Желание Зака Хэтфилда исполнилось: Кики Маги направили в третий батальон, по крайней мере, временно, поскольку сложилось мнение, что её, Кота Локхарта и Джимми Уинго неплохо на некоторое время удалить из Портленда. Кики удалось побывать во многих диких местах на северном побережье, что было в новинку для городской девушки. К её удивлению, она ощутила в себе долго дремавшую связь с нетронутой природой, которой она раньше никогда не чувствовала. Кики решила, что если этот кошмар как-то когда-нибудь разрешится, и она снова сможет делать, что хочет, то уедет из Портленда на это побережье, окаймлённое скалами, с густыми, тёмными лесами над морем.

Локхарта отправили, так сказать, на «дорожные гастроли». Добрармия направила Кота в такие места далеко на севере, как Беллингем в штате Вашингтон, и дальше на восток, в Монтану, а в одном случае он дал незабываемый «концерт» в Ванкувере, что в Британской Колумбии. Это принесло Коту небывалую честь: он был объявлен в розыск Королевской канадской конной полицией, как особо опасный преступник. Парламент в Оттаве издал распоряжение об объявлении его вне закона, применив устаревший правовой документ, позволявший любому человеку, полицейскому и кому угодно застрелить преступника на месте. Такое распоряжение об объявлении вне закона в последний раз принималось в девятнадцатом веке против индейских метисов-повстанцев Луи Риэля. Уинго направили в поддержку Локхарту, и во время последней поездки в июне Кики поехала с ними. Она была водителем, вела наблюдение и всячески помогала знаменитому снайперу, вместе со сменявшимися группами местных добровольцев в Спокане и Кёр д'Ален.

За это время Кики и Джимми Уинго стали любовниками, что в Добрармии обычно означало просто редкие любовные встречи в их повседневной жизни на бегу, похожей на американские горки. Естественный ход событий помог Кики войти в новую жизнь. Кики совершила над собой огромное психическое и эмоциональное усилие, разделив свою жизнь на две части или половины — до и после Фландерс-стрит. И никогда не позволяла этим частям перекрываться в её сознании, по крайней мере, когда могла помешать этому. До Фландерс-стрит было раньше. Тогда она была другим человеком, не тем, что сегодня.

Настоящее началось после, и она стала кем-то другим. Каждый раз, когда всплывали воспоминания об Элли, Кики подавляла их мгновенно и безжалостно. Подсознательно Кики было совершенно ясно, что это самообман, и очень возможно, что её роль полицейского доносчика каким-то образом всплывёт, и ей придётся умереть за то, что она натворила. Она просто приняла этот риск вместе с риском такой же ежедневной смерти. Кики, как в изломанном отражении одной из её старых двенадцатишаговых программ отказа от наркотиков, приучила себя жить одним днём и просто не думать о будущем. Она стала фаталисткой и приняла это философски. Теперь её жизнь катилась по наезженной колее, и она намеревалась посмотреть, как всё обернётся.

В середине лета Кики с Уинго вернулись в Портленд, хотя у Кики теперь была чёлка, а волосы выкрашены в рыжий цвет. К этому времени они стали признанной парой, а по правилам в нашей армии такие пары по возможности держали вместе и давали им работать одной командой. Битва на Фландерс-стрит отошла в прошлое, произошли другие кровавые события и катастрофы для правительства и полиции, отражённые средствами массовой информации, и теперь Кики с Уинго были в такой же опасности в Портленде, как и везде. Кики понятия не имела, как Мартинес с Джарвисом справились с её внезапным и драматическим бегством. Она знала только, что не было никакого публичного заявления полиции Портленда о ней или даже просто об участии какого-нибудь стукача в битве на Фландерс-стрит.

