— Яша, это тетя…

— Не тетя, — оборвала ее я, — Даша. Меня зовут Даша, и я пришла к тебе в гости. Давай знакомиться.

Мальчик молчал, только поднял на меня невероятно огромные синие глаза. И у меня кольнуло где-то в груди. Остро кольнуло так, что я даже вздрогнула. Он так невыносимо похож на Максима. Как две капли воды. Те же черные волосы, тот же упрямый взгляд, та же линия капризных полных губ. Маленькое повторение. Я пыталась отыскать в его лице другие черты, но их не было. Может, где-то что-то неуловимое, если бы знала мать… А так я видела перед собой Максима, и от этого сходства мурашки ползли по коже. И все мысли о том, что он чужой, о том, что от другой женщины, и это всего лишь способ вернуть моего мужа, куда-то улетучились. А ведь и я себя заставила сюда идти. Я тоже не хотела иметь с этим ребенком ничего общего и, скорее всего, не имела бы… а может быть, и сама не рассказала о нем Максиму. И от этих мыслей не по себе стало. Стыдно. Очень и очень стыдно. Особенно, когда смотришь в глаза самой невинности и понимаешь, насколько человек способен на подлость, а еще страшнее — на равнодушие.

— Ты любишь плюшевых медведей?

Я протянула ему игрушку, он взял, сдавил пузо медведя тонкими пальцами и продолжил все так же смотреть на меня. Без эмоций. Совершенно отрешенно. Принимая мое внимание как должное, но абсолютно ему не нужное. Даже в этом похож на своего отца… А ведь маленький такой. Не может быть ему все равно. Эмоции скрывать научился.

— Ты уже в школе учишься? — спросила и опустилась перед ним на корточки, чтоб глаза в глаза смотреть. Так удобней, так не возвышаешься над ребенком горой и не давишь его своим превосходством.

— Нет, не учится. — ответила за него Жанна. — Учителя домой приходят, к школе не готов пока. Есть некоторые проблемы. Психолог говорит, что у ребенка проблемы с развитием и вообще ему надо в спецучреждение, он нервный, неусидчивый, с расстройством…

— Мне это не интересно, — я ее перебила, — особенно здесь и сейчас.

Повернулась к мальчику и увидела, как вспыхнули синие глазки. Понравилось, видать, как я ответила нянечке его. Ведьма. Да, малыш, я тоже заметила, какая она ведьма.

— Ничего. Догонишь и пойдешь в школу.

Потом решила не тянуть кота за хвост, не притворяться и не ходить вокруг да около.

— Тебе рассказывали, что у тебя сестричка есть?

Синие озера удивленно округлились.

— Да-да, есть маленькая сестричка. Ее зовут Тая.

Он даже оживился, и пальцы, сжимающие мишку за пузо, начали шевелиться.

— И папа есть. Настоящий. Правда, он сейчас уехал по работе и не знает, что я тебя нашла для него и хочу привезти к нам домой.

Сказала, и у самой сердце сжалось — равнодушие из его глаз пропало, они стали такими бездонными, полными надежды и тоски. И я себя вспомнила… как надеялась, что мать и отец приедут за мной в интернат. Что когда-нибудь у меня семья появится, что пить оба бросят, одумаются, заберут домой.

— А ты? Ты моя мама?

Это была та секунда, когда я забыла, зачем пришла сюда, зачем вообще решила забрать этого мальчика. Он, словно, ударил меня прямо в сердце, расколол его на части и забрал себе кусок. Вот так молниеносно всего лишь парой слов.

— Я же тебе рассказывала, что твоя мама умерла, Яша.

Если бы я могла, то пригрела б ее об стенку. Резко обернулась к Жанне, но она не смотрела на меня, а смотрела на мальчика. Смотрела, как смотрят на надоедливое насекомое, которое нельзя по какой-то причине раздавить. И мне ужасно захотелось раздавить ее саму.

— Если ты захочешь, я стану твоей мамой.

Он ничего мне не ответил, а я забрала его в тот же день. Пока Жанна собирала игрушки, документы, вещи, она причитала, что Яша плохо спит по ночам, что она умаялась за это время и что она у него уже седьмая няня — никто не выдерживает. Ребенок трудный и очень вредный. Наверное, это особенности его национальности. Евреи — они такие настырные уже с детства. Все это при нем, все в каком-то раздражении. Когда в очередной раз сказала, что мальчик нервный, я не выдержала:

— Послушайте, нервная здесь вы. И национальность совершенно не при чем, если человек полон гнили, как вы. Вам за что платили? Чтоб вы ухаживали за ним, а не обсуждали и поливали грязью. Тем более при нем. Жаль, ваш работодатель не знал, что вы из себя представляете.

