Совершив усилие, топлю любопытство в себе, не решаясь провести его по хрупкому, едва наметившему мосту между нами. Да это, скорее, и не мост даже, а тонкая нить благодарности, которая оборвется, едва я выйду за дверь.

Вместо этого спрашиваю о нейтральном:

— На день рождения к Сене придешь в следующие выходные? Слышала, тебя приглашали.

— Не знаю пока. Ближе к делу решу.

Я снова не удерживаюсь от воспоминаний. Как-то само собой получается.

— Помнишь, как ему на двадцатилетие набор пивных бокалов подарили, которые ты в итоге о затылок придурка Эдика разбил? Это сосед Робсона, который вечно напивался как свинья и всех бесил.

Челюсть Адиля неуловимо дергается.

— Всего не упомнишь. Я тогда редкостным долбоебом был.

— Это я тебе идею подарка подкинула, если что. — Издав смущенный смешок, тычу пальцем в крошку на столешнице, чтобы переложить ее в блюдце. — И думать долго не надо.

Адиль никак не комментирует мое предложение, и я понимаю, что наступил тот самый момент, когда еще можно уйти без ущерба для собственного достоинства. Дальше будет поздно.

— Маму пирогами угостишь. — Бесшумно отодвигаю стул и смотрю на Адиля сверху вниз. — Лев Георгиевич очень хороший врач. Я бы сказала: лучший в этом направлении. Обязательно к нему сходите. Если вдруг начнется тошнота или головные боли, нужно будет обратиться в больницу. Это симптомы сотрясения мозга… Хотя я уверена, что все обойдется.

Адиль кивает:

— Понял. Отвезти?

Я отрицательно трясу головой. Нет. Это будет совсем нечестно по отношению к Диме. Знай он, где я нахожусь сейчас, уже бы рвал и метал… Хотя я бы все равно не поступила по-другому.

— Давай тогда такси тебе вызову.

— Мне еще к отцу зайти надо. У меня письмо… — Я смущенно похлопываю себя по невидимому карману. — В прошлый раз забыла отдать.

В прихожую иду, захлебываясь поднявшимися воспоминаниями. Всему виной тон Адиля, эхом вернувшийся из прошлого.

«Ну вот куда ты полезла, — ворчал он, когда я однажды поранила ступню, перебираясь через забор в надежде сократить путь к дому. — Давай теперь за шею мою держись».

Я, конечно, и не думала сопротивляться, даже наоборот — млела от удовольствия. Да и какой девушке в девятнадцать не хочется, чтобы ее на руках носили? Всю дорогу до дома я собиралась усиленно страдать, но, когда Адиль насмешливо шепнул в ухо: «Разбойница хренова», не выдержала и рассмеялась.

— Может, по десерту закажем? — Озорно поиграв бровями, Ксюша разворачивает ко мне тейбл-тент с сезонным меню. — Я недавно с безглютеновой диеты слезла и хочу это отметить. Здесь тортики, говорят, обалденные.

Я вполне могу обойтись без сладкого, но, насколько знаю подругу, в одиночку она пировать не станет. Поэтому соглашаюсь. В последнее время мы стали реже видеться, так что время вместе хочется провести максимально приятно.

— Давай. Я возьму профитроль.

Пока Ксюша ищет, чем себя порадовать, меня в очередной раз посещает дежавю. После возвращения Адиля это стало случаться все чаще и чаще, будто активировался портал в прошлое.

Нам с ней по четырнадцать, в дешевой забегаловке мы косимся на настольное меню, прикидывая, хватит ли денег на два пирожка и какао.

— Ксюш.

Она поднимает глаза:

— Да?

— Помнишь, мы мечтали, как будем ходить по лучшим заведениям и заказывать все, что душа пожелает? И чтобы непременно модно и дорого одетые?

Ухмыльнувшись, Ксюша тычет в себя большими пальцами и победно покачивает головой. Мол, смотри, как было и как стало. Она у меня молодец: вот уже полтора года хорошую должность в крупной интернет-компании занимает и отлично зарабатывает.

Одновременно с воспоминаниями о детстве меня захлестывает необъятное чувство теплоты по отношению к лучшей подруге. Мы с Ксюшей знакомы с пеленок. Росли в одном дворе, вместе учились в школе и университете. Она, как и я, из самой обычной семьи, мама и отец всю жизнь трудились на заводе. Разве что ее папа, в отличие от моего, не пил. Может быть, в этом и кроется причина моей огромной любви к ней. Перед Ксюшей никогда не нужно было казаться лучше, чем я есть, потому что она и так знала обо мне все. Нас, наверное, и подругами называть будет неправильно — больше бы подошло «сестры».

