Для кого-то было бы счастьем не встречать на своем пути такого, как Максим, никогда. Потому что любовь к нему похожа на самую мучительную и бесконечную пытку.

Но я бы ни за что не отказалась ни от одного своего шрама… Вот почему я была настолько пустой, настолько обескураженной… я их не чувствовала. Мои отметины, мои татуировки из собственного мяса. Невозможно быть живым без прошлого. Я бы ни за что не отказалось даже от самых жутких проявлений его любви и ненависти. И только сейчас я осознала, что потеряла его. Что он прошел все круги ада, прежде чем принял решение, и теперь… я не знаю, какому дьяволу мне молиться, чтобы достучаться до самого ада в душе Максима Воронова и быть настолько самоуверенной, чтобы надеяться, что он впустит меня туда обратно. Я день за днем методически убивала его любовь ко мне. И если у меня получилось… если та… неизвестная мне Дарина все же смогла, то мне остается только вскрыть себе вены — он не вернется.

Максим отпустил меня. И я не знаю, что лучше — его ревность, ярость и злость или вот это благородство, отдающее равнодушием. Наверное, только со мной он был способен на столь бескорыстный поступок. Я причинила страдания и обманула самого Зверя, и при этом все еще жива… Прощение… Он не знает такого слова, и я много раз убеждалась в этом лично. Я больше не смогу вернуть его доверие.

Но я буду не я, если не попытаюсь это сделать.

Со свистом втянула воздух и распахнула глаза. Выла сирена скорой помощи, возле меня суетился Антон и Фаина… Я в машине, на носилках. Рыдаю навзрыд так, что кажется сейчас задохнусь. Фаина сжала мою руку и тревожно всматривалась в мое лицо.

— Вспомнила… да? — тихо спросила она, даже не спросила, я видела в ее глазах уверенность в этом и какое-то сожаление, словно она предпочла бы, чтоб этого не случилось.

— Мне больно… я задыхаюсь… мне так больно.

— Я знаю… — повернулась к Антону, — серьезных повреждений нет. Мелкая царапина и гематома на лбу. Мы сделаем пару снимков, посмотрим. Но я думаю, здесь ушиб и испуг.

Она гладила меня по голове, но я не могла успокоиться, я слишком наполнилась эмоциями и воспоминаниями, меня раздирало на части. Я захлебывалась и судорожно цеплялась за нее, как за спасательный круг.

— Я должна идти к нему… — неуверенно прошептала и тяжело вздохнула, глотая слезы, — должна все ему сказать, но я даже не знаю, где он.

— Я дам тебе адрес… — тихо сказала Фая. — Раньше он бы не стал говорить с тобой, с той, кем ты была. Сейчас есть шанс. Мизерный, но он есть.

Самое странное, что я не чувствовала перемен. Я по-прежнему оставалась сама собой, только теперь больше не пустой, а до краев наполненной эмоциями, они давили на меня, ломали, выворачивали наизнанку.

— Сейчас я могу не опасаться за тебя… могу быть уверенной, что ты найдешь нужные слова, и что он… что он не причинит тебе вреда.

До какой степени он возненавидел ТУ меня? До какой невозможной грани дошел, если Фаина начала опасаться за мою жизнь? Неужели из-за Димы? Из-за того, что я… но ведь меня заставили. Боже. Это какое-то безумие, все, что происходило в последнее время, какой-то сюрреалистический сон. Я должна идти к Максиму и говорить с ним. Я просто обязана это сделать.

После всех проверок и анализов, пока меня готовили к выписке, Фаина сидела со мной в ее кабинете. Мы долго молчали, она давала мне время подумать, свыкнуться с тем, что я вспомнила, принять саму себя и осознать все, что произошло в последнее время с нами всеми.

— Почему ты сказала мне, что принятое им решение лучше для меня?

— Потому что он… он больше не вернется к тебе. Я увидела это в его глазах. Я хорошо его знаю. Но… все же хочу верить, что тебе удастся…

— Я поеду к нему, и мы поговорим.

Ооо, какой наивной я была в тот день и верила, что я смогу достучаться сквозь его броню. Это ведь мой мужчина, мой Зверь, мою любимый. Он увидит, что я все вспомнила, увидит, как я сильно его люблю и… и все станет на свои места. Только Фаина смотрела на меня по-прежнему с жалостью, и мне это не нравилось.