Всё это событие было обыграно в средствах массовой информации как героическая операция по спасению жизни вице-президента Соединённых Штатов, возглавлявшаяся лично шефом полиции Линдой Хирш. Кики слышала, что все полицейские, участвовавшие в перестрелке, получили благодарности, а Мартинес и Джарвис — медали за отвагу, как и Хирш с Маккаферти, конечно, посмертно. Помимо этого Кики ничего не знала о том, что полицейские Портленда решили насчёт неё. Ей также не было известно, что Оскар и Гэри Бреслер всё ещё без устали охотятся на неё.

Однажды летним вечером Кики участвовала в занятиях по спецподготовке вместе с добровольцами Джейсоном Кармоди, Эриком Селларзом и Аннет Риджуэй, занятиях, которые на самом деле были частью охоты Третьего отдела на «крота». Их всех доставили в складское подразделение в Бивертоне на лекцию и практические занятия, проводимые лейтенантом Винсентом Паскарелла, взрывотехником Второго батальона.

Эрик огляделся и увидел четыре низких стойки с металлическими полками метра по три в длину, стоящие примерно в полуметре друг от друга и служащие козлами. Наверху этих сооружений с полками лежали два тяжёлых чёрных цилиндра длиной чуть больше метра, сделанные из какой-то ребристой стальной трубы с дополнительными кронштейнами и проводами, торчащими из нижней части, и четыре — пять труб потоньше, изготовленных, похоже, из нержавеющей стали, с тупыми, почти как у торпед, носами и треугольными закрылками или крыльями примерно посередине и ниже на дырчатом основании. К этому времен Эрик избавился от привычки задавать вопросы, но Паскарелла, видя, что все разглядывают эти штуковины, сам начал объяснения.

— Это «пыхтуны» и «свистульки».

— Я так и подумал, сэр, но что из них есть что? — спросил Эрик. — Я никогда не видел их раньше.

— «Пыхтуны» — это самодельные миномёты, — показал на чёрные цилиндры Паскарелла. — Мы сделали их калибра 81 мм для совместимости с армейскими, и поэтому сможем использовать в них определённые заводские детали, такие как лафеты-двуноги, и монтировать их на опорной плите миномёта «M252», если когда-нибудь достанем у военных один из них, но я бы не рискнул стрельнуть из одного из этих пыхтунов «родной» миной. Они подорвут нас самих.

— Я знаю, что эти ракеты называются «свистульками» из-за звука, который они издают, — сказала Аннет. — Ну да, по определению «Си-Эн-Эн».

— Да, примерно так и есть, — согласился Винс. — В них используется сделанное в нашем клубе любителей науки твёрдое топливо, которое не хочет оставаться твёрдым. Техники ещё возятся с этим топливом, пытаясь сделать его устойчивым. Мы то и дело используем эти штуковины, чтобы перебросить через стены Бремера пару любовных записок дяде Слиму[50]. Я всё надеюсь, что мы попадём в правительственный сортир и взорвём какого-нибудь федерального судью на толчке, но до сих пор результаты были, мягко говоря, неоднозначными. Это как дирижабли во время Первой мировой войны. Хорошее психологическое оружие, и они могут заставить какого-нибудь чиновника или секретаря мандражировать, приходя на работу, но проблема в том, что этими чёртовыми штуками не удаётся попасть даже в большой сарай, и слишком часто боевая часть даже не взрывается. Кроме того, надо найти место для установки, и для их пуска нужен расчёт из трех человек, по крайней мере, и тогда нам, как правило, в конечном итоге приходится уходить от погони.

Риски высоки, а результаты сомнительны. Нам удалось заставить федералов очистить многие высотные здания, потому что даже эти неуклюжие дурочки могут врезаться в окно небоскреба, но федералы просто оцепили прилегающие улицы и разместили свои офисы и оборудование в прицепах внизу, ниже уровня стен Бремера. Я всё время слышу разговоры, что интендант главного штаба пытается достать для нас какую-то серьёзную технику у подходящих международных торговцев оружием, или прямо у самого «Ивана Медведя», и мы обещаем 50 тысяч долларов любому американскому военнослужащему, который сможет толкнуть нам «M252» с парой десятков мин, но пока без толку.