— Хорошо, — сказал Бреслер. — А есть соображения о том, кого мы ищем? Я имею в виду, что это за человек? Его профиль, как сказали бы полицейские в старые времена?

— Ключ может лежать в том, что пока всё выглядит исключительно операцией портлендского бюро полиции, — предположил Хилл. — Если бы это была федеральная операция, я бы сказал, что мы ищем мужчину или, может быть, женщину, но более вероятно, мужчину, с серьёзным военным прошлым, скорее всего из разведки. Но он, видимо, скрыл этот факт от Добрармии и утверждает, что был просто рядовым в Тикрите или ещё где-нибудь. Стукач не скрывает своего военного прошлого полностью, что было бы невозможно среди мужчин, и в самом деле воевал на Ближнем Востоке, как и многие наши добровольцы, но будет действовать под вымышленным именем, а его упоминания будут безупречными и проверяемыми, чтобы поддержать его вымышленную личность.

Я думаю, он не стал бы сдавать мелкие тайники с оружием и отдельных добровольцев. Он действовал бы как ФБР против «Коза Ностра» в старые времена, когда они на самом деле боролись с преступностью и засылали к ним таких парней, как Донни Браско. Он в первую очередь занялся бы сбором разведданных, пытаясь подняться вверх по служебной лестнице, установить как можно больше наших людей и передать столько данных, сколько сможет, чтобы его хозяева смогли ударить по всем нам сразу и провести один больший массовый арест. Федеральные бюрократы любят большие зачистки, чтобы они могли покрасоваться на телевидении и добиться большого продвижения по службе а, возможно, и уйти в политику и начать карьеру конгрессмена.

— Но портлендская полиция? — продолжил Хилл, прихлебывая уже остывший кофе. — Местные правоохранительные бюрократии — это глубоко консервативные учреждения, сопротивляющиеся любым переменам. По моему предположению, они бы придерживались того, что знают, то есть взяли бы на крючок какого-нибудь своего мелкого преступника, видимо, угрожая большим тюремным сроком и позволяя крысе избежать его.

Они склонны не обращать внимания на общую обстановку и ищут быстрое решение, быстрый захват, чтобы показать немедленный результат. Количество, а не качество. Именно так копы с улиц попадают на экраны телевизоров и добиваются повышений. Кажется, именно так происходит и в нашем случае. Они собирают случайные кусочки, здесь тайник с оружием, там доброволец или два. И, видимо, сильно давят на своего информатора, чтобы показать результаты, оформить облавы и улучшить статистику. Кто бы это ни был, ведут его Мами и Обезьяна.

— Возможно, поэтому нам надо сосредоточиться на похищении одного или их обоих и прочитать им «Евангелие от Дершовица»? — предложил Бреслер.

— Конечно, это мысль, чёткая мысль, — согласился Хилл.

— Когда мы поймаем того, кто бы он ни был, что дальше? — спросил Бреслер. — Ты ведь знаешь, что потом, — сказал Хилл.

— Да, знаю, — раздражённо бросил Бреслер. — Я имел в виду, есть ли какой-то установленный порядок для такого рода дел? Военный суд, что ли? Слава Богу, мне раньше никогда не приходилось иметь с этим дело.

— Это зависит от обстоятельств, — сказал Хилл. — И, в любом случае, будет не твоей заботой. Мы решили, что лучше держать грязное бельё армии вне поля зрения даже от товарищей, насколько возможно. Исчезновение лучше для боевого духа, чем открытая казнь. Этим займётся особый отряд Третьего отдела. Если всё пойдёт хорошо, то в один прекрасный день определённый товарищ исчезнет, а остальным будет сказано, что человек был переподчинён, и дело с концом. Необходимость знать только кому надо и так далее.

— Нет, — решительно сказал Бреслер. — Мы так не поступим. Когда придёт время, позвони мне, Уэйн. Я много думал о нашей группе прекрасных парней и девушек, которую нам удалось собрать из обломков белого населения нашего континента. Эти двое ребят, что были здесь у нас сегодня вечером — хороший пример. У меня после них поднялось настроение.