— Я представляю? — она закудахтала, как курица. — Я? Да я самый лучший педагог в нашем городе. Я работала в милицейском детском саду, я…

— Свободны вы. Я сама его вещи соберу. Андрей Савельевич с вами позже свяжется.

— Неблагодарные, с таким тяжелым ребенком работала, и на тебе, вот так увольнять. Терпела этого обоссанца…

Это был мой предел. Предел, за которым исчезает нормальный человек и появляется фурия… Та самая, готовая раздавить мерзкое насекомое. Вот эту самку Богомола на длинных ногах в круглых очках и с пучком волос на макушке. Потрясти за эти волосы и шваркнуть пару раз о стенку. Я схватила ее за шиворот и вытолкала в коридор.

— Одно слово, и ты сама обоссышься в штаны, когда я тебе язык отрежу. Ясно? Пошла вон отсюда.

— Ненормальная. Я жаловаться буду.

— Кому? Маме или бабушке? Пошла. Обещаю — лицензии работать с детьми я тебя лишу.

Едва за ней закрылась дверь, Яша улыбнулся, потом посадил медведя на стол и начал помогать мне складывать игрушки.

Домой мы приехали ближе к вечеру. Мальчик все время оглядывался по сторонам, округляя глаза и рассматривая дом. Видно было, что ему нравится и он поражен всем, что его окружает.

— Огромный, — сказал Яша и поднялся по ступеням. — А тут привидения живут?

— Нет, — рассмеялась я, — здесь живем я и Тая, а еще наш обслуживающий персонал. Но если очень хочешь, мы заведем здесь и привидений.

— А я буду спать в дальней комнате? Как обычно спят приемные дети?

Поднимается по лестнице с этим огромным медведем в руках, а у меня внутри все сжимается от его вопросов. Ведь они ужасны. Наверное, та домомучительница так ему говорила. Откуда только берутся такие твари?

— Нет. Ты будешь спать там, где захочешь. Выберешь себе комнату сам.

— Правда?

— Правда.

Тае он понравился в первую же секунду, как она его увидела. Столько визга и восторга я еще у нее не замечала. Весь вечер она была занята и почти не требовала моего внимания, потому что они то собирали кубики, то строили домики из покрывал и стульев, то играли в ее игрушки. И мне было так удивительно видеть, что в маленьком мальчике, по сути выросшем без ласки и любви, ее оказалось намного больше, чем в любом взрослом.

— Тебе не скучно играть с Таей? — спросила я, наведываясь к ним в очередной раз.

— Нет. Не скучно. А она, правда, моя сестричка?

— Правда. Твоя сестричка.

— Ааа папа… он знает, что я здесь? Вы ему рассказали?

— Пока нет. Но я непременно расскажу, когда смогу к нему дозвониться.

Лицо ребенка погрустнело:

— А вдруг он будет против?

— Не будет. Он обрадуется. Я в этом уверена.

Как ни странно, но я и в самом деле была в этом уверена. Знала точно, что Максим бы не бросил своего сына. Не позволил бы ему пережить то, что пережил сам. Потом я их обоих уложила спать. Таю с собой, а Яшу в той комнате, что он выбрал рядом с нашей. Когда собралась выйти и потушила свет, он вдруг тихо попросил:

— Не тушите свет, пожалуйста, и не закрывайте дверь.

Я включила ночник и слегка прикрыла дверь, пожелав ему сладких снов, пошла к себе. Сегодня Глеб должен был прислать мне всю информацию по Богдану Нестерову.

И Глеб сдержал слово. Я рассматривала собранный им материал. Везде фото Макса в военной форме. Я совсем не разбираюсь в том, как работают фоторедакторы, но Глеб сказал, что многие фото постановочные и отфотошопленые. Но очень профессионально, и увидеть это не представляется возможным без должной аппаратуры. Там же я увидела Светлану Нестерову с двумя детьми. Сыном и дочкой. По возрасту дети не особо подходили, но Глеб меня уверил, что все это не проблема и документы будут выглядеть так, что не придерешься. Единственная проблема, которая у меня возникнет — это выезд за пределы города, да так, чтоб Андрей ничего не узнал об этом и не смог помешать.