— Зачем забывать? Просто дай мне шанс.

— Шанс на что? Ничего больше нет. Понимаешь? Хочешь попинать труп?

Ударил еще раз и еще. Намеренно в самую больную точку. Он всегда это умел — убивать словами.

— Уходи, Даша. Здесь больше нет шансов. Ни черта здесь больше нет. Уходи, пока я не приказал тебя вышвырнуть отсюда на глазах у всех. Ты все вспомнила, говоришь? Так вот посмотри мне в глаза сама и пойми, что все кончено. Мне уже наплевать. Понимаешь? Плевать на тебя и на каждое твое слово.

Я долго смотрела ему в глаза, едва сдерживая слезы. Мои силы терпеть его удары уже иссякли:

— И ты спокойно говоришь мне это в глаза? Повтори… я хочу запомнить это. Каждое твое слово. Хочу запомнить после того, как сама простила тебя, после того, как склеивала нас по кусочкам и верила, несмотря ни на что. Ты не верил, ты ненавидел себя. Разве моя любовь не исцелила нас обоих? Скажи мне еще раз в глаза, что не любишь.

Он молчал, и я за эти секунды болезненно умирала и воскресала снова. Нет. Не скажет. Он ведь не откажется от меня. Он всегда говорил, что не отпустит меня. Схватил за плечи и слегка тряхнул, всматриваясь мне в глаза:

— Я тебя больше не люблю, а может, и никогда не любил. Ты для меня ничто, и звать тебя никак. Мне плевать на твои воспоминания. Мне насрать, что ты меня прощала — это были твои решения, и никто тебя не заставлял. А у меня прощать не получается. Для меня человек превращается в пыль, в грязь. А теперь пошла вон. Ты меня утомила.

Последние слова он проорал мне в лицо, и я вздрогнула.

— Почему? — всхлипнула. — Почему ты так поступаешь со мной? За что?

— Потому что я так хочу. Ничего больше. Никакого тайного смысла. Никакой философии и подтекста. Просто хочу, чтоб тебя не было рядом со мной. Мужчины до банального просты в своих желаниях.

— Ты лжешь. Я чувствую, что ты мне лжешь. Это не может быть правдой.

— Неужели? — снова хохочет. — Ты, правда, чувствуешь что-то? Серьезно? А оно на хер уже не надо, ясно?

Он мне казался не просто чужим, он казался мне совершенным незнакомцем, готовым проехаться по мне и не заметить, облив грязью.

— Я… не могу в это поверить. Не могу понять. Слышу тебя и… и ни одно слово мне не понятно. — мой голос сорвался, и по щекам потекли слезы.

— Новая болезнь? После потери памяти — потеря мозгов? Хотя. Они атрофировались у тебя сразу после аварии. И если память восстановилась, то с мозгами проблемы явно остались.

Я не выдержала, впилась в воротник его рубашки обеими руками, сдавила, притягивая его к себе. От слез и от его слов, которые и изрезали мне все вены так, что я не могла стоять на ногах, мне казалось, я умираю. Он превратил этот разговор в сплошное унижение, в мою казнь. И с удовольствием отрезал от меня куски мяса, причиняя боль, чтоб сожрать ее с упоением.

— Зачем ты это делаешь с нами? Зачем ты все разрушаешь? Зачем ты убиваешь нас снова? После всего, что было. Я люблю тебя. Я безумно тебя люблю. Мы ведь столько всего прошли вместе, и это пройдем. Дай шанс. Ради нашей дочки. Я знаю, что ты зол, разочарован, разбит. Знаю, что это моя вина. Но я сделаю все, чтоб мы опять были счастливы.

На какие-то доли секунд его глаза затуманились, словно отражая мою собственную агонию. Тусклая искра тоски. Не яркая и такая зыбкая. Но я схватилась за нее. Я впилась в нее всем существом. Обхватила его шею, прижалась к нему всем телом, зарываясь пальцами в его волосы, жадно прижимаясь губами к его шее туда, где пульсирует вена.

Я должна говорить не смолкая, я должна разжигать эту искру, резаться о его шипы, но не разжимать рук. Пусть я даже истеку кровью. Максим не ожидал, и его ладони обхватили меня, сдавили до хруста, до боли, и я со стоном покрыла поцелуями его скулу, шепча срывающимся голосом:

— Прости меня… прости. Люблю тебя… с ума схожу без тебя. Дышать не могу без твоего дыхания… все еще вижу наши звезды. Верни мне хотя бы одну, и я зажгу для нас миллионы.