— Как думаешь, мы сами-то верили, что так будет?

— Не знаю, как ты, а я точно верила, — хихикаю я. — Ты же помнишь о моей неистребимой вере в чудеса.

— Помню-помню. — Ксюша откладывает меню и фокусируется на мне взглядом: — Кстати, об этом. Как Адиль? Ты писала, что виделись.

— Ну про первый визит я ведь тебе рассказывала?

— Рассказывала. Он тебя до дома довез и общался так, будто ты ему смертельную обиду нанесла. Потом еще Дима в довесок приревновал.

— Да, — подтверждаю я. — А два дня назад я поехала к отцу во второй раз, чтобы письмо передать, которое в прошлый раз забыла. У подъезда мать Адиля увидела… Она на лавочке в такой холод в одном халате сидела, с разбитым лбом. Адиля ждала из аптеки…

Ксюша закрывает ладонями нижнюю часть лица и сочувственно трясет головой.

— Ужас какой, Даш. Так жалко… Сил просто нет… Вот за что такие страдания людям?

— Да, очень ее жаль. В общем, я накинула на нее свою куртку, и мы вместе дождались Адиля, потому что в квартиру она возвращаться без него отказывалась. Так сильно любит его…

От воспоминания о ее взгляде, горящем фанатичной решимостью, в горле набухает ком, и, чтобы справиться с ним, мне приходится опустить взгляд.

— Так он ведь сын ее единственный, — подсказывает Ксюша. — Для матери свой ребенок самый лучший, каким бы он ни был.

— Мы с ним разговаривали на кухне… — Я разглядываю собственные пальцы, невольно выпуская наружу улыбку. — Первый нормальный разговор наконец состоялся. Мне кажется, Адиль изменился. Спокойнее, что ли, стал. Я про драку на дне рождения Сени вспомнила, когда бокалы разбились… Помнишь, наверное? Он так отреагировал… Как будто ему стыдно или неудобно. То есть видно, что не гордится.

— Ну да. А теперь вспомни вашу встречу на моем дне рождения, когда он тому придурку вмазал. И когда они с Димой твоим чуть не подрались… Ничего не путаю ведь? У Роберта. Ты сама рассказывала.

Я чувствую себя неловко. Будто уличили во лжи. Но я говорю как есть. Адиль действительно повзрослел. Заботится о своей матери и в целом кажется куда спокойнее.

— Это другое… Тот парень руки распустил, а с Димой они просто повздорили. До драки не дошло.

— Это он еще только вернулся… — не сдается Ксюша и, вздохнув, понижает голос: — Даш, ты взрослая умная девушка, и не мне тебе наставления давать. Просто знай, что я за тебя волнуюсь. Раньше считала, что Адиль тебе не пара, и продолжаю думать так же.

Адиля Ксюша всегда недолюбливала. Когда мы встречались, она ни слова против не говорила, но я все равно чувствовала ее отстраненность. А после того как он уехал и я немного пришла в себя, Ксюша сказала, что Адиль всегда пугал ее своей замкнутостью и агрессией и без него мне точно будет лучше. Тогда эти слова стали подспорьем в том, чтобы пережить его отъезд. Сейчас же почему-то немного царапают.

— Во-первых, я живу с Димой. Во-вторых, у меня даже мысли нет снова сойтись с Адилем.

Стараюсь говорить это непринужденно и с улыбкой, но выходит из рук вон плохо. Загораются уши, голос протестующе дребезжит.

— Да я понимаю, понимаю, — успокаивающе произносит Ксюша. — Просто вслух рассуждаю. Вы когда встречались, фактически детьми были… Постоянные встряски, ревность, скандалы и страстные примирения по юности хороши. Но представь такого, как Адиль, в быту и браке. Видишь что-нибудь? Я, например, нет.

Когда-то я мечтала выйти за Адиля замуж, но с тех пор много воды утекло. За те семь лет, что пыталась вычеркнуть его из жизни, у меня едва ли была возможность представлять его в быту и браке, но, если вопрос стоит именно так… Нет, наверное, не вижу. По крайней мере, в той картине брака, которую себе нарисовала. Как у мамы с Олегом. Их отношения мне очень импонируют, и именно поэтому я выбрала Диму. Как и отчим, он добродушный и умеет заботиться.