— Я вот даже не уверена, что тебя впустят в его дом. Охрана может не дать приблизиться ни на шаг.

— Пусть только попробуют. Я его жена.

— Он уже всем сообщил о разводе… По крайней мере так сказал мне Антон. Насчет того, говорил ли он с Андреем, я не знаю.

Проклятые бумаги. Я не хочу о них слышать. Не хочу ничего знать. Я не давала своего согласия.

— Я ничего не подписывала и разводиться с ним не собираюсь.

Так жалко, так безнадежно это звучит, и я слышу эту безнадежность.

— Это же Макс. Всего-то купить бумаги. И кого волнует твое согласие.

— Хорошо. Пусть так. Пусть он это сделал сам. Я хочу, чтоб он сказал мне это в глаза. Посмотрел и сказал, что отказывается от меня.

Он снял дом за городом. Больше похожий на крепость. Максим любил огромные здания и много места. А еще любил глушь, полное уединение. Подальше от цивилизации.

Я добиралась сюда больше двух часов, по ухабистым, размытым дорогам, без указателей. Здание пряталось в самой гуще деревьев, в лесопосадке в сорока метрах от трассы. Я остановилась возле массивных высоких железных ворот и посигналила. Никто и не подумал их отворить, хотя уверена, они видели в камеры мою машину и номера.

Я бросила взгляд на себя в зеркало, на пластырь на щеке. Бледная, с синяками под глазами, гематомой на лбу, ненакрашенная… Может, в таком виде не стоило являться к мужчине, который привык к самым роскошным женщинам. Плевать. Я не пришла его соблазнять. И я не одна из этих роскошных женщин — я его жена.

Вылезла из машины и подошла к воротам, позвонила в домофон.

— Откройте ворота, — железным тоном, не терпящим возражения. Неприятно укололо где-то внутри то, что никто не спешил особо ни отвечать, ни открывать. Значит, и правда, сообщил, что развелся со мной. Жена Зверя стала бывшей, и с ней можно не церемониться?

— Не велено кого-то пускать. Только по приглашению.

Сказано с вызовом и полной уверенностью в своей безнаказанности.

— У меня пожизненное приглашение, я — Дарина Воронова, и я пока еще жена Максима Савельевича. Когда я въеду в этот дом после перемирия, вы останетесь без работы. Я вам обещаю… а может, и еще без чего-то, ведь нрав вашего хозяина ох как крут.

Какое-то время в домофоне не раздавалось ни звука, а потом все же меня впустили на территорию особняка. Чужой дом. Враждебный. Словно ощетинился и выставил иголки. Здесь, в его стенах, нет ничего, напоминающего обо мне.

Передо мной открыли парадную дверь и пустили меня внутрь. Я швырнула одному из плебеев моего мужа свой плащ и с гордо поднятой головой вошла в дом, и последовала навстречу Антону, который выглядел озабоченным и даже бледным.

— Где мой муж?

— Кто дал вам этот адрес? Фаина?

— Какая разница? Ты решил меня допросить?

— Мне приказано вас сюда не впускать.

— А мне плевать на то, что тебе приказано. Я все еще Дарина Воронова и все еще жена твоего хозяина. Так что подожми хвост, убери клыки, прижми уши и отойди в сторону, и, может быть, я дам тебе лизнуть мою ногу, когда войду в этот дом в следующий раз.

Антон несколько секунд смотрел на меня, но я не отвела взгляд, и он попятился назад, слегка склонив голову. Вот так. Знай свое место.

— Я доложу, что вы здесь.

— Не надо таких церемоний, я сама найду Максима. Ты свободен.

Антон замялся, беспомощно посмотрел на двух охранников, потом снова на меня.

— Я думаю, все же лучше предупредить, и Максим Савельевич сам выйдет к вам.

Я не стала возражать, но не осталась стоять внизу, а пошла следом, стиснув пальцы, заламывая их, чувствуя, как начинаю нервничать все больше, как покрываюсь бусинками пота. Когда мы дошли до массивной двери, судя по всему от кабинета, и та захлопнулась у меня перед носом, я вздрогнула, в очередной раз понимая, насколько меня здесь не ждали.

И в эту секунду я услышала голос своего мужа, полный ноток раздражения и презрения.