Мужские ладони жадно прошлись по моей спине, зарылись в волосы, и я ощутила, как он вздрогнул всем телом и тут же схватил меня за запястья, и силой отстранил от себя. Сдавливая мои руки так, что от боли потемнело перед глазами:

— Погасли все звезды. Их больше нет. Ты их все закопала, и они сгнили. Мертвецы не оживают, Дарина.

— Не бывает так. Ты лжешь. Звезды не гаснут. Они вечные. Значит, не была твоя любовь звездами. Значит, ты никогда меня не любил. Любовь не проходит так быстро.

Сдавил мои пальцы еще сильнее, дергая к себе.

— Она умирает, как и все живое. Если ее методично убивать, если душить ее, сжигать, топтать, предавать. Она умирает, и все… понимаешь? И не важно, что ты этого не понимала, не важно, что ты меня не помнила. Ты меня предавала. Ты верила кому-то, но не мне. Ты играла в какие-то игры. Ты отобрала все наши шансы. Теперь ты пытаешься отковырять из-под земли какие-то звезды? А их больше нет. Ни одной. Я никогда не прощу тебя. Это конец.

— Я оступилась… я была не собой. Я тебя не знала. А они угрожали мне и…

— Зато ты прекрасно знала, что ты делаешь. Ты могла прийти и рассказать мне. Ты много чего могла. Но предпочла быть идиоткой, которая решила сражаться с ветряными мельницами или раздвинуть ноги перед моими врагами.

— Прости меня. Пожалуйста, Максим. Прости меня.

Как же жалко это прозвучало.

— Пусть бог прощает, для этого его придумали. А я… я не могу забыть. У меня все это дерьмо стоит перед глазами. Я, бл*дь, хотел бы потерять память, как ты. Забыть тебя там у стенки, извивающуюся рядом с этим… ублюдком. Хотел бы забыть, как ты орала мне о ненависти и презрении, забыть, как отказывалась от дочки. НО Я НЕ МОГУ. И не хочу. Ты каждый день снова и снова меня убивала. А теперь стоишь тут и просишь воскреснуть? Воскреснуть, когда сердце давно остановилось и уже не бьется для тебя? Думаешь, случится чудо, если вырвешь кому-то сердце и засунешь обратно в дырку, развороченную в груди? Отвечай, Даша?

Тряхнул так, что у меня перед глазами искры рассыпались.

— Не случится. Чудес не бывает. Оно мертвое, ясно? И никто, и ничто его не воскресит. Все во мне сдохло. Ничего не осталось. Все, что касалось тебя, исчезло. Ни чувств, ни сожалений. Пустота. Тишина. И "прости" твое такое ненужное и жалкое. Ты пришла это услышать? Так слушай. Вот она правда. Каждый раз, когда я тебя вижу, мне хочется утянуть тебя в могилу, свернуть твою шею. У меня в ушах твои слова, перед глазами твое лицо, которое мне хочется изуродовать.

Я чувствовала, как комната кружится, вращается, меня затягивает дикое отчаянье. И нет сил даже пошевелиться. Он уже тянет меня в могилу. Для этого не нужно бить или резать.

— Молю тебя, Максим. Ради всего, что было. Ради Таи.

Максим отшвырнул меня от себя и, схватив бутылку с подоконника, сделал несколько глотков.

— Ооооо, какой избитый женский трюк. Спрятаться за спину ребенка. Ты наконец-то вспомнила о ней? Интересно, а если бы я все же отобрал ее у тебя, ты бы за нее боролась?

Когда он произнес эти слова, я вдруг поняла, что все, что я сейчас говорю, уже не имеет никакого значения. Максим похоронил наши отношения, и пути назад больше нет.

Он скрестил руки на груди и с издевательской усмешкой смотрел на меня.

— И еще. Ты не знаешь самого важного — я собрался жениться. Так что давай, и правда, побыстрее все уладим. Без истерик.

Вот теперь он меня убил по-настоящему, вонзил нож мне в сердце и придавил рукоять, чтоб наверняка насквозь. Я перестала дышать. Я могла ожидать чего угодно, только не этого.

— Жени… ть… ся? — я никак не могла произнести это слово целостно.

— Да. Как только мы разведемся. Надеюсь, ты не станешь мне мешать. Ты ж вроде как любишь меня. Пожелай мне счастья, Дашаааа. Давай все сделаем по-хорошему. А то ведь можно и по-плохому. Например, я передумаю и отберу у тебя дочь.

Я пошатнулась и попятилась назад, меня трясло, как в лихорадке:

— Ты не посмеешь так поступить.