре.

Шторм побери, подумал Каладин. Я дурак. Абсолютно размякший идиот.

Это не то же самое. Совсем не то же самое.

— Паршмен, — спросил он. — Как тебя зовут?

Мужчина покачал головой. Паршмены редко говорили. Они могли, но для этого их нужно было как следует подтолкнуть.

— Хорошо, но мы должны как-то назвать тебя. Шен?

Паршмен пожал плечами.

— Хорошо, — сказал Каладин. — Это Шен. Он — один из нас.

— Паршмен? — спросил Лоупен, лениво стоявший у стены барака. — Мне он не нравится, мачо. Ты только посмотри, как он на меня смотрит.

— Он убьет нас, пока мы спим, — добавил Моаш.

— Нет, это хорошо, — возразил Шрам. — Мы поставим его впереди. Пускай получит стрелу вместо одного из нас.

Сил приземлилась на плечо Каладина и посмотрела вниз, на паршмена, печальным взглядом.

«Даже если ты сбросишь светлоглазых и займешь их место, злоупотребления останутся. Только других людей».

Но это же паршмен.

«Делай все, чтобы остаться в живых…»

— Нет, — сказал Каладин. — Отныне Шен — один из нас. Для меня не имеет значения, кем он был раньше. Для меня не важно, кем вы были раньше. Мы — Четвертый Мост. И он.

— Но… — начал Шрам.

— Нет, — сказал Каладин. — Мы не собираемся обращаться с ним так, как светлоглазые обращаются с нами, Шрам. Хватит разговоров. Камень, найди ему жилет и сандалии.

Бригадники разошлись, за исключением Тефта.

— А как же… как же наши планы? — шепотом спросил Тефт.

— Все в силе, — так же тихо ответил Каладин.

Тефт беспокойно оглянулся.

— Что он может нам сделать, Тефт? — спросил Каладин. — Рассказать о нас? Я никогда не слышал, чтобы паршмен сказал больше одного слова за раз. Очень сомневаюсь, что его подослали к нам в качестве шпиона.

— Не уверен, — пробурчал Тефт. — Я никогда не любил их. Похоже, они умеют разговаривать друг с другом беззвучно. И мне не нравится, как они смотрят.

— Тефт, — спокойно сказал Каладин, — если бы мы отвергали бригадников на основании того, как кто смотрит, мы бы вышибли тебя много недель назад.

Тефт фыркнул. Потом улыбнулся.

— Что? — спросил Каладин.

— Ничего, — ответил Тефт. — Просто… просто ты на мгновение заставил меня вспомнить лучшие дни. До того, как на меня обрушился этот шторм. Ты понимаешь, насколько малы наши шансы? Силой проложить дорогу к свободе, убежать от человека вроде Садеаса?

Каладин мрачно кивнул.

— Хорошо, — сказал Тефт. — Тогда, поскольку ты не собираешься этим заниматься, я сам буду присматривать за этим «Шеном». И ты еще поблагодаришь меня, когда я остановлю его прямо перед тем, как он воткнет тебе нож в спину.

— Не думаю, что стоит этого бояться.

— Ты еще молод, — сказал Тефт. — А я стар.

— И, по-видимому, мудрее?

— Нет, клянусь бездной, — сказал Тефт. — Но, значит, у меня больший опыт выживания, чем у тебя. Я послежу за ним. А ты обучай остальных несчастных… — Он замолчал и огляделся. — Не путаться в собственных ногах, когда им кто-то угрожает. Понял?

Каладин кивнул. Примерно так же говорил один из его старых сержантов. Тефт упорно не рассказывал о своем прошлом, но, похоже, жизнь не так избила его, как остальных.

— Хорошо, — сказал Каладин. — А пока присмотри за тем, как люди готовят снаряжение.

— А что будешь делать ты?

— Ходить, — сказал Каладин. — И размышлять.

Часом позже Каладин все еще бродил по лагерю Садеаса. Вскоре надо будет возвращаться на склад; сегодня опять они работают в расщелинах и им дали только несколько свободных часов, чтобы позаботиться об оборудовании.

