Временное правительство Северо-Западной Американской Республики, действовало согласно мандату проекта Конституции от октября 2006 года, написанной в давние дни, когда движение состояло немногим более, чем из одного полубезумного старика с компьютером. Для решения проблем, вызванных массовым перемещением и переселением населения, правительство учредило Бюро расы и расселения (БРР).

В Портленде генерал морской пехоты Партмен выступал со всё более и более жёсткими заявлениями об отказе сдать город националистам независимо от того, что было решено в Лонгвью. В сельских районах продолжались стычки между наступающей Добрармией и оставшимися правительственными силами. Результатом стал двухсторонний поток беженцев: юнионистов (сторонников ЗОГ), бегущих в Портленд, и покидающих город белых людей, которые или симпатизировали националистам, или просто хотели избавиться от чёрных и цветных головорезов ФАТПО, измывающихся над ними.

Большая часть небелых, оставшихся на Северо-Западе, так же как и многие белые семьи среднего и высшего класса, упаковывали пожитки и бежали от страшащего их будущего тоталитарного государства, похожего на карикатуры, в виде которых СМИ всегда изображали все прошлые белые националистические режимы. В то же самое время множество белых семей из Калифорнии и с Юго-Запада также упаковывали пожитки и бежали на Северо-Запад из страха перед растущим сепаратизмом латиноамериканского движения «Френте де Ла Раса» — ФДЛР. Движение ФДЛР уже требовало создания нового латиноамериканского государства «Ацтлан», которое должно было расположиться на Юго-Западе, или как независимое государство на территории Соединённых Штатов, или даже на части самой Мексики.

Большая часть прибывающих белых беженцев оказалась в районе Северного берега. Хотя Северный берег действительно много лет был очень мало населён и вполне мог принять свежие силы, особенно молодую белую кровь, этот наплыв создал определённые проблемы со снабжением.

Бюро БРР создало переселенческие центры в таких местах как Астория, Сисайд и Клэтскани, включая один центр в Астории, в бывшем кегельбане на недавно переименованном Бульваре имени Локхарта.

Однажды холодным и сырым вечером в начале октября майор Джеймс Уинго заступил на смену как дежурный офицер в этом переселенческом центре и помогал принимать очереди прибывающих белых беженцев и их семей, которым выдавали временные удостоверения личности и предоставляли на выбор жильё по потребности. Иногда новоиспечённым жителям Республики доставались просто шикарные дома, брошенные сбежавшими юнионистами, а иногда — разваливающиеся квартиры и дома-прицепы, брошенные мексиканцами. Но иной раз и место в общем спальном корпусе какой-нибудь школы или гимназии или в отдельном здании, которое смогли приспособить для этих нужд. В какой-то момент Уинго удалось перевести дух.

Он отошёл в сторонку поговорить с капитаном Кристиной Экстрем, которая добровольно исполняла обязанности офицера по размещению и перевозке беженцев, когда почувствовал, как кто-то дернул его за рукав. Уинго обернулся и увидел пожилую женщину в потрёпанном платье и пальто, с морщинистым лицом и редеющими белыми волосами. Рядом со старушкой, держа её за руку, стояла маленькая девочка, лет пятишести, худенькая блондиночка, и пристально смотрела на него настороженными и недоверчивыми голубыми глазами. Было что-то неуловимо знакомое в её волшебном личике, но Уинго не мог вспомнить, на кого она похожа.

— Чем могу вам помочь, мэм? — спросил он.

— Я знаю тебя, — сказала старушка. — Я раньше видела тебя по телевизору.

— Да, мэм, я уверен, что видели. — Я подрабатываю рекламой зубных паст и соусов для барбекю, — сострил Уинго.

— Не валяй дурака, парень! — оборвала его старушка. — Мне надо спросить тебя об одном важном деле. Я видела тебя по телевизору, когда ты стрелял из автомата на Фландерс-стрит в Портленде. С тобой был тот парень Локхарт Кошкин глаз и одна девушка по имени Кристин Маги. Я — Мэй Маги, мать Кристин. А это — её дочка, Мэри Эллен. Может, ты знаешь, где сейчас Кристин?

«О, Господи!» — подумал про себя Джимми, сердце его упало, а ноги подкосились.