Добровольцы Северо-Запада — самые лучшие, самые смелые, последняя надежда наших предков и цивилизации. И если есть те, кто предал их и изменил священному долгу, который мы взяли на себя, то я хочу посмотреть им прямо в глаза перед тем, как нажать на спусковой крючок, так чтобы я чертовски хорошо знал, что они никогда, никогда снова не предадут свою кровь. Можешь передать от меня Мэтту Редмонду, что Первая портлендская бригада почистит свой собственный дом.

— Хорошо, раз ты так хочешь, — кивнул Хилл.

— Да, я так хочу, — подчеркнул Бреслер.

Вечером того же дня Хилл сидел в своей маленькой комнате высоко над городом и смотрел вниз на реку Колумбия. На небе появились луна и звёзды, и в их бледном свете он различал туман, сгустившийся над водой. От множества мыслей Хилл не мог уснуть. «Эй, мышка, мышка!» — произнес он про себя. Хилл никогда не думал о стукачах как о крысах.

Они казались ему мышами, прогрызающими сзади мешки с зерном в сарае или буханки хлеба в кладовой. Невидимыми за исключением оставляемого помёта, пачкающего и портящего пищу.

«Ну, мышка, только на миг высунь голову из норки, чтобы я мог разглядеть тебя.

Тогда ты моя, маленькая пушистая тварь. Я знаю, ты где-то здесь, и поймаю тебя».

Кики была поражена отсутствием шума вокруг ноябрьского убийства бывшего посла в Южной Африке и его жены из племени банту. На следующий день во время её обычного отчёта казалось, что Джарвиса и Мартинес больше интересовал вид использованного оружия и мина-ловушка на машине, чем само двойное убийство.

— Слушайте, а вас не беспокоит, что эти парни убили пару человек, и вы записали их на пленку, или компакт-диск или, что у вас там? — недоверчиво спросила она. — Может, самое время, чтобы прикрыть это дело и начать аресты? Теперь они у вас на крючке за Большое Убийство. Боже, что же ещё вам нужно?

— Две эти смерти, конечно, прискорбны, — ответила Мартинес. — Но, так уж вышло, что бывший посол Уитмен был республиканцем и политическим противником президента, а наша начальница — демократ и, конечно, сторонница Клинтон, так что бюро не относится к этому двойному убийству настолько серьёзно, как ты думаешь. Мы сами выберем время для завершения операции «Прожектор» и ареста, Кристин, не беспокойся об этом. На самом деле мы рады, что это произошло, потому что теперь в Добрармии будут знать, что ты сохраняешь хладнокровие во время мокрых дел, и начнут использовать тебя в более серьёзных операциях.

— О, замечательно, как раз на это я и надеялась, — съязвила Кики.

Кики ещё не было известно, что Линда Хирш не утерпела, и, соответственно, надсмотрщики Кики уже начали аресты на основе собранных с её помощью улик или информации, которую смогли извлечь из её данных. И они действовали так уже несколько месяцев, ничего ей не говоря. Со временем Кики узнала об этом, и когда она поняла, что они совершали налёты на цели в Добрармии, связанные с ней, это ввергло её в ещё худшие глубины отчаяния, чем раньше, с начала её мучений в роли тайного осведомителя. Однажды в январе она, наконец, схватилась с Мартинес во время одного из постоянных отчётов в комнате Центра юстиции, используемой для допросов.

— Ты, что, просто хочешь меня убить? — отчаянно кричала она. — Эти люди — не круглые дураки! Сейчас они уже не могут не знать, что среди них появился стукач, и они, наверно, ищут меня! Со дня на день я могу получить вызов пойти на с ними на убийство, а оно окажется моим собственным! Почему ты хотя бы не скажешь об этом прямо, чёрт тебя побери?

— Чтобы ты не психанула в панике, как сейчас. Расслабься, Кристин, — небрежно бросила Мартинес. — Мы подходим выборочно и не арестовываем тех, с кем ты часто общаешься. У них нет оснований подозревать тебя. Мы должны проводить задержания, чтобы оправдывать свои изрядные расходы на этот проект и на тебя. Именно так делаются эти дела. Мы не можем бесконечно тратить доллары налогоплательщиков совсем без результатов. Доллары налогоплательщиков, часть которых идёт тебе. С лета прошлого года ты получаешь пятьсот баксов в неделю без налогов, что ты наверняка знаешь, если смотрела свой счёт на той банковской карточке, что мы тебе дали.