В юности он не понимал, почему отец так часто уходит, чтобы подумать. Но чем старше становился Каладин, тем больше обнаруживал, что подражает привычкам отца. Движение, прогулка, они чем-то помогали думать. Сменяющие друг друга палатки, суетящиеся люди, круговорот красок — все это создавало чувство изменения, и мысли двигались лучше.

«Не ограничивай ставки, когда играешь на свою жизнь, Каладин, всегда говорил Дарк. Не ставь обломки, когда у тебя полный карман марок. Ставь их все или уходи из-за стола».

Сил танцевала перед ним, прыгая с плеча на плечо людей, заполонивших улицу. Иногда она приземлялась на голову кого-нибудь, идущего в другом направлении, и сидела, скрестив ноги, пока тот проходил мимо Каладина. Все его сферы на столе. Он решил помочь мостовикам. Но что-то заботило его и не давало покоя, и он не мог понять что.

— Ты кажешься озабоченным, — сказала Сил, приземляясь на его плечо.

Подражая владельцам магазинов, она надела шляпу и куртку на свое обычное платье. Сейчас они проходили мимо лавки аптекаря. Каладин даже не посмотрел на нее. У него не было черного василька на продажу. Скоро у него кончатся свои запасы.

Он сказал своим людям, что научит их сражаться, но для этого нужно время. И даже если он натренирует их, как они поднимут копья из расщелины? Их обыскивают каждый раз, а копье не иголка. Можно начать сражаться во время обыска, но тогда весь лагерь будет поднят по тревоге.

Трудности, трудности. Чем больше он думал, тем более невозможной казалась задача.

Он уступил дорогу паре солдат в зеленых мундирах. Коричневые глаза — обычные граждане; белые узлы на плечах — офицеры. Командиры взводов и сержанты.

— Каладин? — спросила Сил.

— Вытащить отсюда мостовиков — самая большая задача, с которой я когда-либо сталкивался, — сказал Каладин. — Намного более трудная, чем побег в одиночку. И меня всегда ловили, заметь. Быть может, сейчас я навлеку на себя еще одно несчастье.

— На этот раз будет по-другому, Каладин, — сказала Сил. — Я чувствую.

— Ты говоришь, как Тьен. Но его смерть доказала, что слова ничего не изменяют, Сил. Я не собираюсь опускать руки, но не могу не думать о том, что уже случалось со мной. Все началось с Тьена. И с этого мгновения все люди, которых я хотел защитить, умирали, несмотря на все мои усилия. Каждый раз. Вполне достаточно, чтобы заставить меня задуматься, почему сам Всемогущий ненавидит меня.

Сил нахмурилась.

— Я думаю, что ты говоришь глупости. Кроме того, он скорее ненавидел людей, которые умерли, не тебя. Ты-то жив.

— Слишком эгоистично предполагать, что все это из-за меня. Но, Сил, я выживаю, каждый раз, чуть ли не единственный из всех. Опять и опять. Мой старый взвод копейщиков; первый состав бригады мостовиков; многочисленные рабы, с которыми я пытался убежать. Вот тебе примеры. Все труднее и труднее не обращать на это внимания.

— Быть может, Всемогущий хранит тебя, — сказала Сил.

Каладин даже остановился; проходящий мимо солдат выругался и отшвырнул его в сторону. Каладин быстро встал рядом с дождевой бочкой, стоявшей между двумя лавками. Что-то во всем этом разговоре было необычным.

— Сил, — сказал он. — Ты упомянула Всемогущего.

— Ты первый.

— Пусть. Ты веришь во Всемогущего? Ты знаешь, что он действительно существует?

Сил вздернула голову.

— Нет, не знаю. Ух. Есть много такого, чего я не знаю. Но это я должна знать. Я думаю. Может быть? — Она казалась ошеломленной.

— Лично я не уверен, что верю, — сказал Каладин, глядя на улицу. — Мать верила, и отец говорил о Герольдах с большим уважением. Значит, он тоже верил, но, наверно, только потому, что традиции целительства восходят к Герольдам. Во всяком случае так говорят. Арденты не обращают внимания на нас, мостовиков. Они приходят к солдатам, и я часто видел их, пока был в армии Амарама, но за все это время на склад не пришел ни один. И я вообще не думаю об этом. Вера никогда не спасла ни одного солдата.