— Да, мэм, я знаю о вас. Кики рассказывала мне о вас обоих. Она вас очень любила. Я… Я не знаю, как сказать, как рассказать вам об этом…

Он беспомощно развёл руки.

— Она умерла? — уныло спросила Мэй.

— Да, мэм, — беспомощно кивнул Уинго. — Она погибла в бою в прошлом январе.

— Ты уверен?

— Да, мэм. Я был там, когда это случилось. Мне очень жаль. Ваша дочь была храбрым солдатом, хорошим соратником и другом. Нам всем её не хватает.

— Ну, не скажу, что удивлена, — вздохнула старушка. — Я никогда не знала точно, что с ней делается после того, как она — после того, как она всерьёз связалась с вами. Думаю, я догадываюсь, почему она сделала это. И мне всегда было интересно, ну, в общем, верила ли она в это дело.

— Да, мэм, она верила.

— Наверное, в глубине души я всё-таки предчувствовала, что никогда больше её не увижу. Эта девушка говорит, что даст нам комнату, и возможно комната у нас останется, если всё устроится.

И старушка повернулась, чтобы вернуться в свою очередь на транспорт.

— Подождите! — воскликнул Уинго.

Он вытащил блокнот и ручку из кармана рубашки, быстро написал своё имя и протянул листок старушке.

— Я — майор Джеймс Уинго, Первый батальон, Третья орегонская бригада Сил обороны Северо-Запада. Сохраните это, миссис Маги. Пожалуйста. Я не знаю, что случится в следующие месяцы. Может, я не смогу сделать это сам. Но я хочу попытаться и не потерять вас и Мэри Эллен, потому что лучше всего могу это сделать через БРР, и хочу, чтобы вы запомнили моё имя. Позже я спрошу здесь о вас и попытаюсь, но если это почему-нибудь не удастся, попробуйте найти меня сами. Сейчас не время и место, чтобы заниматься всем этим делом, так как мы не знаем, что произойдёт, но в любом случае, если я все ещё буду жив, то хочу помочь вам и вашей внучке. Насколько смогу, в память о Кики.

Мэй пристально посмотрела на него.

— Ты знаешь, чем она занималась? Перед тем, как попала к вам?

— Да, мэм, я знаю. Я также знаю, кем она стала потом, и это — всё, что меня волнует. Я обязан дать её матери и её ребенку всё, что смогу. Вот что я хочу.

Мэй сунула бумагу в карман.

— По-моему, ты не знаешь всего, но мы с Элли много пережили за прошлые годы и не должны ни от чего отказываться, так что я могу только принять твоё щедрое предложение, майор.

Шёл октябрь месяц, с его холодными, но ясными днями, листья на деревьях покрывались позолотой и устилали землю, утренние туманы становились всё гуще. К полудню 22 октября в старом здании суда округа Клэтсоп, за длинным столом конференц-зала, в который был превращён зал судебных заседаний, состоялось ежедневное штабное совещание командования Третьей бригады. Стены теперь были заклеены картами, увешаны полками и кругом стояли шкафы для хранения документов. А над креслом, в котором когда-то сидели тираны в чёрных мантиях, посылавшие белых мужчин и женщин в ад на земле, свисал большой трёхцветный флаг.

Пять лет минуло с того утра, когда федеральные маршалы окружили дом Г устава Сингера в Кёр-д‘Ален, чтобы забрать у него детей, потому что он и жена рассказывали детям перед сном «неуместные» древнескандинавские мифы и сказки. Но в то утро, наконец, что-то лопнуло, и вскоре государственные бандиты Америки, расстрелянные соседями Сингера, валялись на земле в своих пробитых бронежилетах.

— Всё ещё никаких сдвигов на переговорах в Лонгвью? — спросил полковник Экстрем.

— Ну, есть действия подобного сорта, — скривила рот его дочь Кристина, отшвырнув газету «Ю-Эс-Эй тудэй».

Фотография на первой странице, сделанная телеобъективом и довольно нечёткая, изображала двух юных членов делегации Добрармии на мирной конференции, слившихся в страстном поцелуе на балконе гостиницы.

— Я сделала бы здесь некоторые замечания о наших налоговых долларах в действии, если бы мы платили налоги.